Выдумщик

И я почувствовал: какую-то проверку прошел успешно. И время от времени ходил к ним и, как ни странно, не стеснялся именно им читать свои первые стихи, простодушно одобряемые.

И все устроилось, жизнь пошла. И вдруг – сверхдлинный звонок в дверь. Но вроде бы зачет по алкоголизму я уже сдал? Пересдача? Открыл. Фека! Зачем? Еще один гость из прошлого? Но он же давал мне подержать свою финку… в трудный момент? Но тот момент уже миновал. Стоп! Он и сейчас может сгодиться… Кстати пришел. Не могу вспомнить, из какого писателя: «Привычно и целеустремленно пьян»? «Не столько приехамши, сколько выпимши!» – как шутили мы с друзьями-отличниками в новой школе. «Не в замше, но зато поддамши». Работа с Лёнькой, видимо, доконала его.

– Я должен… поблаго… дарить… Алеф-фтину Васильевну!

– О! Давай! – я втолкнул его в мамину комнату. – Вот, мама. Пришел поблагодарить.

Фека, уже только кивком, подтвердил свое намерение. Мама, как я и думал, обрадовалась.

– А, Фека! Садись.

И он сел. Кстати – на мой стул. Для меня – табуретка.

Мама сидела за столом в сиянье настольной лампы. В круг света попадала и младшая моя сестра Оля, тоже за столом, а далее – мы. Исчадия тьмы.

– …Тогда я продолжу? – строго сказала мама.

– Конечно, мама! – сказала добрая Оля.

Мама у себя в институте, будучи председателем профкома, писала стихи к праздникам и ко дням рождения и лучшие помещала в стенгазете, которую рисовала сама. Но жизнь привела ее к прозе. Мама старалась читать ровным голосом, без нажима – как бы это сочинение не про нас. Но нажим все равно был!

«В круг света от настольной лампы вошла девочка с волевым лицом и упрямым лбом.

– Мама! – взволнованно проговорила она. – Я не понимаю, как образованный человек, доктор наук, член партии может бросить семью, в которой дети еще не кончили школу и не определили свою судьбу!»

Наверное, я должен спиться по этому сюжету? Не обещаю! А вдруг сейчас пойдет текст про меня? Перетерплю. Рассказ уверенно клонился к тому, что заблудший отец в конце вернется и покается… и слышать это было невыносимо. Не вернется он!

– Пардон! На секунду! – я вскочил, выбежал.

Не могу! Все равно слышно. Кинулся к туалету. Наверное, лучше не закрывать, чтобы они слышали плеск струи? Но и это меня не реабилитирует. Я шел назад… и остановился у двери.

– Да-а! Душевно, Алевтина Васильевна!

Рецензент! Я был убит. Кого я привел в свою жизнь?

– Вот видишь, Оля! – произнесла мама. – Я говорила тебе – у Феки есть душа! Он все понял!

Стоп! А у кого, значит, ее нет?

– А как же, Алевтина Васильевна, ваш сын? – проговорил Фека. – Пусть едет, разберется с отцом. Я пацанов могу подключить.

– Не надо, Фека! – вздохнула мама. – Он ничего не хочет. Я давно поняла: у Валерки закрытая душа.

Ничего себе. Мама говорит! Толчком, видимо, послужило то, что я съездил к отцу в Суйду уже после того, как они развелись. И – ничего не рассказал. Но зато взял у бати деньги, которые он мне сунул, смущенно проговорив: «Это тебе на год»! Но каково это маме? Говорила всю жизнь: «Да Егор безграмотный!» Так чего же ждала? А он при этом – доктор наук, автор знаменитых сортов проса, ржи! Поэтому и мои успехи она как бы не замечает: «Вылитый Егор». Какой я еще могу быть? Отца я на веревочке не привел – души нет. Мама права.

Фека трагически молчал – чем подтверждал ее мысли. Ход его!

– Можете рассчитывать на меня, Алевтина Васильевна!

– Ну, что ты говоришь, Фека! – она засмеялась.

Что-то я разгорячился… Но жить надо. И возьми себя в руки. Я открыл дверь и вошел, с фальшивой улыбкой, как и положено человеку с закрытой душой.

Фека, весь выложившись, дремал. И впервые я поглядел на него с завистью. Если бы я столько выпил – тоже, может, был бы с открытой душой? Нет. Навряд ли.

– Все! Подъем! – я растолкал его. – На выход! Мама, я провожу его?

Мама вздохнула. Конечно, грустно расставаться с душевным парнем. Но не селить же его? Спустил Феку с лестницы. В хорошем смысле. И когда мы вышли, я рассказал небрежно о суйдинских впечатлениях.

– Ха! – произнес Фека. – Приезжай завтра на Шкапина – всё будет!

Ну просто добрый ангел нашей семьи.

И я поехал на Шкапина. Ни черта тут не обнаружить. Закопченные паровозным дымом дома без каких-либо указателей. Друг мой предупредил, что рядом находится – не отличить – аналогичная улица Розенштейна, тоже революционера. Но там – враги. «Могут на перо взять, легко». Конечно, заманчиво. Но приехал я за другим.

«А шкапинские, что ли, меня пропустят?» – «Сошлись на меня. Меня любая собака знает!» – «А вдруг она с Розенштейна забежит?» Но это жалкая моя шутка была оставлена без ответа.

Смотрю… Встречаются дома с выбитыми стеклами, необитаемые. Табличек ни на одном доме нет. И день неудачный, холодный. То ли дело – удушливая атмосфера кинозала в родной Суйде! – вспомнил с тоской. Даже метро «Балтийская» с его серо-холодным вестибюлем, вызвавшим у меня озноб, когда я там вышел из вагона, манило обратно своим светом и теплом. Но если возвращаться – не приеду никуда никогда.

И я шел – не по враждебной ли улице? Впрочем, и шкапинские могли меня «принять» – Фека, я чувствовал, преувеличивал свою власть. Где обещанные доступные красавицы? Прошло лишь непонятное грязное существо неопределенного пола – и всё.

«Кончай сухой мандеж!» – как говаривал Фека. И я вошел во двор с цифрой «13» на стене дома. Без названия улицы. Смерть? В углу неприветливого двора стояла шобла. Каждая эпоха находит правильные слова для сборищ и правильно одевает: поднятый воротник, скрывающий лицо, зловещая вспышка сигареты, натянутая кепка, чтобы не запомнили, если что… Как раз «если что» мне и светит. Смотрятся!.. Шпанский шик! Но у меня не было ощущения, что я приближаюсь к блаженству. И надо их как-то опередить!

Спертый воздух хулиганских дворов. И вот огоньки завспыхивали чаще: надо скорей докурить – и за дело. «Карась заплыл!» Бежать было бесполезно – наряду с другими отточенными навыками той поры отлично работали всяческие подножки, подсечки, после чего преследуемый не падал, а влетал головой в какую-нибудь каменную стену, разбивал лицо в кровь. А если «кровянка» – значит, враг. Дальнейшее предсказуемо. Поэтому я сам кинулся к ним.

– Парни! Клево! Нашел вас! Где пузырь тут купить? К корешу иду – не с голыми же руками?

– А что за кореш? – поинтересовался длинный.

– Да Фека Шашерин! – я сплюнул.

Чтобы можно было еще повернуть, что я ищу его с целью мести.

– А-а! Этот! – орлята переглянулись, как мне показалось, зловеще.

Я похолодел. Розенштейновские? «Сейчас тебе оторвут самое то, что тебя сюда привело!» – я пытался острить, хотя бы с самим собой.

– А сам ты чей?

– С Лиговки!

Еще плевок.

– Не мути! Я там всех знаю! – сказал самый «возрастной».

Но тут из парадной вышел Шашерин.

– Пошли!