– А что? Началось?
– Я же думала, у меня все закончилось, навсегда. Кто же знал, что у вас тут такие дела творятся?
«Что ж, революция женских прокладок вступила в новую фазу! – подумал Ландаун. – И теперь в ней льется нужная кровь…»
А вслух сказал:
– Нечего там секретничать. Ты, Лариса, обязана мне сообщать все данные по нашему эксперименту. Как говорят немцы, женщина не должна стесняться врача, священника, мужа… и Ландауна, – добавил он отсебятины.
– А как ты услышал-то? – удивилась Гюльчетай.
– Организм очистился, чувства обострились. Во время голода в Поволжье в первые годы Советской власти обоняние людей позволяло им учуять подводу с хлебом за много километров. Так и я прекрасно все слышу. А у Ларисы после очищения голос стал ярче и громче, поэтому шепот ее – и раньше-то театральный – теперь чистая дань условностям.
– А у тебя волосы на макушке отросли, – заметила Гюльчетай.
– Это не единственное, что тебя удивит…
Котел 2. Душа
До выборов президента оставался один месяц, один месяц до решающей схватки. Все участники лихорадочно готовились, глушили друг друга найденным и придуманным компроматом, выбирали места, где лучше организовать шествия, а где посадить снайперов, и только у Ландауна еще, как говорится, конь не валялся.
Хотя как раз конского топоту было в достатке. Лариса, как та златогривая кобылица из «Конька-горбунка» носилась по заснеженным полям на лыжах, каталась с Матреной с горки и вообще наслаждалась легкостью и здоровьем и била в нетерпении копытом, порывалась срочно ехать в город искать себе мужа или любовника. Но трезвость Ландауна не давала ему остановиться на полпути.
– При городском образе жизни всю эту легкость и молодость ты растеряешь в считанные недели, если не прочистить голову. Форму физического тела…
– Я в прекрасной форме!
– Форму физического тела можно сохранить, только если жить правильно. А для этого надо понимать причины человеческого поведения.
– Ладно, давай, учи! – Лариса уселась за стол и сложила руки перед собой друг на дружку как прилежная ученица.
– Как физическое тело состоит из клеток, так и душа состоит из некоторых частей, назовем их… например, мегастонами, которые так же могут быть здоровыми и больными, заполненными чистой, светлой информацией или всякой грязью и негативом.
– Ну, все! я поняла! Сейчас мы также будем мучить больные и грязные мегастоны жаждой и голодом, пока они не протянут ноги. Так? – Лариса была очень довольна своей методологической рефлексией, но ее веселость и легкомыслие были не совсем удачны в таком тонком и кропотливом деле, как очищение Добра от зла, отделение зерен от плевел, мух от котлет.
Ландаун и Гюльчетай переглянулись, и Ландаун торжественно объявил:
– Лариса, ты совершенно права. Именно этим мы сейчас и займемся. Поэтому ты будешь молчать девять дней!
– Целых девять дней? – возмутилась Лариса.
– Десять дней! – добавил Ландаун.
– Отдай мой паспорт и отпусти меня домой!
– Одиннадцать дней!
Лариса поняла, что так считать Ландаун может долго, и приняла неизбежное.
– Кх-м.
– Вот и хорошо! А теперь постараемся понять, почему именно так. Ведь также как заботиться о теле тебе придется всю твою долгую счастливую жизнь, точно также тебе самостоятельно придется заботиться о чистоте твоей души. А чистота твоей души – это залог приязненного и благожелательного отношения к тебе твоего мужа, к которому ты недавно так рвалась.
– Так почему все-таки молчание? – озвучила Гюльчетай вопрос, созревший в глазах Ларисы. Та благодарно кивнула ей.
– Светлые и чистые мегастоны содержат информационную базу, которая помогает нам в светлых созидательных делах, а также программы-алгоритмы исполнения этих светлых дел. Они несут благо всем людям, а в конечном итоге и всей Вселенной, так что Вселенная заинтересована в их существовании и подпитывает их своей энергией при их исполнении. Чем чаще ты творишь Добро, тем больше эти программы, а лучше сказать – правила от слова «Правь» – получают энергии Вселенной.
– Логично! – перевела Гюльчетай одобрительное мычание Ларисы.
– Темные деструктивные программы не получают энергии Вселенной, энергии Любви, потому что нацелены только на самих себя, их отличительная черта – эгоизм, самость. Вселенная им не отказывает, энергия Любви разлита повсюду, но эти программы не способны ее воспринимать. Для питания им нужны энергии гордыни, зависти, злобы, раздражения, гнева и т. п. И они добывают их, даже если при этом вредят своему «хозяину». Зависть и злоба подпитывают программу, но одновременно подтачивают и сжигают здоровье человека.
– Но ведь они этим и свое существование укорачивают?
– Нет, при этом они размножаются. Излитая злоба поселяется в другом человеке, потом распространяется дальше. Как остановить ее рост? Забыть про нее. Выйти из привычного информационного поля, прекратить общение, – Ландаун улыбнулся Ларисе. – Все святые уходили в пустыню, кто на 40 дней, кто на год, чтобы очиститься от этих программ.
– Ты хочешь сделать меня святой? – спросила Лариса устами Гюльчетай.
– Конечно.
– А как же я тогда выйду замуж?
– Идея, что святым один путь – в монахи, выдумана темными силами, чтобы святые не размножались. На самом деле именно святым нужно иметь семью, детей, именно они способны к Любви и созиданию.
– Блин! – перевела Гюльчетай эмоциональный жест Ларисы. – Блин! Блин! Блин! Почему я раньше об этом не догадалась?
– Скоро ты будешь знать гораздо больше. 11 дней ты проживешь вон в той баньке, одна в тишине, только под свист ветра и скрип дверей. Без мирских дел и забот, даже еду тебе будет приносить Гюльчетай и ставить в сенях. Твои программы от информационного голода взвоют и набросятся на тебя, но силы их быстро иссякнут без подпитки. Ты выйдешь обновленной, чистой, светлой.
Лариса послушно пошла в баньку.
– Погоди! – остановил ее Ландаун. – Есть еще одна тонкость! Как ты правильно отметила, голод уморит негативные программы, но позитивные, созидательные правила надо подпитывать, наращивать, лелеять.
– То есть надо позитивно мыслить? – предположила Гюльчетай.
– Чтобы позитивно мыслить, нужно иметь чем…
– Ты опять намекаешь на недостатки женской логики, типа у женщин голова, чтоб прическу носить, а не чтобы мозгами думать… – завелась Гюльчетай, а может Лариса.
– Да не об этом я! – махнул рукой Ландаун. – Думаем мы словами. Слова как клавиши на рояле – есть черные клавиши, а есть белые. Сейчас у людей рояли испорченные – разных ругательств, подколок и подначек даже дети знают очень много, на их клавиатуре сплошь черные клавиши, а белых клавиш – всего, может быть, десяток.
– Не может быть!
– Ну, назови десять хороших слов, которые ты могла бы применить к себе, – предложил Ландаун.
Гюльчетай загнула первый палец:
– Я красивая… – и вдруг задумалась. – Э-э… добрая, заботливая… э-э
– Ласковая! – не выдержав, подсказал Ландаун и загнул ей четвертый палец.