Банкир-девственник
Одному мальчику повезло – мама его вышла замуж за банкира. Отчим мальчика – господин, нет, лучше сказать господинище Никодим Кузькин был сказочно богат, являясь фактически единоличным владельцем «КрутоБанка». Но мальчика невзлюбил и вскоре отправил жить в деревню к бабушке. И даже маме запрещал навещать его, и денег на пропитание и одежду не посылал, а когда у них родился свой ребенок, то и маме стало не до сына.
«Андрюша, приехать не могу, улетаем в Канны», – вот по таким sms он и помнил маму.
Так и рос мальчик на бабушкиных овощах да на сказках. А сказки он любил и всегда просил бабушку
– Расскажи про Царевну Несмеяну!
– Хорошо, – говорила бабушка и начинала.
Был у хозяина работник. Проработал он год, наступила пора расчет держать. Хозяин был им доволен, поэтому выставил на стол мешок с деньгами – долларами, юанями, евро, йенами – а сам за дверь: «Бери, сколько заработал!» А работник думает: «Как бы лишнего не взять!» И взял одну монетку – рубль, да и тот обронил, когда у колодца наклонился воды напиться. Погоревал работник, да делать нечего, и нанялся он работать еще один год…
Постойте-постойте, скажете Вы, а при чем тут везение-то? Ну, если вам мало того, что у ребенка была здоровая пища… По взгляду вижу – мало. Если вам мало, что телевизора Андрюша в глаза не видел, а как подрос – перечитал книги, которых у бабушки было – три стены… Тоже мало. Тогда добавлю, что в тот день, когда вся семья банкира исчезла вместе с «Боингом» в Индийском океане, мальчика с ними не было.
Погоревал мальчик, погоревал, но как-то дальше жить надо. А жизнь его круто переменилась, потому что теперь уже он – Андрей Никодимович Кузькин – оказался владельцем того самого «КрутоБанка». Свалившееся на него внезапно наследство сделало его излишне популярным в банкирских и прочих деловых кругах. Как мухи кружились вокруг него агенты, менеджеры, продюсеры, директора и председатели. Один предлагает долю, другой просит отсрочки, третий обещает 300% годовых. От этого жужжания голова у юноши заболела и пошла кругом. Думал он хоть немного прийти в себя в своем новом доме – нет, лучше сказать, особняке – где они поселились с бабушкой.
– Бабушка, а расскажи мне опять про Царевну Несмеяну.
– Да уж тебе 17 лет, внучек, тебе о девушках пора думать, а не о сказках.
– Расскажи, бабушка. От сказок покойней на душе, и мудрость я в них большую чувствую.
– Хорошо, внучек.
И на второй год – опять та же история. На третий год еще усерднее принялся работник трудиться. И сено накосит, и колорадских жуков оберет, и комбайн починит. Поглядишь: у кого хлеб сохнет, желтеет, а у его хозяина все бутеет; у кого картошку из травы не видать, а у его хозяина – с куста ведро набрать можно. Хозяин разумел, кого благодарить, кому спасибо говорить. Кончился срок, он мешок денег на стол: «Бери, работничек, сколько душа хочет; твой труд, твоя и деньга!», а сам вышел вон. Берет работник опять одну денежку, идет к колодезю воды испить – глядь: последняя деньга цела, и прежние две наверх выплыли. Подобрал он их, догадался, что Бог его за труды наградил; обрадовался и думает: «Пора мне бел свет поглядеть, людей распознать!»
Но и дома вытащил парня из уединения заявившийся якобы с визитом вежливости сосед:
– Вадим Иванович Околесин, партнер вашего покойного отца, – с избыточным радушием представился он, – а это дочка моя, Альбина.
Обрадовался Андрей, что хоть кто-то к нему не по делу зашел, и разговорился с соседями, поделился с ним своими горестями:
– Совестно мне, что я с наших заемщиков процент беру. С лихвой долги возвращаю. А лихва-то от слова лихо, лишение. Миллионы людей работают, чтобы мне деньги принести, а сами еле концы с концами сводят. Стыдно это.
– Глубоко ты копать взялся. Тут тебе я не советчик, – сказал Околесин. – А езжай-ка ты за границу, поучись в Сорбонне, где Альбинка моя учится, – тут он подмигнул дочери. – И ей не скучно будет, и тебе наука.
– Да на кого же я банк оставлю?
– Займусь я твоим банком, не беспокойся.
Ушли Околесины, а Андрей с бабушкой поделился планами учиться поехать.
– Учиться – это хорошо, – сказала бабушка, – а вот Околесину ты не верь. Взгляд у него холодный.
– Да ладно ты, бабушка! – отмахнулся парень. – Нормальный он дядька, с банком мне обещал помочь.
– Век бы его не видеть с помощью его и дочкой.
Пошел работник, куда глаза глядят. Песни поет да валютой позвякивает. Идет он полем, бежит мышь: «Ковалек, дорогой куманек! Дай денежку; я тебе сама пригожусь!» Дал ей рубль. Вот на что, скажи, живности деньги? Но раз надо, то надо. Идет дальше лесом, ползет жук: «Ковалек, дорогой куманек! Дай денежку; я тебе сам пригожусь!» Дал и ему рубль. Если уж жук человечьим языком заговорил, значит, очень ему этот рубль нужен. Поплыл дальше рекой, встрелся сом: «Ковалек, дорогой куманек! Дай денежку; я тебе сам пригожусь!» Он и тому не отказал, последний рублик отдал. Инвестировал в рыбьи обещания. И вот пришел в город – а там людей, а там дверей! Реклама глаза слепит, из магазинов музыка гремит, КАМАЗы рычат. Загляделся, завертелся работник на все стороны, куда идти – не знает. Потому что все вокруг платное, а у него все три рубля под честное слово вложены, и когда от них прибыль будет, неизвестно.
А в городе том жила Царевна Несмеяна.
Бабка, между прочим, права оказалась. Пока Андрей за границей был, Околесин такую заваруху устроил, что давно в государстве не было. Знал он, что недолго ему хозяйничать, потому и торопился. За каждый выданный рубль с должников по два да по три требовал, да еще штрафовал за опоздание, за преждевременный платеж, за отсутствие благодарной улыбки на лице, за жалобу в прокуратуру. Тех, кто расплатиться не мог – из квартир выселял вместе с детьми малыми. А еще говорят, что принуждал людей органы продавать, чтобы с банком расплатиться. Но этого я сам не видел, утверждать не буду. До того дошло, что народ на улицу вышел, но об этом рассказ у нас впереди.
Дочка его Альбина тоже еще та птица оказалась. Задумала она (не без папиного влияния) парня на себе женить да через то всем богатством завладеть, и еще по дороге в Сорбонну соблазнить пыталась.
– Обними меня! Да смелей! Что ты как девственник себя ведешь!
– Не надо. У меня где-то половинка есть.
– Она что, тебя видит?
– Не видит, но чувствует.
– То ли сказок начитался, толи сам такой дурак?
– Дурак, наверно. И девственник тоже.
Так и остался парень девственником. А сосредоточился на учебе – хотелось ему правильно управлять своим богатством, чтобы оно пользу приносило стране и людям.
– Как так? – спрашивал он у преподавателя в Гарварде. – Садовник растит яблоки, хлебороб – пшеницу, каменщик строит дома – они приносят пользу людям, а денег у них нет. А я, банкир, хлеб не ращу, домов не строю – почему все деньги ко мне идут?
– Просто одному везет, а другому – нет, – ответил профессор.
– Но почему всегда везет именно банкиру? – воскликнул Андрей.
– А кому же должно везти? – удивился профессор.
«Странная какая-то наука, – подумал Андрей. – И не удивительно, что она кризис предсказать не может».
И бросил учиться, решил на практике премудрость осваивать.
Вернулся он домой, а дома – реально революция. Возле офиса банка – палаточный городок, демонстранты с мегафонами. Плакаты: «КрутоБанк – СпрутоБанк», «Кузькин – зверь, ему – не верь!», «Дверями в банке – не удержишь танки!», «Рябчиков жуй и глодай ананас – Кузькина пробил назначенный час». А одна девушка взобралась на бронетранспортер и размахивала плакатом «Кузькину – кузькину мать!». Лимузин уже проехал мимо, а ее лицо все стояло перед Андреем – раскрасневшееся и с метающимися на ветру длинными светлыми волосами.
В высоком терему, на 37 этаже Останкинской телебашни жила Царевна Несмеяна. Была она красавица из красавиц, и жилось ей привольно да роскошно. Батюшка царь любое желание ее исполнить старался, все дочке обеспечить, чего душа пожелает. И IPhone последней модели, и бассейн с джакузи, и собаку, которую в спичечный коробок вместить можно. А только улыбки царевны никто никогда не видел, словно сердце ее ничему не радовалось.
Горько было царю-отцу глядеть на печальную дочь. Открывает он свои царские палаты для всех, кто пожелает быть его гостем и выпускает официальное коммюнике: «Кому удастся развеселить Несмеяну-царевну;, тому она будет женою. А в приданное – полцарства и 49% акций «Газпрома».
– Нет, что-то одно можно делать – или залог отобрать, или кредит вернуть! Уж этому меня в Гарварде выучили! – горячился Андрей, а Околесин бубнил свое:
– Это у них на Западе «или-или», а у нас и залог забрать можно, и долг получить. Да еще и штраф наложить и морду набить. У нас же сила – милиция, суд, прокуратура.
– Из-за вашей жадности матери детей уже не Бабой-ягой пугают, а мной, Андреем Кузькиным. Вот придет Кузькин, из дома выгонит, узнаешь кузькину мать!
Отправил Андрей Околесина подальше – видеть его не мог – и сказал бабушке:
– А ведь ты меня предупреждала!