В лабиринте версий

– Ты что делаешь! – завопил Ты, когда Трубопроводов принялся лихорадочно собирать чемодан.

– Собираюсь.

– Никакого шмотья. Пусть думают, что ты сюда еще вернешься. Только деньги и документы. И забудь, что ты в розыске. Большинство преступников попадаются, когда начинают паниковать. Ничего, сегодня перекантуешься на конспиративной квартире, а завтра пойдем запишем тебя на курсы акушеров.

– Какие ещё, нахрен, курсы?! – ошалел Трубопроводов.

– Думаешь, тебя кто-то будет искать на акушерских курсах? Ты хоть раз слышал, чтобы кого-то арестовали на курсах акушеров?

В вагоне метро Трубопроводов немного успокоился. Несмотря на то, что часы показывали час дня, на него никто не обращал внимания. Все были заняты своими маленькими делами и до объявленного в розыск первопроходца никому не было дела.

Конспиративная квартира оказалась не квартирой, а только комнатой в коммуналке на первом этаже с общим сортиром, кухней и душем. Комната была маленькой, а окно выходило во двор, где под самым окном стояла лавочка.

– Поживи пока здесь, – весело сказал Ты, – а там что-нибудь придумаем. Ладно, не буду надоедать. Пока.

Оставшись один, Трубопроводов лег на кровать. Спать не хотелось. К тому же, на лавочке за окном громко бубнили местные грымзы.

Думаю, что святая инквизиция, царская охранка, ВЧК, НКВД и гестапо потеряли в изобретателе лавочек под окнами ценнейшего кадра, который, будь у него возможность, изобрел бы еще не одну не менее изощренную пытку.

Мой дорогой читатель, если у тебя есть враг, который заслуживает того, чтобы оказаться в аду еще при жизни, сделай так, чтобы под окном у него появилась лавочка и, уверяю тебя, после этого любой Освенцим покажется ему раем.

Пытка лавочкой похожа на одну из тех пыток, которые на первый взгляд могут показаться ерундой, шалостью, тогда, как, на деле… С лавочкой под окнами может сравниться только тихая, немного даже приятная мелодия, которая звучит по 24 часа в сутки в одиночной камере. Или же, пытка, когда на голову через равные промежутки времени капает по капле вода.

Экзекуцию начинают, обычно, старые грымзы, которым не спится уже с пяти часов утра. На улицу они выползают к шести, усаживаются на лавочку и начинают своими мерзкими голосами мусолить содержание какого-нибудь сериала, перемывать кости властям или поливать грязью соседей.

Чуть позже лавочку оккупируют дети. Эти начинают по ней скакать, громко стучать мячом об стену и визжать, как будто их кто-то режет.

Детей, обычно, сменяют бабки, которые после этих маленьких чудовищ кажутся ангелами, или же подростки. Последние вносят в пыточный репертуар сексуальную озабоченность, дебильное ржание и пахабный мат.

Ближе к ночи контингент взрослеет. Появляется пиво, иногда травка, иногда секс.

Ночью упившиеся алкаши начинают выяснять отношения. Все это длится часов до пяти утра. А уже в шесть…

Незаметно для себя Трубопроводов уснул.

Приснилась ему забавная собака, похожая на пуделя, но с ушами спаниеля. Она бегала по крыше дома и с радостным лаем охотилась на крыс. Крыс она жрала с таким же удовольствием, как новоизбранный депутат жрет икру в ведомственном буфете.

Закончив есть, собака прыгнула с крыши и, махая ушами, как крыльями, совершила плавную посадку на тротуар метрах в 20 от дома.

Проснулся Трубопроводов от детского крика. Ребенок орал у соседей за стенкой. На часах было 4 утра. Первым побуждением Трубопроводова было пойти к ним и придушить это чудовище. Но он и так был в розыске, к тому же, первопроходец и душитель чужих детей, пусть даже орущих на весь дом – это, всё-таки, не одно и тоже. В итоге, вместо того, чтобы дать волю чувствам, он натянул на голову подушку и постарался утешиться тем, что это чудовище орет для всех, а, ради такого дела, можно и потерпеть.

Ближе к пяти выяснилось, что молодой отец первопроходцем себя не считает.

– Да, когда же он заткнется! – закричал папочка.

Затем послышался глухой удар. Трубопроводов отчетливо представил себе, как взбешенный отец впечатывает ребенка в кроватку.

– Перестань его бить! – завопила мамочка, – это же маленький ребенок!

– Тогда заткни его или я за себя не ручаюсь!

Трубопроводов вспомнил своего приятеля, который излечил дочку от крика при помощи магнитофона. Он записал её крик на кассету, а потом надел на неё наушники и врубил звук на полную громкость. Девочка пришла в состояние стойкого изумления, но больше при нем не кричала. Правда, поговаривали, что она так и осталась навечно изумлённой. Ну, да, Трубопроводов не был экспертом в вопросах детской изумлённости.

А за стеной, тем временем, нарастал скандал. Воспользовавшись моментом, молодые супруги решили высказать друг другу все, что накопилось за недолгую совместную жизнь. Разумеется, подобное поведение взрослых совсем не способствовало тому, чтобы их ребенок успокоился и мирно заснул. Чадо разоралось так, что родителям стало трудно его перекрикивать.

– Заткнись, ты, сука! – закричал папочка.

Послышался еще один сильный удар и ребенок смолк.

Но теперь истошно завопила мамаша.

Трубопроводов представил себе, что сейчас приедет милиция, начнут спрашивать соседей, найдут его…

Одевшись, он тихонько вышел из дома.

Вырвавшись на свободу, Трубопроводов оказался в положении человека, который совершенно не знает, что с этой чертовой свободой делать. Им вновь овладело состояние Робинзона, оказавшегося на необитаемом острове. С той лишь разницей, что его остров кишел злобными хищниками в милицейской форме. В Москве начиналось утро и это обстоятельство немного обрадовало Трубопроводова, которому претила роль одиноко шатающегося по тёмным улицам человека.

Ему хотелось есть. В кармане было немного мелочи и он отважился заглянуть в круглосуточный ларек. Там он купил пирожок и банку колы «Столичная».

В ближайшем скверике Трубопроводов сел на скамейку, откусил кусок пирожка и задумался. В голову ничего хорошего не лезло. Будущее рисовалось ему такое, что, хоть продавай сюжет Стивену Кингу. Если бы Иоанну Богослову довелось в своих пророчествах узреть мысли Трубопроводова, он бы выкинул свой Апокалипсис или отослал бы его в издательство детской литературы.

Воспользовавшись его задумчивостью, к Трубопроводову подбежал голубь и клюнул пирожок. Возмущенный наглостью этой вездесрущей птицы, Трубопроводов ловко пнул её ногой. Выполнив несколько фигур высшего пилотажа, голубь скрылся из вида в ближайших кустах.

Это происшествие стало, своего рода, инсайдом для Трубопроводова. Он осознал, что перед ним не какая-то там ужасная фантасмагория, а обычный жестокий мир цивилизованной или упорядоченной дикости, отличающийся от джунглей, разве что, более скверным воздухом. Этот мир населяли либо твари, которых можно есть, либо твари, к которым можно попасть на обед самому. Остальное – не более, чем декорации.

Весь мир – театр, и все такое
По сцене мечется герой
Оркестр не попадает в ноты
Такой вот, братцы, геморрой

И, словно в доказательство этих мыслей, к Трубопроводову подбежала маленькая собачонка и ловко выхватила у него из руки остатки пирожка.

Разумеется, Трубопроводов попытался поставить опыт по изучению сравнительной характеристики полета голубя и собачки в равных условиях, но собачка вовремя отбежала на безопасное расстояние. Также, развитию научной мысли не способствовало наличие у собачки ошейника с пристегнутым к нему поводком, другой конец которого держала человеческая рука.

Почувствовав себя истинным рецидивистом, Трубопроводов хотел, уже, было, наброситься на хозяина собачонки, но им оказался Ты.

– Привет, – сказал Ты, – тебя без ищеек хрен отыщешь.

Увидев Ты, Трубопроводов вскочил на ноги и запрыгал в пароксизме радости вокруг него словно собака вокруг хозяина, услышавшая слово «гулять». Неизвестно, что бы он еще выкинул, если бы не общественность в лице собачки, которая больно цапнула Трубопроводова за ногу. Преисполненный жаждой мести, Трубопроводов погнался за собакой, но Ты его остановил.

– Пошли быстрее, – сказал он, давая, тем самым, понять, что охота на собак окончена.

– Куда?

– В школу.

– В какую ещё, нахрен, школу? – удивился Трубопроводов.

– Ты, что, никогда не был в школе? – еще сильнее удивился Ты.