– Мне уже приятно, – ответила сквозь смех Широчка.
– Тебе кайфово. Приятно – это другое, и даже лучше.
– Тогда сделай.
– Только тебе для этого придётся снять трусики.
– Я согласна, – сказала Широчка и начала снимать трусики.
Но не успела она снять трусики, как Паша стал вдруг серьёзным, лёг на травку, где стоял, и пустил струйку слюны изо рта.
– Что это с ним? – спросила Широчка пионеров.
– Это злой дядька Кондратий пришёл, – ответили пионеры.
– А говорил, что не врёт, – сказала обиженно Широчка, надела трусики и пошла дальше.
Шла она так, шла, и вышла на лесную полянку. «Вот здесь я и отдохну», – решила Широчка. Только она достала пирожок, как слышит, из кустов говорит кто-то ей жалобно:
– Девочка-девочка, дай пирожок. Христом-богом молю.
– Кто здесь! – вскрикнула испуганно Широчка.
– Не бойся меня, – сказал волк, выходя из кустов, – пожалей старого. Три дня ничегошеньки во рту не держал.
Посмотрела Широчка на волка и говорит:
– И вправду ты нестрашный. А хвост у тебя так даже смешной.
– Это не хвост, – смутился волк, но в лес не убежал.
– Присаживайся. Будем вместе обедать.
– Спасибо тебе, добрая девочка.
– Зови меня Широчкой.
– Спасибо тебе, добрая Широчка.
– А почему ты – гидра империализма? – спросила вдруг Широчка.
– Да какая я гидра. Старый больной человек. Пережиток, одним словом.
– А разве волки – это люди? – с сомнением спросила Широчка.
– Ну, хорошо, старый больной волк. Решил я на свою голову ревматизм полечить, по маковой росе покататься, да забрёл сдуру на делянку пионерскую. Помял им мак маленько. Так они меня за это объявили порождением империализма, и дали пионерскую клятву искоренить любой ценой. Знаешь, почему у них на шее красные тряпки?
– Они сказали, что это галстуки.
– Галстуки… А почему они красные?
– Не знаю.
– Это символ макового цветка. У них всё красное: галстук красный, звёздочка красная, знамя красное, дедушка, и тот красный. Дедушка, кстати, красные грибочки в белую крапинку любил.
– Ну а Красную Шапочку зачем ты съел?
– Не ел я никакую шапочку! Даже конфеты. Они тут с бабулькой незаконно пушниной промышляли, а меня, так сказать, издержками производства подкармливали. Когда же в лесу запахло жареным, решили они меня убрать, как лишнего свидетеля. Наняли киллеров, по-вашему, браконьеров, а слух распустили для успокоения общественности. Всё равно меня никто слушать не станет. Да ты посмотри на меня. Куда мне старушатиной давиться? У меня от неё несварение будет. Стар я, а тут ещё нервы ни к чёрту. Стыдно сказать, темноты стал бояться.
Волк вытер непритворную слезу.
– Бедный ты бедный, – сказала ласково Широчка, и погладила боязливо волка по голове.
– Спасибо тебе, добрая девочка. Как бы мне хотелось сделать что-нибудь для тебя!
– Мне пионер Паша хотел сделать что-то приятное, но к нему пришёл Кондратий, и он уснул.
– Не говори мне о нём! – вскричал гневно волк. – Совсем от них житья нет!
– Хорошо, больше не буду.
– А ты хочешь, чтобы тебе сделали приятное?
– Хочу, – просто ответила Широчка.
– А можно мне сделать тебе приятное?
– Только не убегай. Хорошо?
– Не буду.
Но не успела Широчка снять трусики, как кто-то совсем близко протрубил в охотничий рожок.
– Это охотники! – крикнул волк и скрылся в лесу.
– И этот такой же, – грустно сказала себе Широчка, надевая трусики.
Тем временем из леса вышли два здоровых мужика в охотничьих куртках. В руках у них были здоровенные ружья.
– Где он? – грозно спросил первый охотник.
– Кто? – переспросила Широчка, глядя на охотников честными детскими глазами.
– Ты сама знаешь, кто.
– Вы говорите, как дяди и тёти из маминого сериала.
– Не понял? – удивился охотник.