– Прохоров сейчас сидит на сутках, Выходит через два дня. Я тебе сообщу, когда он освободится. Твоя задача: войти с ним в контакт и выведать у него интересующую меня информацию. Как ты это сделаешь – тебе виднее. В выборе способа действий я тебя не ограничиваю.
Ояр встал и выглянул в коридор. Убедившись, что там никого нет, он пожал Павлу руку и выпустил того из кабинета. Спустя полчаса Ояр через запасной выход покинул кафе.
Утро того же дня Олег Островецкий начал с допроса Павла Бабаенко. Розовощекий упитанный пацан явился в сопровождении родителей. Петр Бабаенко, отец Бублика, работал инженером в порту, мать, Ирина, заведовала магазином. Нормальная, хорошая семья, еще и девочка год назад родилась… Как же они упустили сына?
– Ну что, Павел Петрович Бабаенко, – глядя на щекастого мальчишку, Олег старательно хмурил брови, – рассказывай, как это ты вместе с Захаревскими умудрился обокрасть школьную столовую? И учти: Захаревские во всем признались.
Бублик, насупившись, молчал, уставившись в пол. Ирина Бабаенко схватилась за сердце, Петр показал сыну кулак.
– Вот, – Ирина принялась выгружать из хозяйственной сумки банки со сгущенным молоком. – Притащил позапрошлой ночью. Он обычно до одиннадцати вечера гуляет, ну, максимум, летом, до двенадцати. А тут – два ночи, а его нет. Мы переполошились, хотели уже в милицию звонить, он в три является… Притащил эту сгущенку, довольный такой – продукты в дом добыл. Мы: где взял? Отнеси туда, откуда принес! Молчит, как партизан. А он это, значит, все украл?
– Ну, погоди, добытчик! Придем домой – я тебе всю задницу ремнем разрисую! – Петр грозно смотрел на сына.
– Сынок, как же это ты? У нас ведь дома все есть, – причитала Ирина.
Бублик упорно молчал.
– Что же ты молчишь, партизан? – улыбнулся Олег. – Неужели так сгущенки захотелось, что воровать пошел?
– Не хотел я воровать, – Пашка поднял на Олега полные слез глаза. – И сгущенка мне не нужна. Они голодные были! Я им из дома еду иногда носил, а им не хватало. Айна сказала, что все равно этой еды мало и надо забрать из столовки – тогда им еды надолго хватит, и никому за это ничего не будет, новые товары привезут. Ну я и помог им. Постоял на углу школы, чтобы сторож нас не поймал, а Колька за это время набрал в столовой еды… Два рюкзака… А мне дали пять банок сгущенки, – Пашка вновь уставился в пол.
– А ты, выходит, пожалел Айну и Кольку? – усмехнулся Олег.
Бублик понуро кивнул головой.
– Значит, их ты пожалел, а у других детей украл? Деньги на новые продукты, конечно, дадут, но это времени требует, а пока будут без завтраков сидеть. Кстати, ты знаешь, что Колька не только вор? Он еще и разбросал по полу – сахар, муку, макароны, печенье… Просто, чтобы другим не досталось!
Мальчишка вскинул на Олега недоумевающие глаза и вновь потупился. Он никак не мог понять: как голодный человек может ни за что, ни про что уничтожать продукты?
– Ладно, партизан. Выйди в коридор. Мне с твоими родителями побеседовать нужно.
Пашка покорно встал и, ссутулившись, покинул кабинет.
– А знаешь, Петр, – сердито сказал Олег, когда за мальчишкой закрылась дверь, – ты себя выпори! Пацан-то хороший, добрый. Просто ему надо внимание уделять, быть в курсе его проблем, знать с кем он дружит, с какой компанией связался. А у вас так: сыт, обут, одет – ну и, слава богу! А потом: ой, как это парень по кривой дорожке пошел? А просто – когда малец попал на распутье, некому ему было подсказать, никого рядом не оказалось, отец и мать своими делами занимались!
– Ты прав, майор! Ты кругом прав, – мрачно согласился Петр. – Знаешь ведь как: вкалываешь на работе, чтобы порядок был, чтобы быть на хорошем счету. Не дай Бог сейчас потерять работу! Да и хочется, чтобы голоду не знали, чтобы дом был – полная чаша! Вот и упустил сына. Но теперь все будет по-другому. Я буду рядом, не дам пропасть мальчишке! А как ты планируешь с ним поступить? – с робкой надеждой спросил он.
– А никак! Дело в отношении него я все равно прекращаю – он не подлежит уголовной ответственности. В комиссию по делам несовершеннолетних тоже передавать не буду – нечего зря выставлять пацана на позорище. Для него все случившееся и так послужит хорошим уроком. Но на учет в ИДН[29 -
ИДН – инспекция по делам несовершеннолетних.] поставлю – пусть инспекторша понаблюдает за парнем. Вместе вам это будет как-то сподручнее. Да вы не беспокойтесь – она тетка хорошая. Зря дергать пацана не станет!
Олег оформил протокол допроса и дал расписаться Петру и Ирине. Потом позвал Пашку в кабинет, дал расписаться и ему. Мальчишка долго выводил свою фамилию, а затем серьезными глазами посмотрел на отца.
– Ничего, сынок, прорвемся! – Петр погладил его по голове. – Все у нас с тобой будет в порядке. Спасибо, тебе, майор! – он протянул Олегу руку.
Островецкий ответил крепким рукопожатием.
До обеда Олег готовил материалы для передачи в комиссию по делам несовершеннолетних. И хотя дело не уходит в суд, все равно его нужно отработать полностью. Олег допросил Лапиню и ее сотрудниц. Илзе еще пыталась заигрывать, но, натолкнувшись на ироничный взгляд Олега, прекратила эти поползновения. Одну из сотрудниц столовой пришлось признать потерпевшей – из подсобки была похищена ее вязаная кофта, материальной ценности не имеющая. Таковы выкрутасы советского уголовного процесса: вещь ценности не имеет, но ее владелица считается потерпевшей, ибо ей причинен моральный вред.
Закончив с бумагами, Олег отправился на обед, а по возвращении его около двери уже караулил Ояр.
– Олег, у меня все готово. Мать Целмса сидит в кабинете Витьки Миллера.
– Хорошо, действуем по плану, – Олег прошел к своему кабинету.
У двери его уже ждали Михайлов и Николай Захаревский, который был все в той же кожаной куртке.
– Заходите, – пригласил их Олег.
Захаревский замялся у двери, не зная, что ему делать дальше.
– Присаживайся к столу, тебе еще бумаги подписывать, – приказал ему Олег.
Тот сел на стул около стола. Михайлов расположился рядом.
– Слушай, сними ты свою куртку! От нее несет, как от помойки, – поморщился Олег. – Повесь ее на вешалку.
Захаревский выполнил эту просьбу.
Олег зачитал ему постановление о прекращении уголовного дела с передачей материалов на рассмотрение комиссии по делам несовершеннолетних и дал расписаться.
– Все, свободен! – сказал он, убирая дело в сейф. Затем, как бы вспомнив что-то, спросил у Михайлова: – Стоп, а его фотографировали? Дактилоскопировали?
– Нет, – удрученно ответил Александр.
– Как же так, товарищ старший лейтенант? – принялся выговаривать Олег. – Это ваше упущение! То, что дело прекращено, еще не значит, что его фигурантов не нужно оформить по всем правилам. Таковы требования инструкции, а Вы их нарушаете. Немедленно отведите Захаревского в дежурную часть и сделайте там все, что необходимо. Выполняйте!
– Слушаюсь, товарищ майор! – отчеканил Михайлов. – Топай за мной! – зло бросил он Захаревскому, как будто тот был виноват в его служебных упущениях.
Испуганный Захаревский поплелся за ним.
Спустя несколько минут в кабинет вошел Ояр, ведя за собой миловидную хрупкую женщину с изможденным лицом.
– Это Анна – мать Гунара Целмса, – представил он ее.
Олег взглядом указал на куртку. Глаза Анны расширились, она подошла к вешалке, стала ощупывать куртку, затем развернула ее полы и вдруг, молча стала оседать на пол. Ояр еле успел ее подхватить и усадить на стул. Олег метнулся к графину с водой, налил стакан и поднес его к губам женщины. Анна стала пить, стуча зубами о стакан…
– Это… куртка Гунара, – прошептала она, немного придя в себя. – Я сама зашивала ему подкладку. Где? Где мой сын!? – Анна подняла полные слез и ужаса глаза.
Олег скривился, как от зубной боли и отвернулся к окну.
– Анна, успокойтесь, пожалуйста, – Ояр гладил несчастную женщину по плечу. – Мы ищем, мы его обязательно найдем.
Долгоногов увел всхлипывающую женщину. Олег хмуро смотрел в окно. Значит, этот «божий одуванчик» все-таки причастен к гибели Целмса. Каким образом – еще предстоит выяснить. Олегу захотелось притащить в кабинет Захаревского и немедля начать допрашивать. «Рано! – осек он себя. – Информации еще недостаточно. Захаревский со страху может начать плести разную ерунду, а проверить пока нечем. Ничего, подождем – время работает на нас! Самое главное, мы знаем, в каком направлении копать».
Когда Захаревский вновь заглянул в кабинет, его встретили совершенно равнодушные глаза Олега.
– Чего тебе? – недовольно спросил Островецкий.