Он зубами стучит мне чечётку,
Весь трясётся, мозгами пошёл…
А из лесу какие-то звуки,
Вроде рыки иль вой за кустом,
И прозрачные чудятся люди,
Кто с секирой, а кто с топором.
Дело к ночи, к утру не пробьёмся,
Я ему: «Давай, хворост таскай!»,
А он как полоумный смеётся,
Лишь скулит, хоть ложись помирай.
Запалили кострище поярче,
Зарядили, что может стрелять,
И налили в стаканы пожарче,
Чтоб по-трезвому не помирать.
А к полуночи филин заухал,
Волк завыл за соседней сосной,
Что-то мерзко всё давит на ухо,
И тревога всё катит волной.
Задремали, устали с дороги,
Ветка хрустнула где-то вблизи,
Мой напарник с балды и тревоги,
С двух стволов поливает кусты.
Отстрелялся, лишь гильзы краснели,
Не остыв, как у волка глаза…
Носом чую, что всё, погорели,
Сбоку вдруг шевельнулась трава.
Сквозь костёр, через дым и по Углям,
Босиком, весь седой и с клюкой,
Не идёт, а плывёт, очень чудный,
Странный старец, видать, неземной…
И сквозь брови, что густо свисали,
Бросил взгляд, аж прожёг всё внутри,
И тихонько спросил: «Что искали?
Как вообще вы сюда забрели?
Это вроде плохая дорога,
Я давно не видал здесь людей,
Видно, там вам по жизни всё плохо,
Что вы в гости, где много чертей.
Вдоль неё только кости белеют,
Много люда уже полегло,
Вы, видать, их немного смелее,
Если в ночь вас сюда занесло».
Что ответить? Мы сами не знали,
Сдуру ляпнул: «Садись, отдохни,
Выпей с нами, всё будет теплее,
Закуси, на троих пособи».
Он присел, улыбнулся и крякнул:
«Ну, налей, лет пятьсот я не пил»,
Кружкой с нами легонечко звякнул,
И поллитра в себя засадил.