Любовь со взломом (пьесы)

Эдуард. Конечно, Петровичу замены нет, но мы тоже… мужчины.

Любовь. еще какие! Эдуард Михаевич, можно я вас Эдиком буду звать?

Эдуард. Тогда я вас Любочкой. Идет? (Люба кокетливо пожимает плечами.)

Григорий. Не надо штопор! (Пальцем проталкивает пробку.) Готово, кисленькое. Сдавать бутылку будете, пригласите – выдерну. (Хохочет.)

Эдуард. Шутки висельника. Плачет по тебе закон, Гришка. Берегись, пока кислородом дышишь.

Сергей. Готово, а где полотенце?

Любовь. Перед тобой, на гвозде. (Сергей вытирает руки, садится за стол.) А вы, Григорий Иванович, не моетесь?

Григорий. Я бензином протираюсь, «шанель 95». Во! И аромат, и стерильно, как в морге.

Эдуард. Да что ты, черт, песню портишь. Садись, Сережа, вот сюда, в кресло. Молодым у нас дорога, старикам – хорошая индексация к пенсии. Так! Слово хозяйке. Прошу, Капитолина… Извините, отчество не запомнил.

Капитолина. Ивановна я… (Берет стопку.) Мы гостям всегда рады… У нас здесь пусто, поэтому каждый человек – радость. Давайте выпьем за все хорошее… Варя, а ты? (Варя отрицательно машет головой.) Обиделась. Ничего, пройдет. Давайте… Ох, не умею я лишнего говорить… Одно знаю еще от мамы: всегда надо соображаться с людьми, тогда не ошибешься, тогда и жизнь на лад пойдет.

Все выпивают.

Эдуард. Правильно, Капитолина: каждый человек – радость, поэтому и «возлюби ближнего, как самого себя». А для нас радость – встреча с умельцем, неповторимым мастером… Мы ведь разведчики, геологи искусства…

Любовь. Как-как? «Геологи искусства»? Так геологи вроде в земле ковыряются?

Эдуард. Геологи в земле, а мы в искусстве. Полномочия даны большие, и возможности есть… Я бы вам за эту вашу икону тысяч тридцать заплатил. Такую икону, между прочим, ни один имитатор не напишет. Капитолина, вы эти края хорошо знаете?

Капитолина. Знаем, особенно здешние районы.

Эдуард. А есть у вас здесь настоящие искусники своего дела? Ведь убежден – перевелись! (Во время этого разговора Варвара незаметно выходит из избы.)

Капитолина. А вам кого конкретно надо?

Эдуард. Нужны резчики по дереву, граверы, кузнецы, владеющие ковкой. Вот мы, к примеру, приезжаем, даем им аванс, заказываем работу, а они творят чудеса. Государство, несмотря на кризис, выделило бы средства, за уникальные вещи платило бы в два-три раза больше, а дело мастеров – штучный товар. Причем такой, чтобы в столицах ахали и удивлялись.

Любовь. Эдик, зачем столицам наша деревенская дребедень, там Америку подавай… Сколько туда народу переехало…

Эдуард. Плохо вы знаете столицы, Люба. Там ведь тоже друг перед другом не прочь покобениться: Иван – дачу, Селифан – побольше дачу. У какого-нибудь икона XVIII века, а другой хочет XVII, чуть ли не школы Рублева. Петр – мрамор на террасу, Виктор – позолоченный туалет. Видели, какой туалет у сбежавшего с Украины Януковича – сплошное золото. А мы им вместо унитазов – коньки на крыши, наличники, резьбу, поделки из серебряной нитки, иконы, живопись… Согласитесь – ведь это настоящее искусство! Притом наше исконное.

Капитолина. Дед мой был умельцем. Тогда мастеров много было. Я это кресло как зеницу ока берегу.

Эдуард. Милая Капа, подскажите, где искать таких мастеров? Мы бы их на блюдечке подали бы. Правда, Григорий Иванович?

Григорий. Абсолютная правда.

Эдуард. И пресса, и телевидение – все бы их чтили-величали. У нас связи со всеми каналами.

Григорий. И мы бы их оценили. Мы – специалисты.

Сергей. Оценим еще… Я верю, что все получится, командировка удастся. Верю, что такой энтузиаст, как Эдуард Михаевич, наконец получит докторскую. Хватит вам, уважаемый шеф, в кандидатах ходить.

Григорий. Во-во! Точно! Доктор из него настоящий выйдет. (Увлеченно ест.)

Капитолина. Вкусные котлеты?

Григорий. Потом скажу, когда съем.

Капитолина. А Григорий Иванович тоже по научной части?

Григорий. А вы как думаете? Неужели не видно?

Любовь. Ну, по женской части вы уже себя проявили.

Григорий. Я с женщинами редко ссорюсь. А эта? (Ищет глазами Варвару.) Ладно… Вот что принципиально не делаю, так это никогда за женщин… (Наливает себе и другим коньяку.) Не пью! Не нравятся они мне теперь.

Любовь. А что у нас такое случилось?

Григорий. Исчезла совесть. Как у нас говорят: многие стали… проститетей… Раньше женщины другими были. Блюли!

Эдуард. Глупые у тебя принципы, Гришка. Стихов я немного знаю, в основном Есенина, ну, разумеется, Некрасова, Пушкина… Но так и хочется про тебя матерный стих прочитать:

Накажи, святой угодник,
Гришку Борозду,
Разлюбил он, греховодник,
Нашу матушку – … (Хохочет.)

Это не я, это Пушкин так пошутил. Григорий, посмотри, какие вокруг тебя красавицы, а ты маешься и сливаешь.

Любовь(заметно, что опьянела). Да он настоящих женщин еще не видел. Мужик ты, Гриша, крепкий, но еще необъезженный. Встретится какая-нибудь занятная юла, так враз с галопа на шаг перейдешь.

Григорий(присматривается к Любе). Может, и встретится. Вот вы юла занятная. Небось и танцуете?

Любовь. А как же, и танцую, и пляшу. (Вскакивает с места и неожиданно отбивает чечетку.)

Григорий. Смотрите, пожалуйста, прямо-таки искры от нее идут… (Захлопал.) Вы, к примеру, замужем?

Любовь. Нет.

Григорий. Неплохо! А были?

Любовь(с вызовом). Три раза.

Григорий. Три раза?! Ну и куда нам теперь, на какую кочку? Это, голуба моя, пре-любо-деяние. А где же божья заповедь – да прилипнет жена к своему мужу? Где Христов закон о верности? Нету, один дьявол в юбку лезет.

Эдуард. Подожди, Гриша, ты тут в одну кучу не вали все.

Григорий. Да как тут не валить! Я вот иногда смотрю на них и думаю: осатанела житуха наша, одна пьяная свадьба танцует по жизни. Правда, и мужиков мало осталось: кругом одни папуасы, или гондурасы, или… (Погрозил пальцем Сергею.)

Сергей. Мрачный вы, Григорий Иванович, и юмор у вас чернокнижный.