Константиново
Высокий берег над Окой,
Ступени деревянных лестниц
И прелесть «рощи золотой»,
Как память о России вестниц.
Здесь неземная красота
Лугов, полей и пашен.
Чарует леса пестрота,
Что осенью для нас раскрашен.
Здесь отдыхаю всей душой,
Люблю бродить под медью ивы,
И одноногий клён родной
Кивает кудрями учтиво.
Берёзки милые мои,
Меня завидев, загрустили,
Как будто вспоминая дни,
Когда Есенина любили…
В ночи о зорьке ясной думает луна
В ночи о зорьке ясной думает луна,
Средь звёзд гуляя в небе золотистом.
Степь уж колышет рощи берега.
Туман плывёт ковылем шелковистым.
Дорога нитью улеглась и ждёт
К себе колёс прикосновений.
Луна ей сквозь берёзы шлёт
Горсть серебра к утру для омовений.
Оно росой сверкает и манит
В атласе трав и шёлка паутины.
Вдруг заалел пурпур зари ланит,
Стерев с луны поблекшие патины…
Соловей в прохладной тиши
Соловей в прохладной тиши
Вот уж час заливается трелью.
До чего ж вечера хороши!
Роща писана, словно пастелью…
Эхо вторит позывы сверчка,
Иногда пролетит майский жук.
Им волной отвечает река
И двух дятлов вдали перестук…
Русь!
Русь! Даль далекая,
Ширь бескрайняя…
Из берёзок и златых полей.
Ты любовь моя одинокая,
Сторона Богом данная,
Нет прекрасней тебя и милей!
Синеокая Русь!
Синеокая Русь!
По полям бирюзой.
Через улицу гусь.
Я за ним молодой.
Мне ещё где-то пять,
Или, может быть, шесть.
Из окна смотрит мать
И зовёт меня есть.
Я махнул ей рукой
И ромашек нарвал.
В черемше козодой
Через прутьев завал.
В небе сильный хлопок,
Самолёта стрела.
Глиной кинул в горшок,
Что по тыну стена.
Где-то блеет козлёнок.
Грохнул дверью сосед.
Пёс залаял спросонок,
Я иду на обед.
Я ещё молодой!
Где-то пять, может шесть.
Возле печки удой,
Я за стол, что б поесть.
Да бабуля грозит.
Черпаком от ведра:
Руки мой, паразит!
Выйди вон из стола.
Улыбаюсь я ей
И ромашки в ответ.