Тот же день, позже
Приозерный, улица Ленина
Продышался… Если не гримасничать, щека не давала о себе знать. Да и руки… Ладони не пострадали. Так что не залег я, а засел.
За кухонный стол. И навернул, что бог в Аленкиной ипостаси послал. Силы помаленьку притекали, тонус молодого организма повышался. Голова, правда, раскалывалась, но это пройдет.
«Легко отделался, герой…»
Сейчас я не ощущал ничего особенного, кроме чувства сытости. Даже удовлетворения не испытал. Хотя… Я сдержанно улыбнулся, боясь побеспокоить обожженную щеку.
Как тот мужик обрадовался, обретя свою ненаглядную! Хоть бы жива осталась… Да нет, шевелилась вроде, стонала… Вот, тоже, натерпелась. Сгореть – не лучшая из смертей…
Покряхтывая, я перебазировался на диван – и выдохнул. Хорошо… Так бы и сидел. Незаметно задремав, проснулся от пронзительного звонка в дверь.
«Кого там принесло?»
Встряхнувшись, я поморщился – саднило. Часы показывали три. Ничего себе… Сиеста удалась.
Тяжело ступая, вышел в тесную прихожку, и открыл дверь.
«О-па!»
За порогом стояла Лидия Николаевна. Длинные рукава модного кардигана скрывали повязки, а обгоревшие волосы прятались под неизящной панамой. Брови с ресницами тоже пострадали, но тут помогли темные очки.
– Да, выгляжу ужасно! – зазвенел голос спасенной. – Сама знаю! А что делать? Ой, простите меня, ради бога! Говорю, что попало…
– Да вы проходите, – улыбнулся я. – Рад, что с вами всё в порядке…
– Если бы всё… – искренне вздохнула женщина. – Ох, опять я про себя! Вы… – из-под солнцезащитных очков блеснула слеза. – Ох…
– Это нормально, – мой голос смягчился. – Я сегодня тоже наревелся, дым все глаза выел!
– Спасибо вам огромное… Марлен, – с чувством вытолкнула Лидия Николаевна. – Если бы не вы, меня бы схоронили на этой неделе!
– Не скажу, что не за что, – улыбнулся. – А откуда вы меня знаете?
– Да там одна журналисточка… Так вас расписала! Мы с Кимом, вообще-то, планировали навестить вас вдвоем, но у него срочное совещание в горкоме…
– А-а! – осенило меня. – Так ваш муж – первый секретарь?
– Да-а, – с удовольствием подтвердила гостья. – Ким Вадимович Теплицкий! Он обещал скоро подъехать…
– Так… – задумался я. – А чем же угостить товарища Теплицкого? Сейчас, пороюсь в холодильнике…
– Ой, нет-нет, Марлен! – всполошилась Теплицкая. – Мы с Кимом просто так! Он вам очень, очень благодарен, и хочет… Ну… Как-то конвертировать свое «спасибо»…
– Лидия Николаевна… – начал я с ироничной улыбкой.
– Ой, только без «Николавны»! Отчество меня угнетает, намекая на возраст, а осенью – сорок пять!
– Лида – ягодка опять! – ухмыльнулся я. – Ладно, если Ким Вадимович проголодается, сварим пельмени. Лидия… Снимите-ка панамку.
Женщина слегка нахмурилась, но послушно, хотя и неохотно стянула ужасный головной убор. Поморщилась, и сняла очки, моргая покрасневшими веками, оставшихся без опуши ресниц.
– Реснички отрастут, – успокоил я Лидию, – а волосы… – мои пальцы перебрали «подгоревшие» локоны. – Хм… Да все не так плохо, как я думал. Давайте-ка, я вам заделаю другую причесочку!
Женские глаза, расширенные от моего нахальства, увеличились еще больше.
– Вы что, парикмахер?
– Визажист! – усмехнулся я. – Намочите волосы… Или мне помочь?
– Сама как-нибудь… – пробурчала Теплицкая, скрываясь в ванной. – А полотенцем каким?
– Любым! – я кровожадно щелкнул ножницами. – Всё стиранное…
Женщина вернулась, оставив кардиган на вешалке. Ее руки до локтей заматывали бинты с проступавшей мазью, а батничек с кружевами не слишком удерживал груди – приятные округлости увесисто поднимались и опускались при каждом шаге.
– Больно? – спросил я сочувственно, маскируя свой интерес.
– А-а! – махнула рукой Лидия Николаевна. – Стригите! Хуже уже не будет.
Подвинув стул, женщина уселась, и я расчесал уцелевшие пряди.
– «Бабетту», небось, накручивали?
– Ну, да!
– И что вы в ней нашли… Так. Волосы у вас прямые, густые… И лицо вполне себе молодое… – при этих словах Лидия заерзала, но смолчала. – Сделаем вам «каре»… Короткое, до подбородка. Лоб высокий, ага… Значит, с челкой.
Женщина только глазами хлопала.
Я расчесал волосы на две части, от уха до уха, а затем разделил передние пряди по пробору. Оставив тонкий свободный слой на затылке, выбрал «контрольную» прядь и остриг до нужной длины. Тут главное, чтобы каждый последующий слой был длиннее предыдущего – для пущего объема.
Пальцам было больновато стричь, но ничего, потерплю как-нибудь. Я иногда даже ухмылялся уголком рта – чтобы губы растягивались на здоровую сторону. Было смешно наблюдать за Лидией – ей порой становилось невмоготу молчать, но она терпела.
– Стрижка стильная, – весомо заговорил я, нарушая молчание, – только смотрите, ее надо регулярно обновлять и каждый день укладывать…
– Справлюсь, – буркнула женщина. – Долго еще?
– Сейчас… С филировочкой закончу, и… Так… Ага… – я внимательно оглядел прическу, делая вид, что не замечаю молний, бьющих из глаз Теплицкой. – Ну, всё. Зеркало в прихожей…
Женщина рванула с места, а я, прислонясь к косяку, расслабленно наблюдал за нею. Сначала Лидия застыла, затем повернулась боком. Другим боком… Снова уставилась на себя – и блаженная улыбка закачалась на изгибе губ.
– Да вы волшебник, Марлен! – радостно воскликнула женщина. – Нет, ну ты посмотри! Как будто и не я! Не-ет… Да чтоб я… еще хоть раз… эту «Бабетту»… О-о! – в порыве она притиснула меня, чмокая не слишком платонически. Да и, когда к тебе прижимаются столь выдающимися выпуклостями, невинный романтизм поневоле уступает место более горизонтальным желаниям.
– И тут входит Ким Вадимович… – пошутил я.