Ганфайтер. Огонь на поражение

Ганфайтер. Огонь на поражение
Валерий Большаков

Это – будущее. Однако здесь все, как на Диком Западе. Только в океане. Побеждает тот, кто стреляет быстрее. И лучше. Еще здесь есть хорошие и плохие. Вернее, свои и чужие. Тимофей Браун – хороший. И стреляет он тоже хорошо. Метко. Кроме того он иногда успевает подумать, в кого стрелять и зачем. Поэтому он не просто хороший. Он – лучший. Но это Тимофею еще придется доказать.

Валерий Большаков

Ганфайтер. Огонь на поражение

Пролог

Тихий океан, Центральная котловина, впадина Яу. 2094 год

– Что-то я не пойму… – обеспокоился Тимофей Браун. – Гонятся за нами, что ли?

Он сидел на месте бортинженера «Аппалузы», деревенел спиною и тревожно вглядывался в экран локатора, с краю которого зеленел мерцающий овал – отражение чужого корабля. «Попадос», как Витя говорит…

Командир и пилот батискафа Виктор Волин – розовощекий плечистый парень – горбился перед своим пультом, нежно поглаживая мягкие рукоятки штурвала.

– Догоняют? – спросил он спокойно, лениво даже.

– Да нет… Но получается, что преследуют – и не приближаются особенно, и не отстают.

– Не грузись, – посоветовал Виктор. – Знаешь, сколько таких, как мы, по океану шарится? – Подавшись к экрану, командир потёр щетинистый подбородок. – Обводы знакомые… Вроде как БПГ. Слышь, Тим?

– Знать бы, чей это скаф, – отозвался Браун, заметно нервничая, – и зачем мы им занадобились…

– Господи, да кому мы нужны? Говорю же тебе, не грузись! – Виктор поёрзал и спросил официальным голосом: – Глубина?

– Пять тысяч двести, – негромко отрапортовал Тимофей. Хладнокровие друга (или легкомыслие?) малость подуспокоили его. – Азимут сто девяносто, скорость двадцать узлов.

– А добавить если?

– Могу. Но за турбины не ручаюсь.

– Пипец…

– Витя, нам подсунули старье и ломье. Реактор конченый, аккумулятор пробивает на корпус, комп виснет, а чтобы заработал монитор, надо по нему стукнуть. Но не сильно, иначе вообще перестанет показывать…

Волин вздохнул.

– Чё ты хочешь, – проговорил он с горечью. – За наши деньги только такой и купишь… Там ребята из Океанского патруля «Дип стар» предлагали – почти что новый батик, так за него столько просили, что… Короче, полжизни надо работать и копить до посинения! Пипец…

– А всё эта ТОЗО, – тихо сказал Браун. – Раньше экспедиции были, как экспедиции, а сейчас…

– Раньше! – хмыкнул Волин. – Да кто б тебя тогда в экспедицию пустил? Сиди, сказали бы тебе ученые дяди, и не рыпайся.

– А ты бы намекнул тем патрульным, что батик нам не для увеселительных прогулок…

– И чё бы я им сказал? – Виктор сощурил маленькие, пронзительно-зеленые глаза.

– Что мы ту атомарину ищем…

– Ты чё, с дуба рухнул?! Да за нами тогда бы вся толпа рванула! Знаешь, сколько разговоров ходит про тот, последний рейс «Голубки»? Одни божатся, будто на борту атомарины уплыли вожди «золотых» – поняли, что победа им не светит, а Второй Гражданской капец настаёт. Другие верят, что у ней трюмы забиты всяким там искусством…

– …А третьи, – подхватил Браун не без ехидства, – убеждены, что «Голубка» везла золотой запас.

– Да она взаправду его везла! – с жаром отозвался Волин. – Я ж тебе рассказывал! Отступали когда «золотые», они свой любимый металл прихватили – полностью выпотрошили сейфы Планетарного банка, четыреста тонн в слитках! Понимаешь, в чём изюминка? А если мы «Голубку» отыщем, то так разбогатеем, что…

Виктор замотал головой, не находя слов для выражения. А Браун мечтательно вздохнул. Скептик по натуре, он не слишком верил в рассказы о золоте «золотых». Смешная тавтология, не более. Да в каждом салуне наслушаешься трёпа о Великом Морском Змее, о «Летучем голландце», о пиратских кладах и разумных кальмарах! Байки про сокровища «Золотой гвардии» входили в этот список.

Однако, при всех своих сомнениях, Тимофей не мог не верить Виктору – тот никогда не врал. Вообще. Из принципа. И Браун поддержал друга в его стремлении добыть золото – батискаф они купили вскладчину, потратив все свои накопления. А вдруг и вправду повезёт?!

Волин сказал что-то, но бортинженер не сразу вышел из глубокой задумчивости.

– Прости, ты что-то сказал? – встрепенулся он.

– Я говорю, – откликнулся Виктор, – ТОЗО мне даже нравится. Знаешь, океанцы здорово похожи на этих… с Дикого Запада, шерифов всяких там, ковбоев, индейцев, ранчеро… Согласись!

– Тогда китопасы – это ковбои, – подхватил бортинженер, – а комиссары – они как шерифы.

– Так я чё и говорю! Здесь всё такое же. Как ты сказал тогда – веет… Нет – витает дух фронтира!

– Ага. Как начнут стрелять, такой дух завьётся… Раньше в салунах пороховой гарью смердело, а теперь озоном пованивает.

– Ничего-то ты не понимаешь! При чём тут, вообще, обоняние? Перестрелки – это так, издержки вольницы. Разве в этом главное? В ТОЗО все чётко – или ты хороший, или ты плохой. Симметрия! Либо ты трус, либо храбрец. Честный или врун. Черное – белое, полутонов нет. Понимаешь, в чём изюминка? Все или туда, или сюда! Одни идут пасти китов или, там, в охрану на планктонные плантации, а другие сбиваются в шайки китокрадов или грабят рейсовые субмарины…

– Одни ищут сокровища затонувших кораблей, – тихо продолжил Браун, косясь на экран, – а другие подкрадываются, чтобы их отнять…

– Ну, прям!

Тимофей припомнил деда Антона – как старый ходил по кабинету из угла в угол, шлепая тапками, и вещал своим лекторским голосом: «Категорически заявляю: Тихоокеанская Зона Освоения давно выродилась в зону аномальную! Хотя исходная идея была куда как хороша – привлечь в ТОЗО побольше неработающих, дать им то, в чем они нуждаются, – простую работу, ручной труд. Такой, как у машинистов глубоководных танков, пилотов субмарин, всяческих подрывников, сервис-операторов, монтажников, водителей, барменов, короче говоря, у всех тех, кого легко было заменить роботами. И кого заменили – здесь, „на берегу“, как говорят океанцы. „На материке“.

Честно говоря, Тима, я категорически не согласен с нашей системой. Я даже поддерживал неосоциалистов на выборах тогда, в шестидесятых. Ты не помнишь того смутного времени, а у меня все в памяти отложилось – как миллиарды человек выводили с производства, как миллиарды машин забивали полки бесплатных магазинов продуктами и промтоварами... Тогда по всей нашей Евразии трудилось миллионов несколько, еще тысяч сто летало по космосу, а остальные занимали очередь за матблагами.

Попадались, конечно, благонамеренные граждане, призывавшие меру знать, блюсти хоть видимость баланса между способностями и возможностями, но их трезвые голоса тонули в рёве осчастливленных толп, где солировали президенты, дружно выводившие: „Народы нас не поймут!“ И народы радостно скандировали в ответ: „Счастье для всех – и даром!“ Короче, политика в который раз поимела экономику…

А потом, когда люди дорвались до бесплатного, когда устали хапать и отовариваться на халяву, пришло похмелье.

Работягам не надо было больше рано вставать, мечтая о выходном, об отгуле или отпуске, но праздник, который всегда с тобой, хуже утра понедельника. Праздность пожизненно – это приговор к тоске и скуке, ибо вечное безделье невыносимей каторги. Оно родит скверну и ведет к вырождению.

Люди отшатнулись друг от друга, разобщились, зыркая исподлобья и сжимая кулаки. Раскололись на работников и неработающих. На „арбайтеров“ и „жрунов“. На „трудовиков“ и „пролов“. На трудящееся меньшинство и тунеядствующее большинство.

Мир затрясло, мир закорчило – погромы и „сытые бунты“, стычки с полицией и вооруженные конфликты расходились волнами. И только тогда политики, учинившие всеобщее благоденствие и набравшие заоблачные рейтинги, опомнились. Ужаснулись. Кинулись разруливать ситуацию.

Ввели индексы социальной значимости. Всерьез занялись воспитанием. Споткнулись о проблему всеобщего мещанства и начали раскручивать всяческие проекты, чтобы только занять делом неработающие массы, – поднимали вечную мерзлоту, высаживали леса, обводняли пустыни. Но самым удачным проектом стала ТОЗО.

Грубо говоря, задача состояла в том, чтобы, пардон, сбагрить в Зону актив неработающего класса, самых динамичных „пролов“, самых неуемных и опасных для истэблишмента.

И вот лидеры Евразии, Евроамерики и Австралазии [1 - По мысли автора, к тому времени Россия и так называемое СНГ объединятся в новый союз государств – Евразию, Европа и обе Америки сольются в Евроамерику, а большая часть Азии – от Индии до Японии – соединится с Австралией, и появится Австралазия. Будет еще Афросоюз – весьма нестабильное образование, а также государства-аутсайдеры, вроде Израиля, Ирана, Аравии и пр.] собрались на свой очередной саммит и договорились считать Тихий океан собственностью человечества.