Иван, младший сын

– Сёмушка, не уходи.

– Спи, Настенька, утром поговорим.

– Я уже проснулась. Расскажи, родной, как съездил.

Она быстро собрала бумаги и освободила место рядом с собой. Симеон долго описывал, что встретил на севере. Потом он показал на записи и сказал:

– Извини, я случайно подсмотрел.

– Ничего страшного. Это заметки по исследованию.

– Как ребенок? Что Прасковья Михайловна говорит?

– Все в порядке. Еще месяца два ходить. Сделали УЗИ, все хорошо. Только велела, чтобы я побольше лежала.

– А кого мы ждем?

– Мальчика, Сёмушка.

– Наконец-то увидели. Раньше мы сразу знали, кого ты прячешь, – он положил руку на живот жены.

– Они и в этот раз не видели. Малыш спинкой повернулся к ним.

– С чего тогда ты решила, что будет мальчик?

– Я это знаю, Сёмушка.

Больше к этой теме в разговорах с мужем царица не возвращалась.

В день зимнего солнцестояния Симеон снова собрался на север и зашел попрощаться. Он смотрел на огромный живот жены, изжелта-бледное лицо, синяки под закрытыми глазами. Он себе не простит, если… Фразу закончить не получалось.

Царица слабым голосом попросила:

– Сёмушка, пообещай мне…

– Все, что хочешь, родная, – он сжимал ее руку.

«Что же я наделал! Говорила же Прасковья, нельзя ей больше детей иметь. А я, старый дурак, забыл!».

– Сёмушка, когда женишься в следующий раз, смотри, чтобы мачеха не обижала наших деток.

– Да что ты говоришь!

– Нет, любимый. Обещай.

– Настя, это ты обещай, что не покинешь меня.

Он целовал ей руки. Жена перебирала черные кудри. «Я запомню его таким. Ох, в волосах седина появилась. Пора прощаться. Сердце не выдержит».

– Иди, Сёмушка. Тебе ехать пора.

Неохотно Симеон оставил жену на попечение повитух и придворного лекаря. Уезжая, он приказал:

– Прасковья, Трофим, головой отвечаете за Ее Величество. Не отлучаться ни на секунду.

Зима лютовала. В бесконечную ночь солнцестояния разразилась «Вьюга тысячелетия». Снег и мелкие льдинки неслись параллельно земле, несчастные души завывали и плакали в вихрях. Дворец содрогался от ударов. Окна за плотно закрытыми ставнями дребезжали и ежеминутно грозили рассыпаться.

Вечером она долго беседовала с повитухой.

– Прасковья Михайловна, что-то сегодня беспокойно. Ребенок мечется.

Женщина придерживала огромный живот руками, будто защищая его от непогоды за окном.

– Ваше Величество, заверяю Вас, все будет нормально.

– Паша, ты меня всякую видала. Разве когда-нибудь я жаловалась?

Анастасия мрачнела с каждым словом.

– Настенька, нечего волноваться. Ты пятерых родила, как выплюнула, и сейчас справишься. Все хорошо у тебя. Еще ходить и ходить. Думаю, разродишься не раньше середины февраля, – говорила Прасковья.

– Нет, Пашенька, что-то будет.

Повитуха про себя костерила беременных. Все они – и царицы, и крестьянки – выдумывали ужасы на ровном месте. Она напоила высокородную подопечную успокоительным чаем, уложила в постель и дождалась, пока та задремала.

Анастасии снилось, как огромный медведь когтями рвет ребенка в ее животе. Женщина просыпалась в холодном поту и засыпала снова.

Внезапно резкая боль скрутила тело. Не было сил кричать. Начались преждевременные роды. Царица, согнувшись, добралась до дверей и упала. «Только бы спасли малыша», – думала несчастная мать, теряя сознание.

До рассвета в операционной за роженицу и младенца бились повитухи. С восходом солнца метель прекратилась. Мать и дитя остались живы.

Уставшие женщина и мужчина, накинув дежурные куртки на хирургические костюмы, вышли из служебной двери и присели на лавочку.

– Будешь?

Трофим протянул жене начатую пачку сигарет. Та устало кивнула.

– Давненько такого не было. Наверное, эта ночь переплюнет кесарево у Несмеяны. Помнишь?

Немолодая повитуха вздохнула, стряхнула упавший на колено пепел и снова глубоко затянулась.

– Не переживай, ты сделала что могла. Теперь мой черед психовать. А там как Господь рассудит, – устало сказал повидавший на своем веку лекарь. Седины в его темных волосах за эту ночь заметно прибавилось.

– Рано успокаиваться. Знаешь, как у нас бывает. Все хорошо, а потом раз и… Пошла я, нельзя надолго девочку оставлять.

Прасковья с кряхтением поднялась со скамейки и побрела назад.

Крошечный мальчик был очень слаб. Анастасия плакала и молилась всем богам. Во сне и наяву ей мерещился злобный медведь, готовый сожрать малыша.