Заболотный молчал, не зная, что ответить. Затем произнёс:
– Дался вам этот экипаж. Что вы его так защищаете?
– Я не экипаж защищаю, а справедливость.
– Справедливость в защите не нуждается. А ваш экипаж развёл с председателем комиссии демагогию, проявил невоспитанность вместо того, чтобы отвечать на вопросы. Я хочу поставить вопрос о его расформировании.
«Это вас научили в академиях демагогии, – едва не произнёс командир отряда. – Гляди-ка, справедливость в защите ему не нуждается».
– Ну что же, тогда я вынужден подписать рапорт Васина о предоставлении ему отпуска.
– Это его право.
– Рапорта написали все члены экипажа.
– Это их право. Зачёты сдадут после выхода из отпуска.
В полдень следующего дня экипаж в полном составе вышел из автобуса, прибывшего на центральную площадь Бронска из аэропорта.
– Ну, что же, господа отпускники, до встречи через месяц, – невесело улыбнулся Васин. – На летний отпуск теперь можете не рассчитывать.
– Да хрен с ним, с отпуском, командир, переживём! – с бесшабашной удалью в голосе ответил Пашка. – Обидно не за это, а за что в душу плюнули.
– И где только на эти должности таких Заболотных и Поливановых берут? – спросил Ипатьев. – Специально что ли назначают?
– Их не назначать – выбирать надо. Народ, он всегда фантик от конфетки отличит. Разве бы Заболотного выбрали?
– Это в нашей-то системе, да выборные должности? Тебе Томас Мор родственником случайно не приходится?
– Причём тут твой Мор?
– Он, говорят, родоначальником социалистического утопизма был.
– Дурак ты, Пашка! Мы можно сказать из-за тебя пострадали. Ну, чего ты этого Поливанова экзаменовать начал? Что с него взять, кроме анализов?
– Ладно, хватит препираться, – одёрнул их Доронин. – Всё равно не подерётесь. – Он указал на ресторан. – А не посетить ли нам сие заведение? Отпускные-то в кармане.
– Дома пообедаем, – возразил Васин. – Водки в нём всё равно нет. Там безалкогольные свадьбы играют. Сам видел.
– Обижаешь, командир, – улыбнулся Эдуард. – Вот, скажем, зашёл бы сюда наш друг Заболотный – для него бы не было. А мы люди холостые и весёлые – для нас найдётся. Я тут, когда в опале был, частенько тоску-печаль заливал.
– Мы поняли, у тебя здесь – блат, – сказал Ипатьев.
– Без блата в наше время – ни шагу, – подтвердил механик. – Гадом буду!
В пустом ресторане знакомая официантка несказанно удивилась, принимая заказ:
– Вам на четверых по сто грамм?
– Это много? – спросил Васин.
– Гм, – промычала девушка, – чудные вы какие-то! Да когда сюда ваши ребята заходят, так бутылку на брата заказывают.
– Так ведь не положено? – удивился Ипатьев и ткнул пальцем в висящее на стене объявление, где пояснялось, что на человека можно заказывать не более 100 грамм.
– Это ещё со старых времён, – улыбнулась девушка. – Сейчас-то совсем не положено.
– Так, так, так, – рассыпался мелким смешком Пашка, – мы всё поняли. Нам не надо девятьсот, – подмигнул ей, – два по двести и пятьсот. Так пойдёт?
– Принесу две, – снова улыбнулась официантка. – Но уж, простите, клюквой подкрашу.
– Во! – удивился Пашка, глядя ей вслед. – Не у нас одних, видимо, комиссии.
В ожидании заказа Ипатьев достал пачку отпускных денег и стал раскладывать их на две неравные части. БОльшую положил во внутренний карман пиджака, меньшую – в карман брюк. На недоуменный взгляд Васина пояснил:
– Это чтобы капитуляции не получилось.
– Чего-о?
– Капитуляция – это вручение жене всей зарплаты. Попробуй потом выпросить на бутылку пива.
– Это точно, – согласился Доронин. – Не так уж и трудно её отдавать, всю, труднее убедить, что она вся.
– Всё-таки хорошо, что нам её некому отдавать, – потёр ладони Пашка и предупредил штурмана: – Смотри, карманы не перепутай, когда будешь жене деньги вручать.
– А заначку лучше под погон прячь, – посоветовал Васин, – там уж точно не найдёт.
Официантка принесла заказ. Водка была налита в чайные стаканы и замаскирована под чай.
– Мальчики, – предупредила она, – эту выпьете – ещё принесу.
– Ну и страна у нас! – посетовал Устюжанин. – Легально выпить и то нельзя. Угораздило же в ней родиться. За перестройку, друзья!
– За романтику перестройки!
Содержимое стаканов быстро перелилось в глотки. Только Васин отпил несколько глотков и пояснил:
– Мне с вами не тягаться в этом деле. Возраст учитывайте.
Доронин, закусывая, продекламировал:
Кто небо видел наяву –
Не на конфетном фантике,
Кого и день, и ночь дерут -
Тому не до романтики.