Из плена тьмы. Если ты долго смотришь в бездну, то тьма поглощает тебя

Погибнуть?
Пасть?
Что – мы?
Вот хруст костей… вот молния сознанья
перед чертою тьмы…
И – перехлест страданья…
Что мы! Но – Ты?
Твой образ гибнет… Где Ты?
В сияние одетый,
бессильно смотришь с высоты?

Безысходность и бессилие перед неизбежным накалялись до страшных масштабов. Осторожно, поднеся руку к лицу, чтобы вытереть слезы, я дотронулась пальцем до места, где должны находиться глаза, и сразу же, как показалось, зажмурила их. Значит, веки открыты. Но почему я не вижу свои руки? Из всего этого следовало лишь два вывода: либо в помещении, где нахожусь, нет света, либо – ослепла. Ослепла?! Вопрос как червь впился в мозг и стал его сверлить. Ненавижу червей, бр-р-р! Все это было кошмаром, чудовищным сном. Казалось, это предел, дальше ничего не может быть. Тогда и пришел уже настоящий страх! В воздухе запахло смертью. В глазах был ужас… Да, да! Ужас! Я чувствовала, как от страха открываются мои глаза, расширяются зрачки. От страха судорогами свело тело, словно меня стали выворачивать, выкручивать! Я в ужасе вскрикнула и попыталась встать, но тут же села в бессилии от нахлынувшего ужаса.

– От меня ничего не осталось,
только жуткий животный страх.
Это он вызывает жалость.
Он дрожит слезою в глазах.
Он ослабшей рукою плечи
охватил мне, чтоб не упасть.
В каждом слове текучей речи
спотыкается. Скалит пасть
в неудачной пародии смеха.
Он истерикой бьется в висках.
Он лишает гордость успеха —
этот жуткий животный страх.

– О Господи! – безнадежно вскрикнула я. – Только не это! Пожалуйста-а-а! Объясните мне, пожалуйста, что случилось? Я в больнице? Я умерла? Я слепа?

– Слепые блуждают ночью.
Ночью намного проще.
Перейти через площадь.
Слепые живут наощупь.
Наощупь,
трогая мир руками,
не зная света и тени
и ощущая камни:
из камня делают стены, —

лились из моих уст стихи Бродского, поглощая мои выдуманные страхи, которые норовили облепить мой мозг.

Черная пустота, проникая все глубже, меняла мои чувства, обостряя их, будоража всплесками, делая пронзительными. Чувства становились все обостреннее. Где я? Что случилось? Эти вопросы сверлили мой мозг до боли. Я не очень-то любила головную боль, которая отнимала силы. Но только боль и заставляла лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. Судорожно начала шарить руками вокруг себя. Подо мной оказалась пустота, над ней – пустота, справа – пустота, и слева тоже была пустота. Говоря о пустоте, обычно представляют пустое пространство без материи. Однако в другом, абсолютном смысле, под пустотой можно понимать отсутствие не только материальных объектов, но и самого пространства. Возможна ли такая пустота? Возможна! В данное время я и находилась в этой пустоте. Дома, если я считала, что вокруг меня пусто и я одинока, пространство не было пустым. Ведь дом уже наполнен мной, моими мыслями, моими страхами. Я заполняла собой это пространство. Таким образом, нет пустоты, а есть образное и эмоциональное восприятие пространства, где привычного для нас очень мало. Господи! Ни света, ни воздуха, ничего. Я словно была замурована в этой кромешной тьме, которую и разглядеть-то нет возможности!

– Господи! Господи! – шептала я, изучая руками пространство вокруг себя, надеясь, что наткнусь на какую-нибудь стену. – Неужели меня закопали живьем?! Только не это! Не хочу умирать в гробу! В каком гробу, если моя рука свободна и не упирается в стенку, – на какие-то доли секунды в памяти возник образ Н. Гоголя, который боялся умереть в гробу. Вспомнила все, что читала, что слышала: про закопанных заживо. Вот в чем дело! Усмехнувшись своим глупым мыслям и все еще надеясь проснуться, я закричала: – А-а-а-а! Только не это! – И крикнула во тьму: – Я жива-а-а-я-я-я! Есть тут кто-нибудь???

Я орала так, что своими криками должна была поднять покойников из могил. Они не могли не услышать! Когда страх было невозможно терпеть, я кричала что есть силы одна во тьме, и мне становилось легче, впрочем, на короткое время. Но и это уже было хорошо: если хоть на секунду мне станет легче, я готова это делать много раз. Меня никто не слышит, и не услышит. Никто не придет. Мир отказывался признавать мое существование. Полностью опустошенная, я опустилась, обхватил колени руками, и вновь заплакала. Будто внутренний голос, живущий своей собственной жизнью, сказал, что я должна успокоиться и думать трезво, подсказал направление, в котором может быть выход.

Блуждаю я во тьме кромешной
Не видя белый свет,
Не знаю я, где скрылся выход,
Которого уж нет…
Не слышу я ни звука рядом:
Глухая тишина… —

сверлили мой мозг стишки готтесы Даркнесс. Я и сама была из представителей этой субкультуры. Поэтому мне нравилось все, что касалось тьмы. Но, только не в данное время. Эта тьма мне уже не нравилась. Мне очень хотелось вырваться из ее тисков.

Безмерная душа блуждая
В пустыне, выжженной судьбою
От дикой жажды умирая,
Томилась, мучаясь собою.
И кто-то гнал ее незримо,
Туда, где радости не знают.
Где день и ночь, проходят мимо,
Туда, где даже камни тают, —

пролетели стихи А. Доманова.

Тьма, висевшая надо мной, растекалась словно живая, обнимала и сжимала, будто пыталась слиться со мной и стать одним целым. От нее веяло холодом и сыростью. Сквозь слезы боли и страха я пыталась осмотреть темноту. Я чувствовала как в детстве, что темнота собирается в тягучие сгустки, которые объединяются друг с другом. Они двигались. Оживали. Я знала, что тьма питается страхами и рождает образы, но ничего не могла сделать, чтобы остановить свое воображение. Тьма дотронулась своими липкими и холодными щупальцами до моей души и разума, заставив сильно нервничать. В ужасе я закричала так сильно, что вскочила и побежала. Куда? Не знаю. А может, мне показалось, что я бежала? Какова моя цель? Зачем я здесь? Вопросов много, а ответов ноль. Меня охватил неконтролируемый ужас перед тем, что я никогда не смогу выйти отсюда. Как в детстве, я застыла, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам. Но никаких шорохов не было, и это казалось еще страшнее. Щупальца непроглядной тьмы тянулись ко мне, ощупывая, будто смакуя мои страхи. Оцепенев от ужаса, я секунду наблюдала за своими ощущениями, как черные пальцы тьмы сжимаются на моем горле. Страх, одиночество – самые распространенные причины этого ощущения. В основном страха.

– А-а-а-а-а! – но звук вновь захлебнулся во тьме. – Помогите! – кричала я взахлеб, но вместо призыва о помощи прозвучало мычание. Колени предательски задрожали, и я, не удержавшись на ногах, безвольно рухнула на землю.

– «Разум играет с нами в прятки. Да и нет – слова-загадки. Этот мир, этот мир, дивный мир». Нет, нет, не так. Правильнее будет, что тьма играет со мною в прятки. Но, более правильно, сто это страх вместе с тьмой играют в прятки. Самое главное сейчас, это успокоиться, – шептала я, разговаривая сама с собой. – Не впадать в панику и включить свой разум. Прямо уж дивный! «Время разлучает часто с теми, кто нам дарит счастье. Это жизнь, это жизнь, наша жизнь», – крутилась в голове песня Юрия Антонова.

Неожиданно я ощутила какое-то дуновение. Сквозняк? Откуда? Вытянула руку и помахала, пытаясь их ощутить или увидеть. Я ничего не увидела, ни говоря о своей руке. Не теряя надежды, решила исследовать пространство вокруг себя – безрезультатно. Справа от себя – ничего. Пытаясь подавить отчаяние, принялась ощупывать небольшой участок пространства. Пальцы обследовали миллиметр за миллиметром темноты. Рука словно проваливалась в пустоту. Паника угасала, но страх заставлял стыть кровь и съеживаться. Боялась, что если шевельнусь или сдвинусь, то провалюсь в пропасть. Что такое страх? Я вновь задала себе этот вопрос. Задумывались ли мы об этом? А он ведь постоянный спутник в нашей жизни и тенью идет с нами всю нашу сознательную жизнь… С самого детства, когда мы можем уже осознавать происходящее, мы знакомимся с этим явлением. У страха много разновидностей. И все они по-разному проявляются. Страх – это нечто холодное, липкое, приторно-сладкое, обволакивающее наше сознание.

– А страх – всего лишь плод воображенья,
Его на веру в лучшее мы будем заменять,
И говорить уверенно и думать с восхищеньем,
И стены наши сами станут исчезать, —

шептала я как молитву отрывок из стиха Ольги Парталы. – Да, да, стены должны исчезнуть, чтобы я смогла выйти на дорогу. Помогите! Пожалуйста! – вдохнув полной грудью воздух, я попробовала еще раз докричаться.

А может быть, все это самовнушение? Может быть, мы с детства просто слепо верим в то, что смерть неизбежна, и поэтому боимся? В темноте мы всегда наедине со своими страхами и не только с ними. Время без света тянулось бесконечно. Я уже не верила, что когда-нибудь закончится весь этот ужас. В голову лезли разные мысли, на мое удивление, и стихи крутились, пытаясь отвлечь меня от страха одиночества, страха смерти. Это было хорошо, что я читала стихи, пусть даже и не мои: они отвлекали меня. В этом месте стихи становились моей частью, и даже казались, что это я их сочинила.

– Мысли болят. Я, как призрак, застыл.
Двинуться, крикнуть – нет воли, нет сил.
Каркают вороны, каркают черные, каркают злые над нами.

– Бальмонт, Бальмонт, ты как всегда появляешься, когда мне страшно, – прошептала я, прочитав наизусть еще отрывок из его стихов:

– Можно жить с закрытыми глазами,
Не желая в мире ничего,
И навек проститься с небесами,
И понять, что все кругом мертво.

«А вот этот отрывок еще лучше», – подумала я:

– Эта мгла – не обманная,
Лжи в страданиях нет.
Привет новизне! О, желанная!
Буду мучиться тысячи лет!»