– Подождем. – Не хочу бросать своих. Может, это глупо, но мне кажется, что они ждут моей помощи.
Аль пожимает плечами и идёт к малиннику. Приходится следовать за ним, чтоб не потерять из виду. Вдруг он зайдет за ствол того корявого дуба, где живёт милейшая пара, и сгинет навсегда? Глупости, знаю, но не отрываю взгляда от узкой спины. Он роется в кустах, ругает колючки и выуживает потрепанную котомку и кифару, на удивление ухоженную и лоснящуюся.
– Хочешь послушать? – спрашивает Аль. В его глазах горит восторг, когда он ласково гладит струны.
Я киваю. И пропадаю, едва заслышав первые звуки. Наверное, он волшебник, раз сумел заставить меня позабыть обо всем, кроме музыки. Голос сплетается с мелодией, взлетает ввысь, уводя за собой в мир чудес, где нет ничего плохого или отвратного. Слова песен – если они были – совершенно неважны, ведь достаточно простого напева.
Из грёз меня вырывает рёв. Он нарушает стройную гармонию музыки, и мы с Алем невольно зажимаем уши. Кто или что может так шуметь? Это не грозный рык медведя, не протяжный стон лося, это не похоже ни на что.
– Небо! Посмотри на небо! – кричит Аль, размахивая руками.
Я послушно задираю голову и сначала не могу понять, что же такое вижу: нечто тёмное, отблескивающее боками, спускается сверху, ревя и выпуская струи огня. Никогда не видела ничего подобного. Оно большое, грозное и невыносимо чуждое. От него веет опасностью, и я понимаю, что нужно спасаться, но не могу пошевелиться, скованная страхом. Аль хватает меня и тащит прочь, к самому берегу реки.
– Тут есть брод? Лия? – тормошит меня, не отрывающую взгляда от летающего ужаса. Я киваю и веду его к отмели, каменистой и неглубокой.
Он крепко держит мою руку и не отпускает, даже когда мы карабкаемся вверх по осыпающейся земле высокого берега. Аль поднимается, хватаясь за корни, тянет меня, подтягивает повыше. Ещё немного – и мы среди сосен, отступаем подальше от шума.
– Пойдём, – мягко уговаривает парень, – надо спешить в Бор.
– Нет. Нет. Я не пойду, там мои…
– Хорошо.
Мы смотрим, как нечто спускается, выжигая под собой землю – теперь там ещё не скоро вырастет лес. Рев прекращается. Среди выгорелого пятна, в окружении деревьев, левее посёлка, высится тёмный шар. Чуть погодя он раззевает рот, спустив на землю блестящий язык, и исторгает из себя колонну… жуков? Я оглядываюсь на Аля, он хмурится, вглядывается в пришлых. Огромные насекомые идут к дубраве, целенаправленно и точно. Рассыпаются цепью, скользят среди молодых деревьев, ощупывая их антеннами. Вот, добравшись до дуба, где живёт нелюдимый старик, двое особей начинают стрекотать, размахивая суставчатыми лапами. Потом, наверное, не сумев договориться, они выпускают белые лучи – не вижу, откуда они исходят, – и один из спорщиков падает, перерубленный пополам, а остальные жуки проходят мимо, равнодушные и тихие.
Оставшийся в живых тем же лучом принимается кромсать ствол: валит дерево, отсекает сучья и аккуратно нарезает его кольцами. А потом ест. Ест то, что было домом, то, что осталось от угрюмого, неприятного, но живого человека.
– Пойдём, Лия.
Мы уходим прочь. Я не хочу думать, что будет, когда жуки доберутся до моего дуба, не хочу представлять, как он рухнет. Аль пытается отвлечь меня разговором, но я не слышу ничего.
Тонкие, изогнутые сосенки сменяются стройными лиственницами, те – липами, а день ночью. Давящей тишины здесь нет и в помине, все живое шумит и переговаривается на разные лады. Бор приветствует нас сладким запахом и огоньками светлячков. Не могу смотреть на них и не вспоминать.
Аль уверенно идёт к огромной старой липе, объединившей в себе ещё пять таких же. Она возвышается над округой, а под её широкой кроной нет места иным деревьям.
– Подожди меня здесь, – шепчет он.
Мой спутник исчезает, а я смотрю на небо. Так много звёзд… Почему никогда раньше я не замечала, сколько их? Оттуда ли прибыли к нам пришлые?
– Входи, – зовут меня.
Я прохожу, ощущая недовольство липы, потревоженной беспокойными гостями, и оказываюсь в большой комнате. Откуда-то с высоты струится приглушенный свет, по стенам вьются побеги, а землю выстилает мягкий мох. Наш дом был куда скромнее.
– Здравствуй, Лия. – Настолько старой женщины я ещё не видела. У нее длинные белые волосы, кожа так испещрена морщинами, что не слишком отличается от коры, по худым рукам змеятся вены. Она внимательно осматривает меня цепкими, не потерявшими цвет, глазами и спрашивает: – Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
– Как мало… – вздыхает она. – Аль, иди, не стой. Ты знаешь, что надо делать. А мы тут побеседуем.
Я ёрзаю.
– Говоришь, ты видела жуков?
Киваю, хоть ничего и не успела сказать.
– И они выбирали только заселенные дубы?
– Да. – На глазах сразу же выступают слёзы.
– Перед тем, как вернуться домой, что ты делала?
– Ничего, – испуганно отвечаю. Неужели я как-то в этом виновата?..
– Не бойся. Расскажи мне о вчерашнем дне.
– С самого утра?
– С самого утра, – улыбается женщина.
– Я проснулась. Потом позавтракала и поругалась с родителями. Они снова дразнили меня! – Вновь возвращается мелкая обида, но тут же исчезает, уступая место раскаянию. – Вот я и убежала на реку. Там никого не было, только приходила подруга мириться, но я… Потом я ушла к иве и уснула в ней. Вечером вернулась домой, а там…
– Я поняла. Тебе повезло, Лия. Ты уснула раньше, чем ваш посёлок.
Она смеётся надо мной.
– Ты слышала о сезоне снов?
– Да… Кажется. Это бывает раз в сто лет? Когда исчезают старики?
Свою ошибку я осознаю сразу же и вскидываю к лицу руки, будто могу вернуть слова обратно. Но собеседница не обращает никакого внимания на бестактность и продолжает:
– Именно. Но срок ещё не вышел. Слишком рано для прилета жуков…
– Как? Почему? – я не успеваю за вопросами.
– Когда-то давно мы заключили договор: в обмен на стариков жуки оставляют жизнь молодым. Конечно, они смогли бы уничтожить нас всех за несколько дней, но зачем выкорчевывать плодоносящий куст? Мы не можем сражаться с ними, – возражает она, заметив мой возмущенный взгляд. – Что мы против звёздных странников? Наш уклад, весь наш мир – всё направлено лишь на единение с природой. Мы не можем сражаться.
Молчу. Сжимаю крепко зубы, чтоб не наговорить того, за что потом будет стыдно. Как она может так говорить? Так спокойно. Так равнодушно.
– Не сверкай глазами, Лия. Ты поймешь меня.
Она поднимается с колен и подходит к стене. Под зеленью побегов скрывается тайник, мне виден уголок резной шкатулки. Помедлив, женщина вынимает оттуда кусок хитинового панциря. Он довольно велик – размером в мою ладонь. На нем горят какие-то неизвестные значки.
– Возьми. – На мои колени колени ложится холодный и тяжёлый осколок. – Это договор. Он не спасет вас от браконьеров, но все же…
– Нас?
– Да. Аль собирает всех, кроме стариков. Мы останемся, а вы уйдете.