Праздничный Коридор

– Александр Михайлович, – сказала Зося, – мне просто неудобно взваливать на вас еще и купание Санечки. Вам уезжать пора.

– Ошибаешься, Зосенька – это ты мне помогаешь. Мне все это в удовольствие. Я думаю, что смогу еще задержаться на пару недель. Подзаряжусь от вас с Санечкой молодой энергией и поеду осваивать новый участок работы.

Зося все-таки решила рассказать Анцеву денежную историю с ветхими купюрами. Анцев знал свой коллектив не по рассказам кадровиков и характеристикам начальников отделов, а знакомился с каждым работником персонально. В Инге он сразу рассмотрел скверный характер карьериста и кляузника.

– Я до сих пор, Зося, удивлен твоему согласию на перевод Инги в отдел. Это именно Инга пишет анонимки и доносы. Установить это было совсем несложно – свои труды она писала собственноручно, слегка измененным почерком. В нашем коллективе ей сообщника не удалось отыскать, пришлось самой трудиться. Я когда-то всерьез увлекался психологией и тогда уже усвоил, что умение обращать внимание на интонацию речи, мимику лица или жесты своего собеседника порой помогает понять истинный смысл произносимых им слов. Спустя некоторое время я пригласил к себе Ингу, поговорил с ней «по душам» на тему переустройства взаимоотношений в коллективе и тяготах ее личной жизни. Послушал я ее и сделал вывод, что она готова на любую подлость, которая ей поможет шагнуть по служебной лестнице и добиться высокооплачиваемой работы.

– Да, так оно и есть, – подтвердила Зося

– Оказывается, ты тоже это заметила, – продолжил Анцев, – стремление специалистов к карьерному росту я всегда поощрял, но, если за этим стремлением усматривал труд и активную жизненную позицию. Твоя протеже, напротив, хочет получить все блага служебной карьеры хитростью и напористостью. Не знаю, почему ты защищаешь ее, но эта дамочка может много дел наворотить, если ее вовремя не остановить. Может, сейчас тот случай, когда можно и нужно с ней расстаться? Она, когда окрепнет и пустит корни в банковскую деятельность, то выкорчевывать ее будет гораздо сложнее. Я знаю таких людей, они мне пырей напоминают. Знаешь, есть такой сорняк – его вырывают в одном месте, а он мгновенно прорастает рядом. Избавиться от него очень тяжело.

– Я не уважаю Ингу, потому что была свидетелем ее странной дружбы-ненависти с сокурсницей, но мне детей жалко, останутся без куска хлеба.

– Ладно, давай пожалеем детей, но и банк избавим от этой Инги. Я завтра же переведу ее в отделение, пусть работает в хозяйственном отделе – подальше от клиентов. Тебя такой вариант устраивает?

– Конечно! Главное, чтобы она не лишилась работы.

Анцев уезжал в Москву. Он зашел в комнату к Санечке и постоял возле его кроватки – Санечка не любил пеленание и всегда упорно вытаскивал ручки из пеленок. Анцев поцеловал его крохотные ручки и сказал Зосе:

– Уже характер просматривается – не допускает насилие над своей свободой. Зосенька, а ты почему-то стала меня смущаться и даже, кажется, избегать. Я в чем-то провинился? У нас с тобой всегда были доверительные отношения. Что случилось сейчас?

– Вы преувеличиваете, Александр Михайлович, ничего особенного не произошло. Просто сомнения одолели. Вы столько внимания уделяете мне и ребенку, что мне порой бывает за себя стыдно – незаслуженно я пользуюсь Вашим временем и заботой.

– Странный вывод! Я не просто о вас забочусь, я вас люблю. Но взамен мне ничего не надо. Скажи мне, Зося, ты любишь своего папу и Розу Самуиловну? Конечно, любишь. Они твоя семья. А ты и Санечка – моя семья. Как я могу вас не любить, или просить что-то взамен? Любовь не обязательно должна быть взаимной или строиться по каким-то принципам. Она возникает из уважения, привязанности и еще не знаю откуда, но ее точно не планируют и не создают искусственно. Не терзайся угрызениями совести, живи спокойно и расти сына. А я и дальше буду о вас беспокоиться и скучать без вас. Возможно, у меня получится иногда навещать вас, если ты, Зосенька не против.

– Я буду Вам всегда рада.

– И еще, Зосенька, у меня есть одно пожелание, – Анцев заглянул в ее глаза, – ты очень требовательна к себе, что, несомненно, тебя только украшает, является гарантией достижения намеченных целей. Но не допускай изнурения своего организма и огромной, разрушающей усталости – чаще позволяй себе отдых, покрепче люби себя.

– Александр Михайлович, мне стыдно за себя, простите мою мнительность. Я корю себя за то, что эгоистка, но без Вас откровенно пропадаю. Приезжайте, как можно чаще – мы с Санечкой всегда будем Вам рады. Санечка на свои ножки встанет, мы сможем сами к Вам приехать. Не обижайтесь на меня! Я выброшу из головы все страхи и сомнения, постараюсь стать достойной Вашей дружбы. Вы не забывайте нас, пожалуйста.

Зося подошла к Анцеву и поцеловала его в щеку. Он дотронулся до ее волос, погладил их и быстро забрал свою руку, словно обжегся. Анцев вышел из Зосиной комнаты и сбежал вниз по лестнице – прощание затянулось, во дворе дома его уже давно ожидала машина, а до отправления поезда оставались считанные минуты.

Санечка подрос до первого юбилея – тридцать дней его жизни, и Зося решила, что пора им с сыном начинать учиться плавать. Она позвонила Зое Николаевне, попросила ее приехать на первое занятие в бассейне. Людмила привезла Зою Николаевну, когда вода в бассейне была подогрета, в самом помещении стало тепло и уютно. На ручки ребенка надели надувные нарукавники, а на шею такое же надувное ожерелье, чтобы не было соблазна напиться воды из бассейна. Санечку опустили в воду. Он несколько минут лежал на воде и рассматривал разбросанные вокруг его игрушки. Потом, его внимание привлекла яркая уточка, которая плавала в другом конце бассейна. Санечка решительно замахал ручками и ножками, поплыл за игрушкой.

– Видишь, Зося, как все просто, – сказала Зоя Николаевна, – ребенок не забыл, в какой среде он находился до рождения и совершенно не боится воды. Бассейн у вас прекрасный, можно и взрослому с утра поплавать. Но лучше, пока ребенок еще маленький, использовать бассейн только для него. И ни на минуту не отвлекайся, не оставляй его одного. Ты сама поймешь, когда можно будет пускать его плавать без нарукавников и ожерелья. Время занятий увеличивай постепенно до одного часа. Закаливание ребенка с первого месяца жизни в бассейне очень эффективный метод, но и очень ответственный для мамы. Зося, звони мне, пожалуйста, и рассказывай про ваши успехи. Не многие мамы находят время и место для таких занятий.

С того дня Санечка плавал каждый день. Зося сфотографировала его в бассейне и фотографии выслала Александру Михайловичу. В конверт с фотографиями она вложила короткую записку: «Александр Михайлович, отчитываюсь перед Вами первыми достижениями сына. Плавает прекрасно, потом крепко спит и хорошо ест. Смотрите, какой он энергичный и здоровенький. Спасибо Вам».

Санечка подрастал, а официально узаконить его фамилию Зося пока не решалась – боялась встречи с Сашей. Саша звонил только один раз, разговор с ним изначально был обречен на непонимание – даже по телефону можно было понять, что он на изрядном взлете от горячительных напитков. Но против усыновления ребенка он не возражал, просил назначить время, когда он сможет приехать и оформить документы. Зося ответила, что собирается ребенка крестить в церкви и хотела бы, чтобы папа тоже присутствовал на обряде, а оформление документов можно совместить, чтобы лишний раз не ехать в Горевск. «Как скажешь, – ответил Саша, – звони, когда определишься по срокам».

На том разговор и закончился – разговор по неотложному вопросу чужих друг другу людей. Зося боялась встречи с Сашей, но и откладывать крещение ребенка больше не было смысла. Наступало лето, Санечка заметно подрос и окреп. Крестные родители были давно приглашены и тоже с нетерпением ожидали, когда же они узаконят в церкви свою почетную должность. Крестной мамой была приглашена Людмила, а папой – Левон. Зося позвонила Саше в первой половине дня и не ошиблась – он был трезв и вполне адекватен.

– Саша, я определилась с днем крещения ребенка. Приезжай, пожалуйста. Но прошу тебя – не забудь, что ты едешь на первую встречу с маленьким сыном, воздержись от застолий и компаний.

– Хорошо, – коротко бросил Саша и закончил разговор.

Зося поехала на вокзал, чтобы встретить его вдали от внимательных глаз своих домочадцев. Она стояла на перроне, вглядывалась в суету выходящих из вагонов пассажиров. Но Саша подошел неожиданно сзади – она почувствовала его присутствие внезапно застучавшим сердцем. Зося медленно обернулась, и ее лицо окунулось в белый снег хризантем. Саша был все так же подтянут и элегантен, как и прежде. Только лицо осунулось и потемнело почти черными кругами вокруг глаз, да и сами глаза лихорадочно блестели. Он склонил свою голову к ее лицу, чтобы поцеловать, и она услышала запах алкоголя.

– Ты все хорошеешь, Зоська! Видимо, секс пошел тебе на пользу, – он хотел казаться смелым и беспечным, но голос предательски дрожал, – да не принюхивайся ты – я просто бокал вина выпил для храбрости.

В машине он сел на заднее сиденье и тронул Зосю за плечо:

– Подожди, Зоська, не спеши машину заводить. Давай поговорим. У тебя дома разговора, наверное, не может быть – там твой отец и Роза Самуиловна, а я для них сейчас отрицательный персонаж из детской сказки. Ты хочешь выйти за меня замуж?

– Нет! – Зося сглотнула горький комок в горле, – не могу!

– Как хочешь, я уговаривать не буду. А это все равно возьми, – Саша протянул ей маленькую коробочку, – там тебе подарок. Считай, что за сына. Спасибо тебе за то, что разрешаешь его усыновить. Зоська, надень кольцо, чтобы я был точно уверен, что ты приняла мой подарок.

Зося открыла коробочку и надела на палец тонкое колечко с сияющим бриллиантом. Молча, показала Саше руку с кольцом. Он поцеловал ее окольцованный пальчик и попросил:

– Если можно, то носи его всегда. Так мне будет легче. Хорошо, Зоська?

– Не обещаю. Скажи, Саша, ты ничего не хочешь поменять в своей жизни?

– Мне нечего менять – у меня все прекрасно.

– Ладно, тогда поехали домой, там тебя ждет твой сын. Возможно, после знакомства с сыном, ты захочешь измениться?

Санечку крестили в маленькой деревенской церкви, недалеко от Ивановска, потому что за любые отношения с церковью советские граждане преследовались партийными органами. Местного священника рекомендовал Иван Сергеевич и отзывался о нем, как о настоящем духовном пастыре своего прихода. Батюшка привык не задавать вопросы посещающим его горожанам, потому что знал о жестком отрицании религии в идеологии коммунистической партии.

В Ивановск они выехали на двух машинах – за рулем одной была Зося, другой управлял Левон. Чарышев и Роза Самуиловна уселись в машину к Левону, а свой груз Зося везла сама. Санечку прижимал к себе папа, рядом сидела Людмила и периодически требовала ребенка на руки крестной. Но Саша не слышал ее недовольное бурчание или просто не обращал внимание.

С момента своего знакомства с сыном, Саша ни на одну минуту не хотел с ним расставаться – он готов был сутками держать его на своих руках и есть с ним одной ложкой из общей тарелки. Он даже спать приспособился на диване в детской комнате, рядом с кроваткой сына, хотя в доме ему была приготовлена отдельная комната. Зося старалась не мешать установлению их отношений, но иногда ловила себя на грустной мысли о быстротечности времени и меняющихся приоритетах – вот и наступило время, когда любимый Саша больше не ищет ее взглядом, ему вполне хватает общества сына. Да и ей совсем безразлично, где он, и чем занят.

Только в церкви Людмила приняла на свои руки Санечку и гордая тем, что стала главным участником предстоящего таинства, стояла рядом с Левоном. Лица Людмилы и Левона стали напряженно-торжественными, а сами они послушно и добросовестно исполняли все указания священника. Даже требование «Дунь и плюнь на него» у смешливой и дерзкой на язык Людмилы не вызвало ни малейшей усмешки. Наконец, Санечку раздели и трижды с головой погрузили в крещальную купель. Санечка не только не испугался воды, но стал смеяться и радостно размахивать ручонками, чем вызвал улыбку у всех церковных служителей. К великому огорчению для Людмилы и гордости Левона, Санечку после крещения передали на руки крестному папе.

Во дворе церкви Людмила сказала Левону, что они теперь духовные наставники своего крестника и должны чаще встречаться. На что Левон ответил, что по поводу своей духовной осведомленности он сомневается, но за крестника любому обидчику башку снесет, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. У него крестник будет всегда прав. В подтверждение своих слов Левон поднял вверх свой большой кулак.

Уже сидя в машине, Зося спросила у Людмилы:

– Мила, ты не знаешь, зачем вы с Левоном в церкви плевались?

– Знаю. Если уж ты выбрала меня в крестные матери, то я постаралась соответствовать этому званию. Мы с Левоном предварительно съездили в церковь, исповедовались и причастились. А потом монахини из нашего монастыря рассказали нам все об обряде крещения. Так, вот – дули и плевали мы на дьявола, чем и объявили ему войну, как Санечкины духовные наставники.

– Ну, Милочка, уважаю. Ты меня приятно удивила!

Впереди еще была процедура усыновления ребенка отцом и причастие матери и Санечки в церкви, где проходил обряд крещения. У Саши был оформлен очередной отпуск, он без проблем мог остаться в Горевске еще на две-три недели.

С Зосей он общался только при самой острой необходимости или по вопросам, связанным с уходом за ребенком. Иногда переводчиком в их диалоге могла быть Роза Самуиловна или Люда. Зося не слышала от него запах алкоголя, постепенно успокоилась и без страха доверяла ему сына.

Ночь следующего дня после крещения для Зоси была спокойной и безмятежной – Санечка спал в соседней комнате, а рядом с ним посапывал его отец.

Зося после рождения сына спала чутко, просыпалась от любого шороха в соседней комнате. Но этой ночью сон ее был долгим и крепким. Рядом с Санечкой был Саша, и Зося безмятежно спала, подложив руку под щеку и свернувшись по привычке калачиком на самом краешке кровати – так ближе до кроватки.

Уже яркое летнее солнышко заглянуло в ее спальню, когда Зося внезапно почувствовала прохладную руку с тоненькими пальчиками на своей голове и услышала тревожный голос своей бабушки:

– Проснись, Зося, проснись! Санечка, Санечка! Проснись, девочка, спаси Санечку!