Праздничный коридор. Книга 3

Но однажды моя сокурсница, фанатка футбола, уговорила нас с девчонками пойти на стадион, посмотреть футбольный матч, где играл ее обожаемый футболист. Во время матча мы все дружно кричали, пищали и свистели. Но судьба распорядилась так, что этот матч командой, за которую мы болели, был проигран. Футболисты мрачно пожали руки своим противникам, и ушли в служебные раздевалки. Наша подруга потащила нас туда же – поддержать проигравшую команду. Потные и злые ребята действительно оживились при виде яркой стайки молодых девушек. Они дружно заторопились в душ, а нас попросили ожидать их возле гостиницы, в которой они жили. Все мы были приглашены на ужин в ресторан.

Этот ужин в ресторане стал началом моей жизненной трагедии. Обожаемым футболистом моей однокурсницы был молодой смуглый кавказец, высокий, красивый и небрежный. Он не замечал свою поклонницу, которая растолкав всех, поспешила занять за столом в ресторане место возле него.

Он ел, много пил и был в шумной компании совершенно одинок. Его товарищи по команде танцевали, шутили, рассказывали анекдоты, а он тупо молчал, кроме своей тарелки и бокала, казалось, ничего не замечал.

Но когда ко мне подсел его блондинистый веселый товарищ и стал на ухо мне рассказывать анекдоты, кавказец вышел из-за стола, подошел ко мне и протянул руку. Не знаю почему, но я тоже встала и покорно пошла вместе с ним к выходу.

Он повел меня в свой номер в гостинице. Там все и случилось. Мы пили коньяк, занимались любовью и снова пили коньяк. И все это при минимальном наборе пустых слов. Он делал какое-то движение, я все понимала и исполняла. Он даже не заметил, что он у меня первый мужчина. Мои болезненные стоны и кровь на простынях он попросту игнорировал или относил на счет своего темперамента. Утро наступило очень быстро, и мне нужно было уходить, занятия в институте я не пропускала. И только, когда я одетая и обутая подошла к двери, он лениво поднялся с постели, подошел ко мне, протянул руку:

– Левон, – и добавил, – ты классная девчонка.

– Оксана, – ответила я, – хочешь, приду к тебе сегодня вечером? Ты будешь в гостинице, скажем, часов в семь?

– Да, приходи, – ответил Левон и повернулся ко мне спиной.

Ты догадалась, Зося, с кем свела меня жизнь? Да, это наш Левон. Молодой, красивый, ленивый, шаркающий ногами. Короче, он, обожаемый мною Левон. Левон, который стал главным источником горя во всей моей взрослой жизни.

Ладно, продолжу. Целый день я была под каким-то наркозом – я не понимала, зачем сижу в аудитории, что-то говорю, что-то слушаю, куда-то передвигаюсь. Все мое существо рвалось в гостиницу, где меня ждало счастье. Вечером я вошла в гостиницу и направилась через холл к лифтам, но меня окликнула администратор:

– Девушка, минутку, а у Вас есть пропуск в гостиницу?

– Нет, я здесь не живу, – смело ответила я, – я иду по приглашению футболиста Левона, к нему в номер.

– Вы опоздали – футболисты сегодня уехали. Сразу после обеда все выписались из гостиницы, собрали вещи и загрузились в свой автобус.

– Как, уехали? – я не хотела верить услышанному, – мы с ним договорились. Он не мог уехать просто так. Может, он для меня оставил письмо?

– Нет, ничего не оставлял. Эти спортсмены такие ветреные. Умеют они девушкам головы морочить.

Я развернулась, как пьяная, пошла к выходу. Администратор что-то еще о непорядочности спортсменов говорила мне вслед, но я ничего не соображала. В голове стучало молоточком: «Уехал! Не оставил адрес! Никогда не увижу!»

Позже оказалось, что впереди меня ждет еще одно испытание – я была беременна. Это было непривычное состояние недомогания, но на него я не отреагировала. Я была занята подготовкой и сдачей экзаменов. Слабость, головокружение и приступы тошноты считала весенним ослаблением иммунитета.

Когда экзамены были сданы, я вспомнила, что у меня почему-то нет месячных, и пошла к гинекологу. Там все и выяснилось.

Домой на каникулы я не поехала. Боялась наметанного теткиного взгляда – хоть внешне моя фигура пока не изменилась, но она-то точно догадается, что я скоро стану матерью. Я позвонила тете Наташе и сказала, что уезжаю на летние каникулы со стройотрядом.

Тетя Наташа мне регулярно высылала деньги и у меня скопилась достаточно солидная сумма. Я сняла для себя отдельную комнату в частном секторе города, а в институте попросила по семейным обстоятельствам академический отпуск на год. Мне его сразу предоставили – уход за тяжело больной матерью причина уважительная. Тем более что в институте я зарекомендовала себя только с положительной стороны – отличная учеба, примерное поведение, активная общественная работа.

На этот год я устроилась на работу, курьером в солидную организацию. Все у меня получалось. Я решила сначала родить ребенка, а потом покаяться перед тетей Наташей. Мнение моей матери меня не интересовало.

Пригибало меня к земле только будущее осуждение моей безнравственности тетей Наташей, и косые, любопытные взгляды поселковых соседей.

Мои мусульманские родственники семьей Мерьем не интересовались.

Я уже любила своего не рожденного ребенка, и начала потихоньку готовить ему приданое. Крохотные вещички были разложены по всей моей комнате – я любила делать ежедневный обход детских вещей. Брала их в руки, гладила, целовала, гремела погремушками. Я ждала ребенка!

Родила я толстенького, горластенького мальчика. На следующий день после родов всем женщинам в палате принесли на кормление детей. Не принесли только моего Павлика. Я побежала к врачу, она отвела глаза в сторону и сказала, что пока причин для беспокойства нет. Ребенка обследуют врачи, и завтра о его здоровье мне все расскажут. На следующий день меня позвали к заместителю главврача больницы по родовспоможению. Она мне рассказала, что при обследовании моего новорожденного сына в его головке выявлено небольшое затемнение в левом полушарии мозга. Потом спросила, внимательно глядя в мои глаза:

– Перед зачатием ребенка вы или ваш партнер принимали спиртное?

Я побледнела – мы оба, я и Левон, не просто принимали спиртное, а пили целый вечер, затем всю ночь, и, скорее всего, в момент зачатия ребенка были совершенно пьяны.

– Да, много, – пролепетала я.

– Теперь все понятно, – сказала врач, – у вашего ребенка на лицо врожденный алкогольный синдром, который останется у него на всю жизнь. Ваш ребенок не сможет перерасти свое недомогание. С детских лет, и далее всю жизнь, этот малыш обречен жить с проблемами – у него будут трудности в школе, возможно, он будет нуждаться в специальных педагогах или, даже, в специнтернате. Но самое главное, в нем от рождения заложена склонность к совершению асоциальных и уголовных преступлений, из-за чего он будет постоянно вступать в конфликт с законом. Как Вы уже, наверное, догадались, ему всю жизнь должно быть обеспечено медицинское сопровождение и социальная защита. Вы готовы к этому?

Уничтоженная ее словами, я трусливо молчала. Я ничего не могла сказать, мой язык намертво присох к небу. Только веко одного глаза нервно дергалось, и я вынуждена была прижать его рукой. Врач в полной тишине несколько минут наблюдала за моей реакцией, потом сказала:

– Вы имеете полное право отказаться от ребенка. Но я советую Вам сначала хорошенько подумать. Я неоднократно была свидетелем поспешных решений об отказе от больного ребенка. Сначала мамаша отказывается, а потом прибегает к нам и начинает требовать, чтобы ей вернули ребенка. Но больница не владеет информацией о ребенке, переданном в дом малютки. Возможно, его усыновили, тогда вернуть его практически невозможно, или передали в детский дом. Там тоже информация об отказных детях закрыта, и это очень серьезно. Хочу дать Вам еще один совет – если решите от ребенка отказаться, то не кормите его грудью. Так проще уйти от него. Ну, все, думайте.

Я ушла от нее в полной растерянности и смятении. Больной, проблемный ребенок не вписывался в мои дальнейшие жизненные планы.

Раньше я думала, что оставлю Павлика у тети Наташи, окончу институт, выйду замуж, а потом заберу сына в свою семью. Оказывается, я не могла оставить тете больного ребенка. За ним нужен будет постоянный уход, а тетя работает.

Я не спала ночь, а утром пошла к главврачу роддома, оформила документы на отказ от сына и попросила выписать меня из больницы. Я хотела, как можно быстрее уйти из больницы – боялась, что мне принесут ребенка, и я не смогу его здесь оставить. Врачи поняли меня и в этот же день выписали из больницы.

Я вернулась в институт и приказала себе каленым железом выжечь из памяти целый год моей жизни. Но это было совсем непросто, даже – невозможно!

В этот год я познакомилась с Левоном и родила своего первенца, своего Павлика. Я заставляла себя на целый день отключить память от событий этого года, но ночью, обязательно, один из них, или оба сразу, напоминали о себе. Меня мучили кошмарные сны – маленький ребенок шел босыми ногами по осенней, грязной дороге, плакал и звал маму. Или Левон умирал в какой-то больничке и тоже звал меня.

Я начала лечиться у психотерапевта и постепенно успокоилась. Ко мне пришло физическое спокойствие, но душа продолжала тосковать по дорогим моим мужчинам. Один из них бросил меня, от второго я отказалась сама.

Следующий год учебы я отрывалась по полной программе – вечеринки с вином и сигаретами, случайные половые связи. Таким странным образом я заполняла пустоту вокруг себя. Однако моя веселая жизнь не помешала мне успешно закончить год и получить повышенную стипендию.

На летние каникулы, я как всегда поехала в свой крымский поселок, к тете Наташе. Я планировала пожить у нее три летних месяца, наплаваться в море, и очистить свою душу от гнета свалившихся на меня несчастий.

Тетя радовалась моему приезду, не знала куда посадить и чем угостить. Она угадывала каждое мое желание и не разрешала мне даже вымыть посуду после собственного завтрака. Она работала, а я целые дни проводила на пляже.

Вечерами мы надолго устраивались с чашкой чая на веранде и не могли наговориться. В один из таких вечеров я рассказала тете Наташе о событиях самого страшного в моей жизни года. Рассказала все, до последней мелочи про Левона и Павлика. Мне тогда показалось, что возле нашего забора прилепилась какая-то тень, но я не придала этому большое значение. Только потом я узнала, что мою исповедь слушал, вернее, подслушивал, мой брат Сервер.

Тогда для меня главным было другое – тетя Наташа за все время моего рассказа не проронила ни одного слова. Я не видела ее лицо, но жуткая тишина на нашей веранде, заставила мое сердце бешено колотиться. Я надеялась, что тетя, как всегда было в минуты моих невзгод, подойдет ко мне, обнимет и скажет, что все будет хорошо, и мы вместе обязательно найдем выход из любой ситуации. Но на этот раз тетя молчала и о чем-то думала. Лишь через тяжелые полчаса, после того, как я замолкла, тетя, каким-то странным голосом, спросила:

– Где сейчас Павлик? Когда в последний раз ты его видела?

– Я не знаю где Павлик, – ответила я, – я его вообще никогда не видела. Мне сына показали единственный раз в родовой палате, сразу после того, как он появился. Больше я его не видела. Имя я ему придумала, когда была беременна.

Тетя Наташа снова надолго замолчала, потом сказала:

– Уезжай отсюда. Я не смогу больше тебя терпеть рядом с собой.

Она встала и ушла в дом. На следующее утро, когда я проснулась, тети уже дома не было – ушла на работу. Завтрак для меня был на привычном месте – на столе, накрытый домотканым вышитым рушником. Я поела и решила, что тетя, возможно, уже сожалеет о вчерашних обидных словах и ищет слова для нашего примирения. Во всяком случае, спешить с отъездом не следует – придет с работы, за это время успокоится, вот тогда мы и поговорим. На пляж идти почему-то не хотелось, и я улеглась на диван со старым, зачитанным журналом, который нашла на этажерке. Тетя Наташа вернулась домой к обеду. Присела на стул возле дивана и сказала:

– Все-таки тебе лучше уехать. В Лабении живут мои сестра и брат. Я сегодня им звонила. Конечно, ничего о тебе не рассказала. Просто попросила приютить тебя и помочь с работой. Брат пообещал не только устроить тебя на работу, но и выделить одну из комнат в своем доме. Они рады оказать помощь дочери любимого Ванятки. Уезжай, Оксана, устраивай свою жизнь, оканчивай институт, видимо уже на заочном отделении, но не забывай, что где-то живет ребенок, которого ты бросила. Если ты действительно Сулимова, то ты найдешь Павлика, и заберешь в свой дом. Среди Сулимовых предатели и негодяи до тебя не водились.

Вот так напутствовала меня в дальнюю дорогу тетя Наташа. Я понимала, что она была абсолютно права, но на кону стояла перспектива моей обеспеченной жизни с богатым мужем. Как я смогу найти мужа, о котором мечтала, если на моих руках будет больной, неуправляемый ребенок? Возможно, потом, через годы, когда моя жизнь устроится, я захочу снова родить ребенка. Ребенка от своего мужа, ребенка здорового и полноценного.

А на Павлике я решила поставить крест – меня ведь предупредили в роддоме, что разыскать его я уже не смогу.