Лютовой

Нискинин стоял в саду у пруда и задумчиво смотрел на воду. Он вспоминал, как в этом пруду барахтались и учились плавать его сыновья. Тогда на старшего сына, Лютовоя, уже надели порты, ему исполнилось семь лет и его перевели с женской половины ? на мужскую. Младшего сына Светловида, он посадил на лошадь, когда ему исполнилось три года, и назначил наставником брата второй жены Велизары, Ерлана.

Князь услышал шаги и обернулся. Перед ним стояла Радослава. Она была старшей женой, но до сих пор была стройной и любимой, князь часто навещал её в ложнице. На ней была длинная белая рубаха, босые ноги, распущенные чёрные волосы спускались локонами по спине, безумный взгляд красивых синих глаз блуждал по саду, как будто кого-то искал, веки были опухшие от слёз. Супруг подошёл к ней, посмотрел в её заплаканное лицо и только сейчас заметил мелкие морщинки, протянувшиеся от уголков глаз к вискам. Она многое испытала в жизни, ей не раз приходилось терять близких людей, но такого горя она ещё никогда не испытывала. Потеря сына оказалась самой тяжёлой потерей, и князь боялся за её здоровье, переживёт ли она такую боль. Он помнил, как велика была её радость, когда родился Светловой, как она ни днём, ни ночью не расставалась с ним, не потому что не доверяла нянькам, а ещё не осознавая того сама, как будто предчувствовала потерю и хотела быть с ним рядом сколько возможно. Князь обнял жену.

– Как ты, матушка? Почему босая вышла?

Радослава уронила голову на плечо мужа, обняв его за шею и зарыдала. Он, молча, ласково погладил её по густым волосам. А, что тут скажешь? У самого на сердце глубокая рана, которая родила упадок сил и нежелание двигаться, а тем более решать какие-то проблемы племени. За спиной послышались шаги. Радослава затихла.

– Иди в терем, лада моя, твоих слёз не должны видеть соплеменники, – князь бережно отстранил жену, – пущай Марфа вызовет к тебе лечца.

Подошёл воевода Буяр – верный друг, советник и предводитель личной дружины отборных воев князя. Этот голубоглазый и белокурый великан отличался здравомыслием и имел недюженную силу. Об этом говорили его крепкие ноги, мощная грудь и мускулистые руки. В древлянском племени не было ему равных по силе, и за это его все уважали, а на вече единогласно он был выбран воеводой.

– Будь здрав, княже!

– И тебе поздорову, воевода! С чем пожаловал?

– Хошь или не хошь, княже, а нам надобно Драговита, князя дреговичей в сваты заполучить!

– Буяр! Будь ты человеком! Мне щас не до Драговита! Я сына лишился, у меня сердце кровью обливается от горя, а ты ко мне со своей заботой! Уйди! Прошу тебя, как друга!

– Княже! Зря ты меня гонишь! Тебе как раз щас и надобно заняться делами, чтобы отвлечься от горя. Ты же не жёнка, чтобы сидеть и лить слёзы! Тебе своё княжество укреплять надобно! Ходят слухи, печенеги на Киев сбираются, а от Киева до нас им пять дён хватит добежать. Ты же знашь, что у Аскольда воев мало, поганые мигом овладеют Киевом и как ты думашь, успокоятся на ентом? Ага! Как же! Они там токо разогреются!

– Кто у нас воевода? – вызверился князь, – ты, Буяр!! Вот и думай, как оборониться, в случае чего!

– Дык я и говорю! У дреговичского князя заключён ряд с Рогволодом, полоцким князем, ежли породниться с Драговитом, тада на нашей стороне будет сила, и мы сможем устоять супротив любого набега на наши земли. Весной не получилось отправить к нему посольство, а щас самое время, осень, сватовство, свадьбы. Породнишься с Драговитом, и тада дреговичи и само собой полочане будут на нашей стороне.

– Буяр! Я же не могу ему свою дочь в невестки навязывать, он должон приехать и посватать её сам.

– Ты можешь поехать к нему с посольством, а Заряницу взять с собой. Пущай посмотрит новы места, попутешествует, а там, може, и с княжичем Пересветом сладится.

– А на кой ляд нам торопиться со сватовством? Печенеги може и не думают нападать на Киев, може енто просто слухи!

– Када печенеги пойдут на Киев нам надобно быть уже готовыми обороняться.

– Буяр! Где Киев, а где мы!

– Княже! Неужли ты допустишь, чтобы поганые захватили русску землю и не придёшь Киеву на помощь? Мы должны все сплотиться и ударить по ворогу так, чтобы он не смог боле никада поднять головы!

– Да, ворогов вкруг нас полно, всех не перебреешь! Ежли с печенегами покончить, там хазары докучают радимичам. Мало того, что обложили данью, так ишшо и набеги совершают регулярно, разоряют и жгут поселения. Да и Киев не просит у нас помощи.

– Я не знаю о чём думает Аскольд, а тебе надобно Заряницу отдать за Пересвета, как можно скоре.

– Ладноть, поглядим. Хорошо ежли дреговичей перетянем на свою сторону, а там можно и с радимичами договариваться. Они, думаю, рады будут. Радим щас Ходота, князя окского пытается подмять. Тот, вишь ли, сосватал дочь Радима за свово сына и забрал девку в свой дом, а Радиму взамен его дочери дать некого, сыновей то у Ходоты больше нет, а у Радима ишшо одна дочь на выданье.

– Да, я слыхал, что Радим потерпел убыток и теперь решил заставить Ходоту платить ему дань, как старшему.

– А, ежли я свою Заряницу отдам замуж за сына Драговита, тогда он мне обязан будет платить дань, потому что для мово сына у него нет невесты. Захочет ли он платить?

– Ты, княже, неправильно мыслишь. С Драговитом заключите Ряд о взаимопомощи, енто и будет заместо дани. Я думаю, что енто выгодно обеим сторонам. А Лютовоя надобно отправить свататься к дочери Радима. Вот и будут все наши соседи роднёй и ежли кто на нас исполчится, они придут на помощь.

– Ну да. Надобно подумать, как лучше сделать. Скоро в полюдье сбираться. Придётся нонче Лютовоя отправить за данью, самому мне не можется, не выдюжу я долгой дороги.

Глава 4

Лютовой ехал с закрытыми глазами, полностью доверившись своему жеребцу Дивию. Ему сегодня пришлось встать очень рано, отец послал его по древлянским землям собирать дань. В лесу царил солнечный день, летних ароматов трав уже не чувствовалось, воздух пах лёгким морозцем и прелой листвой. Лиственные деревья вокруг стояли голые, и землю укрывал тонким слоем снег. Пения птиц слышно не было, только сорока при их приближении громко затрещала, да где-то вдалеке дятел долбил дерево, добывая себе пропитание. До Мелентьевского поселения, где было первое становище, на котором была построена братчина для отдыха дружины, постройка, где хранилась дань, привозимая с окрестных весей и хуторов, было недалеко, конного бега один день. Поселение ещё не появилось на виду, а запах гари уже витал в воздухе. Воевода встрепенулся.

– Княжич! Кажись беда в поселении!

– Оставляй обозы здесь, а дружину веди к становищу! И поспешай, може ишшо не поздно!

Обозы заехали в лес и встали в круг. Кмети, оставленные их караулить, спрятавшись за обозами, заняли круговую оборону. Лютовой нёсся на своём жеребце рядом с Буяром и Белимиром. Увидев конницу, несущуюся к становищу, предводитель напавшей дреговичской ватаги Митрофан повёл своих людей навстречу древлянам. На становище они взяли большую поживу, собранная дань уже дожидалась приезда князя, и им не хотелось её терять, потому они без страха решили скрестить мечи. Дреговичи часто делали набеги на древлянские земли именно в это время, когда дань уже собрана, успевая забрать её до приезда княжеского обоза. Лютовой мгновенно выхватил меч и с воинственным криком кинулся, взметая тучи снега и земли, навстречу татям. Жажда подвига, жившая в нём с детства, преисполнила его силой. Охватившая злоба не оставляла места для робости. За ним следом мчались кмети его дружины. Дреговичи без страха неслись им навстречу, размахивая мечами, и их воинственные крики разносились далеко по округе. Рубя мечом направо и налево, Лютовой едва успевал оглядываться и совсем не думал об опасности. Незнакомое до сих пор ощущение, когда волна ярости несёт и не оставляет места страху, захватила и опьянила его. Он сам себе казался сильным, неутомимым и готов был рубить и рубить, но вдруг кто-то обрушился на него сверху, он попытался развернуться и достать противника мечом, но тот сдавил его, словно кузнечными клещами и кинулся на землю, увлекая княжича за собой.

Меч ворога молнией блеснул перед лицом, падающего с коня Лютовоя. Над его ухом раздался сдавленный рык, и в этом голосе было столько звериной злобы, и занесённый над Лютовоем меч огненным жалом врезался ему в живот. От резкой боли в глазах взорвались искры, он даже забыл, как дышать. В ушах звенело, перед глазами плыли огненные пятна, голова закружилась, он зажал рану рукой, на него разом навалилась усталость, и он потерял сознание.

Бой ещё продолжался, звон мечей раздавался отовсюду. Он лежал под колючим кустом боярышника. Когда очнулся вначале сгоряча боли не почувствовал, пока не попытался встать. Сейчас же его тело пронзило острой нестерпимой болью. Он откинулся на землю, перевёл дух и повернул голову набок. Белое поле повсюду было усыпано мёртвыми телами. Летел медленный снег и прикрывал чёрные пятна тел, стирая их следы из жизни и с поля боя. Лютовой положил руку на живот и почувствовал, как через кафтан вытекает из него горячая руда[9 - Руда – кровь]. Он лежал, запрокинув голову и рассматривал куст сухой травы, торчащий из снега. У него мелькнула мысль, что куст совсем недавно был зелёным и живым, а теперь стоит сухой и замёрзший, так и он, совсем недавно был живым и полным сил, а теперь лежит и зовёт к себе Морену, чтобы скорее перестать чувствовать нестерпимую боль. Поселение рода Мелентичей, расположенное на древлянских землях было сожжено дотла.

Битва закончилась. Оставшиеся в живых дреговичи поспешно скрылись в лесу, прихватив своих раненых соотечественников, древлянские кмети стали их преследовать, но вернулись. В лесу, конному кметю пешего воя не догнать. На поле остались свои раненые. Вернувшиеся кмети наспех перевязали раны воям, чтобы не истекли кровью. Наставник Лютовоя Белимир тоже был ранен. Хватились князя, а его нигде нет, обшарили всё поле, оглядели ещё раз всех раненых и убитых и не нашли. Все в недоумении смотрели друг на друга и разводили руками. Каждый князя видел во время сечи, а теперь его нет, и никто не мог сказать, куда он делся. Вот тебе и сходил лось за хлебушком, называется!

А княжич лежал в кустах с раной на животе и, зажав её рукой, пытался позвать на помощь, но с губ срывался только шёпот. Он, чтобы отвлечься от боли, старался петь. Слова, оторвавшись от его почти мертвых губ, улетали в пустоту и даже ему самому были не слышны, он ещё не понял, что слова звучат внутри него, не имея сил вырваться наружу. Пересохшие от жажды губы слегка приоткрытым ртом пытаются поймать снежинки. Уныло шумят вековые ели, качая верхушками. Ветер. Руки немеют от холода. Его уже припорошило снегом и поэтому вои, искавшие его по всему полю не заметили княжича лежавшего под кустом. Внезапно рядом раздался зычный рык и оборвал песню Лютовоя, он увидел перед собой, распластанного в прыжке Семаргла[10 - Семаргл – бог огненной стихии]. Два могучих крыла резали над ним ветер. Огромный пёс застыл над Лютовоем, накатив на него волну снежной пыли. Тяжелые лапы воткнулись в снег рядом с княжичем. Лютовой не боялся нападения, не боялся и смерти: его уже осенило последнее равнодушие, помогающее встретить неизбежный конец.

Княжич закрыл глаза и тут почувствовал звериное горячее дыхание на своём лице, Семаргл обнюхивая его, зарылся носом в его волосы, ткнулся в шею. Лютовой открыл глаза и встретился взглядом с псом, он, подогнув лапы, опустился и лёг рядом с ним, потом зверь придвинулся, и Лютовой чуть помедлив, обхватил собачью шею руками и с большим трудом заполз ему на спину. Семаргл качнул мощной грудью, подобрался весь, встал и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, вытянулся в прыжке. Красное месиво снега уходило вниз…

Семаргл взвился ввысь, закружился огненным вихрем, громадные крылья его с бешеной яростью гребли под себя воздух, силясь как можно быстрее покинуть место, где разгулялась Морена[11 - Морена – богиня смерти], летая над полем с погибшими, и радуясь такой добыче. Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватым мертвенным серебром. Было тихо, только крылатая тень пронеслась между землёй и луной, потом скользнула по ветвям, по заснеженной лесной траве и скрылась в ночном лесу со своей тяжёлой ношей.

***

Кмети ходили по поляне и собирали мечи и другую поживу уже ненужную погибшим.

– Вы чем заняты, мать вашу?! – вызверился воевода на кметей, – ищите княжича, ежли не хотите без башки остаться!!

– Дык, воевода, мы ужо тут всё обшарили, под кажный куст заглянули, нет его нигде! – кметь Сорока развёл руками.

– Ты бессмертный что ли? Уйди отседова, покуль я тебя не зашиб!

– Зашибить меня, воевода, ты можешь, токо чё изменится? Княжича всё одно нигде нет, а у тебя одним мертвяком больше будет! Закопать бы надобно ентих татей! Не лежать же им тут не захороненными, а то упырями расползутся, – бесстрашный кметь перевёл разговор.

– Несите хворост, готовьте краду, надобно своих воев по нашему обычаю отправить в Ирий[12 - Ирий – небесное царство Перуна, повелителя грозы, грома и дождя, бог войны, покровитель князей и их дружин.], – распорядился воевода.

Древляне собирали своих соплеменников на месте сечи, когда наступила ночь и луна осветила ристалище, уложили на краду тела погибших, и сожгли, при этом по обычаю предков закололи несколько пленных мужчин, принеся их в жертву. Лютовоя не нашли ни среди мёртвых, ни среди живых.

Вои остерегались просто бросать тела врагов, которые могли обратиться в нетопырей и мстить. Срезав дерн, они вырыли глубокую скуделицу[13 - Скуделица – братская могила] в ближайшей лощинке, и уложили тела дреговичей. Пересчитали их, чтобы знать, скольких ворогов посекли. Засыпали землей, заложили сверху дёрном, чтобы могила слилась с окружающей травой, и глубоко воткнули осиновый кол, чтобы нечисть не вылезла на свет.

***

Лютовой не видел, куда принёс его стремительно мчавшийся Семаргл. Он в бессознательном состоянии приближался к воротам Ирия, и радость переполняла его, когда он представлял, как они перед ним распахнутся и Ирий примет его в свои объятия. «Достойный сын, достойного отца!» – услышал он чей-то голос. Ему казалось, голос раздавался откуда-то издалека и плавно проносился в сознании. Лютовою чудилось, что его так встречают в небесном царстве Перуна. Вот перед ним уже распахнулись ворота, Лютовой собрался войти туда, где смог бы отдохнуть от боли, сопровождавшей его весь тяжкий путь. А ещё, он был уверен, что увидит там дедушку с бабушкой. Они обнимут его и уведут к Сварожьим лугам, где он будет дышать чудесными ароматами цветов, любоваться восхитительными деревьями и травами, слышать чудесное пение птиц. Внезапно почувствовал, как вокруг него завихрился ледяной ветер, заклубился багряный туман, словно стараясь  поглотить его лежащее неподвижно тело.

– Заря-Денница, красная девица, выходи из злата терема, бери иглу серебряну, нитку сурову, зашивай рану кроваву, запирай руду горячу. Милосердная матушка Жива, ты Свет Рода Всевышнего, что от хвори всякой исцеляет. Взгляни на внука Сварожьего, что в болести пребывает. Преклоняюсь пред твоим Величием и взываю к твоей милости. Прошу тебя, помоги мне исцелить отрока! Да будет так! Слава Живе!

Внезапно резкий звук и стук оборвал эти образы. Лютовою подули в лицо, и дверь в Ирий исчезла, а перед глазами закружились цветные круги. Он открыл глаза, и в первый момент ему показалось, что он лежит на земле под тем самым кустом колючего боярышника, что сейчас глубокая ночь, а прямо над ним раскинулось высокое, чёрное небо полное звёзд. Однако немного приглядевшись, он понял, что находится в колдовских чертогах, освещённых яркими солнечными лучами, а по стенам развешаны пучки трав и почувствовал сильный запах полыни. Рядом с собой увидел мужчину лет пятидесяти. По наличию на стенах пучков трав и запаху какого-то зелья, которое варилось на печке и булькало, он понял, что каким-то образом оказался у кудесника. Старик сидел около его ложа с глиняной кружкой в руках, над которой вился лёгкий парок. Его глаза смотрели ясно, русые с тонкой сединой волосы были расчесаны и перетянуты через лоб тесемкой с непонятными красными резами. На нём была светлая рубаха белёного холста с оберегами на поясе, плечи покрывал темный кожух. Княжич глубоко вздохнул, и попытался пошевелить руками и ногами.