Белый Город

Представив себе симпатичных «братанов», мирно бредущих рядом с ним по этой же тропе, купец тут же смирился с «потерей» и даже начинал с нами беседовать почти на равных, обогащая познания в языке и стиле жизни огромной страны.

На степных ночевках он жутким голосом рассказывал легенды о гигантской рыбе, живущей в реке и глотающей плоты, о летающем старце, крадущем детей, о громадном звере с тремя огромными когтями, каждый их которых легко разрывал грудь аралтану… Ого!.

На этом сказании все сошлись очень плотно, чуть ли не до кулачков. Мы доказывали, что шерсть у зверя светлая, голубоватая, как снег, а число глаз у него три, чтобы видеть в пещерах! На что услышали грамотный ответ, что глаз он, Арджах-Баш не видел, но лично трогал эту шерсть и она зеленоватая, с яркими цветными пятнами, а длина её гораздо больше, чем у любого животного в этом мире. Не сразу я понял, что фантазии мага могли проявиться и здесь также реально, как и в Паучьей Пещере.

Как можно было не поддаться убеждённому тону очевидца? Существует грань недоверия, за которой начинаешь верить в самое невероятное. И в разговоре с жадным, противным, трусливым хассаном, я вдруг почувствовал, что часть его басни – правда. Осталось только отмести мысли о лжи в последней фразе хозяина:

– Завтра мы пройдем дыру в земле. Оттуда смелые разведчики вынесли длинную шерсть. Ни один ирит не бывал в той дыре! Не веришь, полезай и проверь своими глазами, раз ты такой всезнающий!

Поскольку до «завтра» оставалось всего несколько меток сна, пришлось повернуться на бок и отдаться дрёме, которая после целого дня дороги отключала одними ударом. Мне снилась пещера, горные склоны, покрытые зелёной травой и яркими цветочками. По ним скакал весёлый, лохматый и добрый, громадный зелёный пёс, украшенный цветочками, который подполз ко мне на подогнутых лапах с тремя жуткими когтями и зашипел в самое ухо:

– Проснись-сь-сь,..оган, … нись-сь-сь

И от этого шепота повеяло во сне таким ужасом и тоской, такой безысходностью, что пальцы автоматически щёлкнули, рот сам произнёс нужное слово, от которых я взлетел на несколько метров, и, спустя пару вздохов, услышал внизу тупой удар! Что-то меня убило! Пора было просыпаться и реагировать. Открывание глаз ничего не дало в темноте, пришлось ставить светильник, причём, повис он в стороне, в воздухе, осветил наш бивак, по которому беззвучно скользнула неведомая массивная тень.

Она напоминала те чернила, которые выкидывает в море каракатица, создавая свой фантом, чтобы спастись, черного гигантского ската в воде… Но эта тварь не спасалась. Она нападала и именно на меня, точнее, на куртку, оставшуюся на земле. Как назло, все спали, причём храпели на разные голоса, как хор лягушек в весенней луже. Тень, стелясь по траве, уползла и больше не показывалась. Возможно, она испугалась яркого света.

Я спустился и, осторожно оглядываясь, увидел, что пояс безрукавки пробит насквозь и края ткани как лепестки впечатаны в землю на глубину ладони. Потянул, и мне на руку из разорванного тайного кармана выпал камень, отнятый у хассанского колдуна. Легенды оживали. Весь воздух вокруг был пропитан таинственной жутью, способной наносить удары страшнее, чем стальным ломом.

Убрав светильник, я сделал себе сплошное укрытие, остаток ночи лежал, как царевна в хрустальном гробу, чуть не задохнулся, и дёргался в кошмарах. В коротких странных снах прилетала нечисть, с которой я зачем-то разговаривал, хотя в реальности ничего необычного больше не случилось. С рассветом проснулись и зашевелились пленные, под их бормотанье я отключился.

Утро началось с гонга и удара головой о собственную защиту, про которую я, конечно же, забыл. Мне достался удивленный взгляд купца, заметившего необычные барахтанья на пустом месте. После этого я трижды спотыкался большим пальцем левой ноги, причём, в первый раз растянулся во весь рост в пыли, как беременная жаба, чем очень развлёк всю команду. Выбил на пальце связки и злился от боли с каждым ударом всё сильнее. Не удалось утро! Артефакт пришлось запихать в штаны, пока карман куртки не зашит. Невыспавшаяся голова отказывалась соображать, а тело было ватным как тыква, забытая до весны в поле.

Пашке я, как мог, объяснил, что случилось, и дыру показал, поэтому он шел с удвоенным напряжением на лице и вместе мы, наверно выглядели также нелепо, как грустный и весёлый клоун на арене. Не понимая, почему пальцу с утра вздумалось причинять мне боль, я выступал, высоко задирая ноги, как цапля по болоту, но, забывшись, ещё пару раз прикладывался о совершенно незаметные в траве камни, чуть выступающие над землёй. Причём, как назло, именно в этот вздох меня что-то отвлекало, голова шла в сторону за глазами… Удар! Боль! Ругань!

Так мы и шли. Пленные, не спеша, тянули повозку, как будто даже довольные своей новой судьбой и новым господином. А хозяин тянул свою бесконечную песню. Я ковылял, а Пашка смотрел за мной, как нянька за больным ребёнком.

Местность изменилась. Ровные поля сменились каменистой твёрдой поверхностью, иногда небольшие скалы выпирали из земли как памятники очень грубой формы, в таких местах я особенно высоко задирал при каждом шаге свой палец, потому что посмотреть было интересно. Похоже, что здесь выходил наружу остаток скального хребта, от которого мы столько дней отдалялись. Каменный остров в море травы и цветов. Впечатление усилилось, когда уровень горизонта начал повышаться и вдали показалась вершина, похожая на жерло вулкана с характерным конусом.

Исчезли весёлые цветы, а потом и траву заменили горько пахнущие кустики, похожие на полынь, хотя сухости не было, наоборот, тонкие ручейки несколько раз перерезали наш путь и дали напиться, но вода имела неприятный запах химических выделений.

Поскольку наш хассан не удивился местности, и тропа уверенно шла вперёд, мы бодренько продолжали путь, и топали себе, пока жара не наступила. Привал купец соизволил разрешить почти около самого конуса. Ручей с кристально чистой, но чем-то резко пахнущей, водой освежил, напоил, пожаловался, и стало легче, так что я расслабился и совершенно неожиданно получил сигнал в кишки. Посмотрел на хассанского колдуна, которого всегда держал в поле зрения и увидел, что он озирается. Значит, не я один чувствую.

Завертел головой и купец. Но он не озирался, а искал что-то конкретное. Резко поглядел направо – налево и, узнав неизвестные мне приметы, вдруг сказал:

– По ручью вверх, шагов сто, вон там, большой сухой куст. Видишь? За ним в земле трещина, дыра. Я не пролезу. А ты худой, пролезешь. Если не боишься, конечно!

Пленники дружно заржали. Для них намёк на трусость страшнее самой трусости. Вот, дурни! Они уже забыли, кто их в плен брал. Но сходить было любопытно.

– Там, на стенах пещер находят Волосы Зверя. Они очень дорого стоят на рынке. Каждый волос не меньше десяти монет… Зачем? Откуда я знаю? Колдуны берут, они же не полезут в щель. Никто туда не хочет. Говорят, противно. Как будто доить аргака не противно… Или мыть ему задницу под хвостом!..

Опять ржут. Хорошая команда! Как мало им надо для веселья… Пашка берёт лук с пучком стрел, я выцеживаю из трофейных мешков остатки верёвок и связываю их концы в одну. Короткая, конечно, но для прямой страховки, может, сгодится. Что там? Мы же не знаем. Сматываю, вешаю бухту на плечо

– Если принесёте, половина монет мне!

– Четверть!

– Половина!

– Сам полезай!.. Четверть!.. И продашь сам!

Хитрый купец соглашается. Он думает, нас надул, на рынке обманет, не зная того, что Пашка торгуется только для того, чтобы соблюсти нашу легенду. Мы – «алчные», вот потому и торгуемся. Иначе он и уважать не будет! Козёл!.. Так достаёт иногда!

– Пошли.

Мы двигаемся, разгоняя тучи непуганых насекомых, в основном, кузнечиков, поднимаем пыльные клубы семян, которые только и ждали, что их потопчет чья-то нога, пусть летят… Вот куст, в стороне от него прямо из земли, булькая, порциями выходит вода, питающая ручей. Как будто животное дышит: вдо-оох! Бульк! Вы-до-ох! Бульк!

И почти сразу за кустом уходит в глубину длинная узкая щель, в которую, кажется, и нога не пролезет. Сели на корточки, посмотрели, видно, что чуть ниже есть расширение, но застревать в этой мышеловке не очень хочется. Пашка, как всегда, первый, я ловлю его и обвязываю верёвкой за пояс, а сам встаю на страховку. Пошел! Тихо отзывается в кишке неизвестный сигнал. Чей он? Друг? Враг?

– Встал!

– Точно?!

– Да не кричи!.. Точно! Тут проход есть! Иди, страхую.

Теперь я обвязываюсь и с трудом втискиваюсь в каменную крошку, пытающуюся содрать последнюю рубаху. Нелепо болтаю ногами в воздухе, спускаюсь, точнее, сползаю в трещину. Очень любопытно, а как тут можно вылезти, если невозможно согнуть ни руки, ни ноги? Наверх не глянешь, крошка сыпется в глаза, а вниз – голову не нагнуть. Как же этот чёрт Пашка с луком пролез? Срываюсь в самом конце и последний шаг сползаю на брюхе в его объятия.

Теперь вижу. Щель, расширяясь, уходит вниз и вбок. Тут потеснее, чем в хозяйстве Кертаря, но, зато нет сажи и копоти на стенках.

– Воняет, чувствуешь, как?!

Теперь и я замечаю. Это не вонь тухлятины, не запах сероводорода, который нам с отцом встречался на юге в ручьях. Не резкий аромат краски или химии, память ничего не подсказывает, кроме последнего напутствия купца: «Говорят, противно»… И правда, противно. Как будто запах чужой нечистой обуви. Вроде бы, ничего особенного, а гадостно.

Делаю светильник на голову. Теперь лезем, стоя на руках и ногах, при этом тело находится почти горизонтально, а в ладони врезаются острые кромки рыхлого камня. Забираю у Пашки мешок со стрелами, засовываю в штаны, стрелять тут не в кого. Предложил вообще лук оставить, он только отмахнулся. Упрямый!.. Шли бы назад, подобрали бы.

Щель расширяется так, что вскоре можно идти гусиным шагом и теперь мы движемся быстрее, только я постоянно стукаюсь светильником о потолок. Тихо здесь. Стоит замереть и тишина давит, заставляет шевелиться. Никаких волос! И никакой Зверь здесь не пролез бы, глупости всё это! Может, вернуться?

Щель постепенно развернулась плоскостью почти вертикально и теперь можно идти в полный рост. … Идём…

– Не боишься опять провалиться? В другой мир!

Пашкин голос пугает внезапностью… И правда, похоже на наш переход по кирпичному тоннелю на Земле. Такой же длинный и бесцельный, что ли? Трудно идти и стремиться, когда не знаешь, к чему.

Неожиданно фонарь не высвечивает впереди ничего. Стоять! Чернота!.. Свет уходит вперед и пропадает. Видны боковые стенки узкого прохода и всё! Крадусь к Пашке и вижу край камня под ногами. Дальше – глухая темнота. И что прикажете делать? Пашка делает кидающее движение рукой, я только догадываюсь, камень! Хочет услышать, когда он стукнется. Тикает неслышимое время, никакого отклика. Что же там, до центра Кеи, что ли дыра?

Пашка вытаскивает у меня стрелу и стреляет наугад, в темноту. А я вспоминаю летучих гадов, обделавших меня с ног до головы под Лысой Скалой… Тут такие тоже могут водиться… Опять ничего не слышно. Придётся полетать. Только почему-то очень страшно! Никогда так не было раньше. Отгоняю Пашку от дыры. Жуть! Загремишь и никто не услышит даже. Опять волной проходит по кишкам предупреждение.

Отдаю в надёжные руки конец верёвки, всё ещё привязанной ко мне, но перевязываюсь заново, на полную катушку, чтобы не выскользнуть. Петли под ноги, на плечи, общий узел на пояс, Пашка, почувствовав серьёзность момента, отходит подальше и готовится ловить моё тело по-настоящему, прижимается к стене, протискивает веревку в щель за выступом, а то, не дай бог, оба улетим.

Я ставлю ему светильник. Уже смелее, подхожу к краю, немного взлетаю, отплываю от отверстия, и только теперь вижу со стороны отвесную стену, уходящую глубоко вниз. Осторожно спускаюсь, нахожу небольшую нишу, ставлю в неё светильник. Он делает видимой ещё часть колодца, не более того! Но мысль мне нравится. Начинаю размещать освещение, пока верёвка не натягивается.

Вижу внизу ещё одну трещину, возвращаюсь. Уламываю рискнуть Пашку, которому здесь тоже очень не по себе. Но почему же мы не возвращаемся?! Никаких волос тут нет, врал всё купец! Мы вспоминаем, зачем оказались в этом месте чужой страны, с благородной целью спасения иритов… но безо всякой причины упрямо лезем вперёд в неведомую ловушку! Причём, не сговариваясь! Эх, и дураки!

Перелетаем оба вниз, обследуем новый этаж, тут жить можно, опасности не обнаружено. Сверху видна иллюминация десятка светильников и вдруг, Пашка, показывая, тычет пальцем вперёд. Там, в полумраке, наконец-то замаячила противоположная стена. «Количество перешло в качество», одна из любимых приговорок отца. То ли общий свет стал достаточно ярок, то ли глаза привыкли, но теперь можно разглядеть, что мы, как мухи, сидим на стенке огромной трубы, дно которой пока что прячется в необозримой глубине.

Зато теперь для меня хотя бы есть постоянное занятие. Мы, потомственные фонарщики, любим своё дело. Зачем мне ниши и трещины? Светляки из воздуха и так в воздухе повисят! А вот о страховке я забочусь. Друг держит! Жаль, верёвка короткая!

Становится всё светлее, найдя очередную нишу, я опять перетаскиваю в неё напарника, он опять готовит страховку, и я снова зажигаю фонари. И вдруг в полёте падаю. Резкий удар стягивает мою подвесную защиту как авоську и я сам себе, своим весом, стискиваю рёбра до боли, петля на ноге сползает вверх и врезается во все неприличные места в промежности между ногами. Испуганно кричит Пашка, но слов я не слышу, просто восстанавливаю колдовство и успеваю влететь к нему в нишу, когда тело падает опять. Тут, в трещине, невысоко…