– Я пойду, Ваше Величество?
– Иди… Как будто бы он спрашивает?.. Смотри, мальчик, чем ты будешь выше, тем больше станет завистников… Иди уж!
Король точно подгадал. К этому моменту войска уже построились под трибуной и салютовали своим владыкам. Развеселившийся не на шутку Калигон Толстый, которому предстояло вскоре спустить боевую тысячу на моих ребят, выскочил из своего пёстрого гнезда и самолично пошел смотреть на смельчаков…
Не найдя в их лицах ничего особенного, он попросил потрогать луки, а потом собственными руками запустил в небо стрелу с глиняной болвашкой и шагами побежал отмерять дистанцию полёта. Судя по озабоченным лицам сопровождавших его советников, дальность, вдвое превосходящая хассанскую, могла плохо сказаться на их карьере, не знать таких сведений о своём возможном противнике было равносильно предательству.
Для смягчения ситуации мне пришлось вмешаться и подарить Калигону лук и пучок стрел к нему, оружие в руках всегда смягчает сердце мужчины, а благодарные взгляды советников показали, что на двоих врагов у меня стало меньше.
Подошедший Пашка не обращая внимания на вельможу и свиту с ним, безо всяких церемоний посоветовал мне начинать третий тайм сразу же, потому что начинал накрапывать мелкий дождь, а лазить в грязи хуже, чем в сухой траве. Вид простого воина, отдающего указания кларону, который до этого повелевал королями, видимо, не на шутку взбеленил окончательно уязвлённую династическую чувствительность, так что мне пришлось изобразить высочайшее смирение и представить Калигону кларона Кайтара, командира южного пограничного войска. Он смягчился, но бурчать не перестал:
– Я вижу, у вас на границе все мальчишки, что ли?
– Этот молодой воин, Ваше величество, уже имеет два ордена за выполнение особых заданий… а молодость, как Вы знаете, быстро проходящий недостаток… К тому же, в бою кларон не имеет себе равных…
– Разве он бывал на турнирах?
– Он бывал в настоящем бою, Ваше величество!.. И не один раз…
– Нахальное заявление! Мои воины тоже имеют награды и бывали в боях, так, может быть…
– Ваше величество, если пойдёт дождь, то некому будет даже смотреть на наши подвиги… Разбегутся – и Пашка презрительно посмотрел на расфуфыренную свиту.
Видимо, этот взгляд красноречивее всех слов убедил иллирийского короля. Забегали посыльные, загудели трубы, и в третий раз за сегодняшний день выстроились отряды у стартовых рубежей. На этот раз все взгляды с трибун были устремлены вперёд.
Безразличие и сытая леность сменились открытой страстью. Гирбат Богатый желал увидеть позор своего соперника, Ларен Мягкий, который в случае победы считал бы моё маленькое войско своим, был бы рад насолить обоим соседям, а Калигон мечтал крепко утереть нос наглым юнцам, пришедшим учить не только генералов, но и королей!
На этот раз тактика иллирийцев сменилась. Они не пошли вперёд толпой, чтобы не повторить ошибку гарвийцев. Одна сотня развернулась и двинулась назад, на защиту своих ворот, три сотни остались на своих позициях в центре, вооружившись луками, а оставшиеся шесть пошли в разные стороны широкими крыльями, не скрывая своего намерения охватить жалкую сотню врагов, окружить её и втоптать в грязь.
Мысль была абсолютно правильной. Преимущество в количестве надо было реализовывать именно так, занимая пространство и угрожая со всех сторон сразу, при надёжной защите своего флага.
Самым непонятным для зрителей было поведение моих ребят. Они продолжали неподвижно стоять ввиду врага, не предпринимая никаких действий. Даже с самого края левой трибуны я услышал торжествующий басовитый хохот Калигона, для которого исход битвы был уже как бы совсем ясен.
Недоумевающие голоса послышались и со стороны ближайшей ко мне занавеси, сначала общим гулом, а потом и возгласами:
– В трубу! Ваше величество, в трубу посмотрите!
– Что они делают?
– Ничего не понимаю!
– Да вон же, вон там, ползут!
– А кто же стоит?
– Да никто не стоит, вон они, вон!
Рассмотреть движение пластунов между камнями было и в самом деле нелегко. Общий застывший фантом, медленно расползавшийся как густой туман, издалека трудно было отличить от настоящего отряда, а, поскольку иллирийцы находились в движении, им было не до наблюдений. «Стоят? Ну и пусть стоят!»
Первое прозрение наступило в момент начала испуганных воплей со стороны защитных линий по центру. Одна за другой все три отряда были расстреляны непонятно откуда взявшимися противниками по одной и той же методике. Сначала перед сотней на недосягаемом для их луков расстоянии возникал всего один наглец, который с неплохой скоростью начинал обстреливать «победителей», даже и не подумавших о щитах.
Сознавая своё превосходство в количестве и предчувствуя победу, иллирийцы допустили ту же самую ошибку, что и их предшественники. Они остались стоять плотными кучами, не прикрытые щитами. Стрелять было легко. Каждый выстрел находил свою жертву…
После первых звуков судейских труб «мёртвые» побрели к трибунам. Щиты во время паузы были выставлены, но атака внезапно продолжилась с другой, незащищённой стороны, а потом с третьей и, не выдержав этих комариных наскоков остатки сотен смело бросались вперёд с намерением удушить дерзких «мерзавцев» руками, несмотря на правила.
Часть из них падала, позабыв о простых верёвочных растяжках, на которых погибли гарвийцы, а некоторые больно и до обиды неожиданно ударялись об окаменевший воздух защиты, который успевал поставить колдующий… Но основная масса «погибала» от стрел и, густо перемазанная сажей, топала на скамейку запасных.
Разбегающиеся «крылья», начавшие охват Пашкиных позиций, по чьей-то команде выполнили манёвр «движение назад», но пока они добрались до стартовых позиций, всё было закончено. Центральная защита уже «отдыхала» под трибунами. Враг, то есть, мы, со своими неожиданными осиными, но смертельными укусами, был почти не виден на поле и от этого становилось совершенно непонятно, где его бить. Только фантом, истрёпанный ветром, всё ещё отвлекал внимание перепуганных воинов короля Калигона.
Его мощный рык звучал уже не так весело, как в начале игры. Среди «убитых» были и командиры, которые теперь отчитывались перед владыкой, не понимая своей вины. Они честно исполняли все предписанные указания.
А на поле возникло новое движение. За спиной шести оставшихся сотен, показались одинокие фигуры, двигающиеся в сторону ворот Иллирии. Они брели, не спеша, иногда, вдруг, пропадая внизу, и возникая в новом месте.
– Да бейте же этих мерзавцев! – голос короля, казалось, достиг ушей иллирийцев, которые и сами теперь, опасаясь за свой флаг, и уже не думая о быстрой победе, начали окружать смельчаков в своём тылу.
Именно такую тактику мы многократно испытали на хассанах. Неизвестность лишала командиров возможности управлять, а рядовые воины, взбешенные «неправильным» противником начинали брать инициативу в свои руки. То один, то другой, внезапно, с диким криком вырывался из рядов бегущих и тут же попадал под выстрел нашего лучника, до этого прятавшегося рядом.
Большой толпе и в голову не приходило, что её травят, как крупного зверя, заставляя кружить по полю в нужном направлении… Теперь оба крыла, каждое из которых было втрое больше моего отряда, медленно двигались в стороны от своих ворот, гоняясь за одиночками не потому, что это было нужно, а исключительно от чувства личной сиюминутной ненависти.
В их рядах, видимо, некому было пересчитать смельчаков и сообразить, что основная часть осиного войска где-то есть, прячется, хоть и невидима. Уже не раз «убитые», нарушая правила, бросались вперёд, чтобы хотя бы кулаком отомстить за свой позор, но мы с Пашкой оговорили такую возможность и ребята просто прятались, ускользали, успевая оставлять за собой растяжки, до рукопашной дело пока что не доходило.
Напряжение на трибунах тоже достигло уровня неуправляемости. Каждый, стоящий сверху, видел извивающиеся по траве фигуры, и, забывая о своём статусе и положении, скрипя зубами бормотал бессмысленные приказы: «Ну, давай! Куда же ты, раззява! Справа! Справа смотри! Что же они делают?! Стреляй же!». Примерно также, грозно рычал мой отец во время футбольного матча по телевизору, и его ошалевший взгляд показывал, как он далёк сейчас от своей квартиры в маленьком городе…
Даже паузы мы использовали в свою пользу, потому что судьи не слишком внимательно следили за перемещениями скрывшихся в камнях тел. С первыми звуками дудок мальчики ныряли и всплывали уже в другом месте. Иногда на месте ускользавшего оставался фантом, но его морда не удовлетворяла чувство мести иллирийца и таким образом два десятка разводили в стороны шесть сотен.
Середина поля становилась всё более свободной и даже отсюда трудно было увидеть притаившиеся фигуры, собравшиеся для нокаутирующего удара. Но как он будет выполнен, я пока не знал, у Пашки в карманах фантазии было скрыто много тайных лезвий.
– Мроган! Это же невозможно! – Гирбат Богатый опять меня напугал, появившись рядом внезапно и повторив свои же гневные слова, но уже с совсем другой интонацией. Это были слова благодарности, но я приложил палец к губам:
– Ещё рано, Ваше Величество… Рано… Рано…
Он, видимо, также тихо ушел, мне было не до церемоний, решалась судьба игрушечной баталии, а вместе с ней в какой-то степени и судьба страны… Пашкина фигура, знакомая, мне, как собственная рука, неожиданно появилась прямо перед вражескими «воротами», где взволнованный происходящим, но прикованный жестким приказом, стоял отряд защиты и бил от нетерпения всей сотней своих копыт.
Не зная, чем помочь своим, уходящим с криками всё дальше, эта сотня рвалась в бой и, увидев перед собой живого, улыбающегося врага, совершила ту же самую ошибку, которую сейчас вытанцовывали их соратники. Они поверили в то, что одиночный враг не страшен. Они не видели, что сбоку от центральной линии двумя колоннами притаились маленькие юркие ящерицы… Подумав об этом я ощутил необычайную гордость за свой несостоявшийся клан, за свою кличку и за то, что уже удалось создать на Кее, когда-то бывшей такой чужой и непохожей на Землю.
Пашка, постояв для эффектности, метнул в воинов камень. Он всё ещё тренировался дома с пращой и метал камни как пулемёт. Вот только расстояние до лучников, вспомнивших, наконец, зачем они здесь стоят, было слишком мало, чтобы спрятаться. Сотни ответных стрел одна за одной взлетели в воздух, но упали, не долетев до цели.
Как птица бьётся в окно, не понимая, какая преграда мешает ей улететь, так и стрелки не понимали, почему ломаются в воздухе их стрелы и почему судья не дует в свою дудку… А Пашка, выскакивая из-за невидимой защиты, то справа, то слева, швырял и швырял камни короткими очередями, но бил не в лицо, а в руки и ноги. Где-то рядом прятался колдующий, но даже сверху его не было видно.
Я понял, наконец, нехитрое желание. Ничего нового. Раздразнить, выманить на себя, всю толпу защитников. Когда-то, очень давно, я и сам так вытанцовывал, создав себе прозрачную защиту, но видеть Пашку, согласившегося на применение колдовства в бою, было необычайно приятно. Что-то, значит, созрело в его голове! Раньше он бы с отвращением отверг волшебные стенки и фантомы. А сегодня исполнял танец победителя!
Недоумение было написано и на лице двух десятков судей, но они хорошо видели, что стрелы не долетают, а уж, почему, не их дело. «Мертвых» не было. Удары в руки и ноги не считались. Зато укусы камней постепенно сделали своё дело, взбесили толпу до состояния неуправляемости и рывок с кинжалами на одиноко скачущую фигурку совпал с бешеным криком Калигона:
– Нееет! Идиоты! Стоять!
Король, видимо, был готов сам бежать в поле, но не только железное воспитание сдерживало его, но и понимание безнадёжности ситуации. Он хорошо видел притаившихся лучников. Когда сотня бегущих, растянутая острым клином, протопала копытами мимо замаскированных ящерок, началось избиение. Для этого понадобилось всего лишь только подняться и сделать почти в упор два- три выстрела каждому из полусотни вставших коридором лучников.
Звук дудки провозгласил лишь одно – путь к флагу свободен! Тех, кто полез в драку, не желая уходить, скрутили быстро, бросок через бедро с подвывихом руки в отряде умел делать каждый, а бегущий был идеальной целью, своей скоростью он сам себя ввинчивал в воздух и падал, оглушенный ударом своего же тела.