27 000 лет втроем. Секс и власть в каменном веке

– Вдыхай!

Тиа сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Внезапно зверь ускорился, как будто чувствуя, что его месть может не свершиться.

– Прыгаем! – закричал Ари, но, увидев рог так близко к ее спине, столкнул девушку в воду прежде, чем договорил слово. Сам он тут же бросился вслед за ней.

Безжалостный зверь остался стоять на утесе победителем. Беспощадный поток подхватил два человеческих тела, словно листочки, и понес, шаркая о камни. Ари чувствовал удары по всему телу, но не успевал думать о них.

– Ти-а! – кричал юноша.

Поток разъединил их.

В поисках девушки он крутил головой как мог и из-за этого вдвое чаще натыкался на камни, совсем позабыв о своей безопасности.

– Ти-а!

– Ар-и! – Услышал юноша где-то впереди. Он попробовал приподнять голову, но тут же поток увел его в сторону и кинул на огромный валун. Он почувствовал удар по черепу, и поток остановился вместе с его сознанием.

Наскальная живопись кроманьонцев. Пещера Шове, Франция

Около 30 000 лет.

Брачный период

и другие радости моногамии

– Молодые люди, а почему мы не танцуем?!

Большое жаркое тело тети со стороны невесты упало рядом с Альбертом и прервало его рассказ. Он нежно посмотрел в ее наполненные жизненным опытом глаза.

– К огромному моему сожалению, нога еще не зажила после операции. Да… Поэтому если мы не хотим увидеть на танцполе кровь от разошедшихся швов, мне придется с этим повременить, прошу прощения, – Альберт мило улыбался.

Дама сочувственно посмотрела в его глаза и мягко погладила по плечу пиджака.

– Выздоравливайте скорее.

Они ласково кивнули друг другу. Затем она уверенно перевела свои красивые пьяные глаза на меня и настойчиво улыбнулась.

Уже заканчивая вынужденный медленный танец, я увидел, как из зала удалялись жених и невеста, у которых еле хватило рук на полученные подарки и конверты. Скучающий профессор поднялся и, прихватив свое пальто, незаметно пошел к выходу, изрядно хромая.

Еле дождавшись окончания вульгарного танцевального трека из нулевых, пережив краткий спазм от объятий чудесной дамы, я быстро схватил свое пальто и побежал на выход.

«В конце концов, далеко уйти он не успел со своей больной ногой», – подумал я, выбегая на улицу.

Но к моему изумлению, рядом с выходом никого не оказалось. Внимательно осмотрев все концы улицы, я заметил вдалеке быстро удаляющуюся фигуру мужчины. Я бросился следом.

Приближаясь, я все лучше замечал, что хромота исцелилась за эти десять минут окончательно.

– Очень рад, что швы уже зажили, – выдохнул я и пошел рядом.

– Вечерний воздух воистину творит чудеса! – ответил он с улыбкой.

Некоторое время мы шли молча.

– Вероятно, вы считали своим долгом досидеть до того момента, когда удалятся жених с невестой?

– Уходить раньше молодоженов невежливо. Даже если у их диджея нет музыкального вкуса, – поморщился профессор, – впрочем, мы охотно прощаем их, ведь сегодня их ждет долгая ночь.

– Неужели вы правда полагаете, что это будет их первый секс? – удивился я.

– Я имел в виду подсчет денег в конвертах, – ученый снисходительно улыбнулся, давая понять, что секс существовал и в Советском Союзе, и даже раньше.

– Вы когда-нибудь задумывались, почему люди существовали без денег почти сто тысяч лет, а потом всем вдруг понадобилось рассчитываться? – вдруг резко спросил Альберт.

– Мы так привыкли нуждаться в деньгах, что, кажется, забыли, когда это началось, – попытался увильнуть я.

– Я имею в виду не деньги в частности. Золотые монеты, бронзовые, раковины каури или меры с зерном. Не важно. Я имею в виду сам принцип, – увлеченно продолжил профессор, не глядя на меня. По всей видимости, он имел привычку увлекаться внезапной мыслью.

Я озадаченно открыл рот, как будто собираясь вытолкнуть из него мысль. Но мыслей особо-то и не было.

– Ну конечно, – страстно продолжил Альберт, делая комплимент моему интеллекту, – деньги, в широком смысле слова, появились тогда, когда появилась собственность. Конечно, до сельскохозяйственной революции у каждого были какие-то мелочи при себе, вроде наконечника или шкуры. Но не было нужды передавать это по наследству. Род и племя считали все общим.

– Прямо-таки мечта коммуниста, – не удержался я, – но зачем им тогда понадобилось сельское хозяйство?

– Вы удивитесь, узнав, насколько логически проста цепочка. Сто тысяч лет люди постепенно заселяли материки. От племени откалывалась новая группа и уходила на сотню километров. А от нее другая, и так далее. Воевать не было ни сил, ни нужды – люди просто шли дальше и дальше, заселяя землю и избегая больших конфликтов. Но в какой-то момент, – Альберт сделал паузу, давая возможность шевельнуться моим извилинам.

– В какой-то момент, – продолжил я, – земля… закончилась?

– Верно! Люди начали оседать и пробовать прокормить себя на ограниченном клочке земли. Прежде в этом не было необходимости – они мигрировали без конца в поисках пищи и не нарушали природного цикла. И вдруг им пришло в голову, что они могли бы воспользоваться злаковыми породами вроде пшеницы. Люди были в восторге – им показалось, что они приручили пшеницу и голод никогда больше не придет в их дом! Но чем больше рождалось урожая, тем больше рождалось людей, и снова приходил… голод. Ну, а в годы естественного неурожая голод становился катастрофой! Потом из-за скученности людей появились эпидемии, вертикальная иерархия, а излишки привлекали внимание соседних племен, и как следствие – войны и смерти и… круг замкнулся. Выходит, по большому счету, это не человек приручил пшеницу, это она приручила человека, который распространил ее по всей земле.

– Дайте угадаю, – воскликнул я, чувствуя себя открывателем велосипеда, – брак появился именно тогда, когда потребовалось передавать собственность?

– Именно! Давайте зачетку! – не удержался и профессор. – До сельскохозяйственной неолитической революции женщина выбирала себе сексуального партнера на тот срок, который считала нужным. Мужчины соперничали за женское внимание и были вынуждены развивать свои половые органы во всех смыслах – она же могла удовлетворять свои потребности с разными партнерами в произвольном порядке.

– Ну, зато брак принес женщине стабильность и защиту, верно? – пожал плечами я.

– Верно. А еще домашнее рабство, понятие греха, измены и отсутствие выбора. Женщина стала придатком к хозяйству.

Я выдержал паузу, вспоминая сатирические карикатуры, как пещерный человек тащит женщину за волосы в свою пещеру.

– Выходит, люди каменного века были гораздо более гуманны в сексуальном плане? – нельзя сказать, чтобы я об этом не думал, но просто трудно принять, что десять тысяч лет человек шел по кругу, сначала изобретая рабства, а потом борясь с ним, – хорошо, а что там насчет конвертов с деньгами?

– Так это самое простое! – воскликнул Альберт. – Все первые обменные реликты сводятся к примитивному счету, сколько зерна или коз кто кому должен. Это забавно, но письменность тоже началась с таких вот бухгалтерских записей! Разве что, можно отдельно вспомнить упоминания завоеваний того или иного фараона, ну суть та же – эти завоевали тех, так что они теперь распоряжаются их козами и зерном. О! А вот и мой дом.

Я поднял голову на четырехэтажное дореволюционное здание в духе классицизма.

– Весь? – не удержался я.

– Вы льстите российской науке, Валентин. Всего лишь маленькая квартира. Доброй ночи!