Семь дней бармена 2

– Боитесь, что тоже упаду, как тот мужик вчера? – усмехнулась моя собеседница.

– Ну… вы же – девушка…, – замялся я. – Обычно девушки пьют что полегче…

– Немного не так. Я – сначала – хирург. А уже потом – девушка. Хотя, я себя уже ей не ощущаю, если честно…

Она потупила взгляд и опёрлась головой на руку.

– Всё время операции, пациенты… кровь… хирургичка… Я посвящаю этому себя. Свою жизнь. И это начинает надоедать. Мозги кипят, проще говоря. Не потому что выбрала не то призвание или ещё что… – нет! Просто я уже не чувствую себя человеком… что уж там девушкой?.. Я как будто робот – процедурная, операционная, кабинет. Процедурная, операционная, кабинет… Изо-дня в день одно и то же. Бывает, ночуешь так прямо – на ходу. Начальство-то ещё понимает, как-то жалеют нас немного, а вот парни…

Я заметил, как на её щеке появилась слеза.

– Ну, как им объяснить, что работа у меня такая?! Что я не изменяю им с врачами другими, а просто, блять, извиняюсь, на операциях!

Она снова выпила бокал абсента и ненадолго закатила глаза, видимо, чтобы сдержать слёзы.

– А как есть свободное время – так чего я им внимания не уделяю? Не могут понять, что я запарилась, наверное, нет?! Что стоять у стола, согнувшись, по несколько часов – это не в «Доту» катку сгонять!

Как она ни старалась, но слёзы всё равно, понемногу, лились из её глаз, хотя голос ни капли не дрожал.

– Знаете, иногда хочется оставить эту чёртову работу и начать жить для себя. Хотя бы на неделю! Чтоб поспать сутки-двое. Чтоб поесть нормально, а не перебиваться, чем Бог даст. Чтоб не видеть ни крови, ни хирургичек, ни скальпелей… А потом, знаете, смотришь – упал кто-то на улице с приступом… а ты уже на автомате летишь к нему. Просто потому, что ты знаешь, что делать. И, видимо, знаешь это только ты, ибо остальным всё равно. Люди, вообще, такие равнодушные. Кому-то плохо, а никому не интересно. Это хорошо ещё, если в скорую позвонят, а также ж и это не делают. И вот, получается всегда одно и то же, – кто, если не я? Да ебись оно всё конём, хочется сказать. Но нет. Всё-таки, Бог нам такого пока ещё не сказал, хотя тоже хочет, наверное. Вот и я, наверное, не могу. Да и, когда трезвая, понимаю, что не особо-то и хочу.

На её лице, наконец-то, появилась лёгкая улыбка, а щёчки налились румянцем.

– Так приятно, понимаете, когда операция кончилась, ты приходишь в кабинет и просто лежишь на полу… потому что спина устала, пока ты согнутый стоял несколько часов с красными руками… Потом приходишь в палату к пациенту, а он уже ничего – живчик – разговаривает, смеётся, тебя расцеловать хочет – приятно так всегда!.. Даже не от благодарностей их приятно, а от осознания того, что ты – их единственный шанс остаться с нами… не уйти Наверх… и ты даёшь им руку, чтоб ухватиться. Вот это реально радует!

Она выпила очередной бокал абсента и закашлялась:

– Ну, хватит на сегодня…

– С вами всё хорошо? – спросил я.

– Обижаете! – усмехнулась она. – Отличное пойло! Хотя… лучше чистого спирта нету в мире ничего!

Девушка снова рассмеялась и соскочила со стула.

– Спасибо, что не прогнали меня и не перебивали! – сказала она. – Врачам тоже иногда нужна помощь. Даже такая…

Я не успел и слова сказать, как моя собеседница поспешила к выходу и скрылась в проёме.

Она и поныне захаживает к нам в бар. Всё также пьёт «Ксенту», иногда разнообразя водкой. Всё в этом же костюме. Всё с такими же усталыми, красными от недосыпа, но такими красивыми и добрыми глазами, за печалью которых читается фраза – «я – счастлива!».

Вертухай

В нашей стране так много людей в погонах, что складывается чувство, будто вся страна – сплошной военный лагерь. Настолько милитаризованы все ведомства. Ну, или, хотя бы, большинство уж точно.

Одним из немногих «райских уголков», где можно было не видеть ни полицейских, ни прочих «погонников» – был наш бар. И то сюда, время от времени, заглядывали разные силовики. Как правило, с целью что-то быстро купить и забрать с собой. В основном, конечно же, стражи порядка.

На моей памяти, по крайней мере сколько я работаю, к нам лишь раз заходил военный – лётчик по имени Анатолий. Вроде как, я раньше про него уже рассказывал.

Но, как известно, раз на раз не приходится.

Однажды на пороге нашего заведения появился человек в форме. Я даже сначала не понял кто это – полицейский или очередной какой-то военный? В тёмно-синем кителе с золотыми погонами, на каждом из которых было по одному… бордовому, красным этот цвет трудно было назвать, просвету, и по три золотые звёздочки. Под кителем сияла белая рубашка, форменный галстук. Сам обладатель этой формы был молодой человек, однако, молодость можно было увидеть лишь по глазам и то еле-еле… Лицо уже начало покрывать морщинами, было немного отёкшим. Когда он снял фуражку, то я увидел его седеющие короткие волосы. Кое-где всё ещё оставался их прежний буроватый цвет.

Он сел на барный стул перед моей стойкой, положил фуражку и сказал грубым прокуренным голосом:

– Водки…

Я поспешил уточнить:

– Вам какой? У нас много марок и видов.

Гость посмотрел на меня уставшим взглядом и отрешённо произнёс:

– Да хоть какой, мне всё равно!..

Он облокотился на стойку и сказал уже тише, от чего его голос казался грубее и даже, я бы сказал, страшнее:

– Гуляю я сегодня, дружище, понимаешь?

– Понимаю, – ответил я и, поставив перед ним рюмку на сто грамм, наполнил её из крайней бутылки, что стояла на полке.

Он поднял рюмку, взглянул на меня исподлобья и пробормотал:

– Ну, за свободу!

Водка мгновенно утекла в его горло, а рюмка вернулась на стойку, чтоб наполниться вновь.

Я всё не решался ничего ответить или спросить, хотя один вопрос, чисто из любопытства, терзал мою голову.

По мере того, как наш старлей пил, пуговицы на его кителе одна за одной всё расстёгивались и расстёгивались, а галстук постепенно опускался от шеи.

– Простите, – наконец, решился спросить я, – а вы – полицейский?

Он усмехнулся, беря вновь наполнившуюся рюмку:

– Не-а!

– А кто же вы?

– Хех!

Жгучая жидкость снова утекла в него.

– Да никто я уже, дружище! – ответил он. – Человек я. Хотя… я уже и сам толком не пойму, могу ли я таковым себя считать?..

– Неужели так всё плохо?

– Да как тут сказать…