Огнем и вином. Хроника третья

Двери неожиданно громко хлопнули. Чудесное видение, а вместе с ним и мысли о превратностях судьбы растаяли. На пороге стояла старуха, укутанная в пуховый платок. Это была баба Яга.

– Что, милок, испугался? – кивнула головой Яга в знак приветствия, снимая с себя поизносившуюся шубейку и вешая ее на сучок, специально не стесанный с бревна на стене. – Чай я тебя не съем.

– Один раз ты уже пыталась. – согласился Илья.

– Помолчал бы, герой. – усмехнулась старуха. – Это ж надо было так ужраться! Что ты дракону сказал? Никанорыч, хоть и сторож, а все же натура тонкая, поэтическая. Да и то сказать: было б у тебя три головы и все девки от тебя бы нос воротили, – сладко бы показалось? А зачем ты княжичу в глаз двинул? Что, дедовы речи подействовали? Так ведь ход истории пьяной дракой не переломить. И даже, если не вернутся Иваны из похода, все одно по их следам двинется дружина… Но вот к чему ты моего кота по лесу гонял и за хвост как булаву раскручивал – того, видимо, мне никогда не понять. Он-то тебе чего сделал?

– Значит, достал. – буркнул Илья, но не смог припомнить ни один из этих подвигов.

– Ладно, уж… Выпей. – вздохнула Яга и протянула ковшик с водой, которая вдруг зашипела, забурлила, словно кипяток. Илья опасливо покосился на дно; там стремительно таяло что-то белое.

«Авось не отравит. А то кто потом будет предвыборные речи толкать?» – вяло подумал Илья и отхлебнул колдовского зелья. В горле сразу запершило, но зато в голове сразу прояснилось, боль прошла.

– Слушай, старая, – вздохнул протрезвевший Илья, – мне тут привиделось, будто лечу я в какие-то горы, и кто-то спешит мне навстречу. И тревога какая-то мучит. Точно кто-то меня предупредить хочет, но не может… Да еще накануне приснилось похищение Василисы. Только там дракон ни в чем не виноватый. Жертва обстоятельств, как и я.

– Вот гадина! – всплеснула руками Яга. – Это все Мара воду мутит. Из-за Огненной реки в наш мир выползти захотела. Обидно ей, что под Шерским лесом всех слуг ее побили и погнали прочь. Конечно, кровь льется по обе стороны Огненной реки, да только при Маре вся радость жизни умрет. У нее же упыри – те еще лицедеи – и то чувство юмора терять стали. Их даже время от времени безумие охватывает: жаждут и людей, и всю нечисть, и самих себя извести, оставив землю чистой и, как они считают, – прекрасной. А Зеродар наш, пророк, пусть и простецкий, но честный, это он высказался, что Мару остановишь ты, да только… только сам костьми там и ляжешь.

Наступило тягостное молчание.

Наконец Илья сказал:

– Баллотируешься, говоришь. Вот тебе и родная бабка. Очень, очень интересно. А то, что за мной гоняется какая-то Мара, и пророчеств обо мне куча – так это ничего.

– Знаешь, – робко добавила Яга, – боги ведь милостивы. Я точно знаю, что покорить наши народы у Мары кишка тонка, да ведь мы-то первые у нее на пути. И Зеродар мог ошибиться – он ведь тогда пророчил в таком состоянии, в котором ты кота гонял… Но самое главное это то, что остановить продвижение Мары возможно лишь при союзе с людьми или при моем руководстве сопротивлением. На людей ты уже насмотрелся. В конце концов, жизнь это такая игра, в которой побеждает тот, у кого в рукаве джокер.

– Да понял уже. – вздохнул Илья. – Освобождение Василисы непременно перетечет в противостояние Маре, а когда ты, Яга, станешь-таки губернатором, вот тогда и появится джокер. Интересно, что это будет: революция, дворцовый переворот, просто террористический акт? Мы еще с тобой будем мыть сапожки в, черт знает каком, океане, потому что вокруг нас все подонки, однозначно. Ладно, все это лирика, а что же мне теперь делать? Срочно учиться боевому искусству или практиковаться в магии?

– В жизни любое ремесло пригодиться может. – уклонилась от ответа колдунья. – Делай, что сочтешь нужным, да только внимания лишнего к себе не привлекай. Как знать, может Маре мужик какой подвернется. Влюбленной бабе не до расширения сферы влияния.

Илья нервно прошелся по комнате. Головокружения и тошноты больше не было, но Илья распахнул окно и вдохнул свежий морозный воздух. А, собственно, чего можно ожидать от бабы Яги? Вдали слышался топот ног, и раздавалась походная залихватская песня:

– Сквозь годы сияло нам солнце свободы,

Нас Йог курелапый в дорогу послал.

Сквозь топи похмелий построил он броды,

И грамотой он мужиков подковал!

Союз нерушимый берградцев со Змием

Сплотил у моста дедка Йог удалой.

Скрепили винищем на зависть плебеям

Единый, могучий союз молодой!

«Постой! – осенило Илью. – Как же до меня сразу не дошло? Не настоящий это мир, а пародия какая-то. И герои здесь, и песни взяты напрокат из какого-нибудь „Кривого зеркала“. Так не бывает, не должно быть. Это либо затянувшийся кошмарный сон, либо белая горячка. И третьего не дано. Откуда богатыри и драконы могут знать старый гимн, чтобы так извратить его? Нет, как ни верти, а не сходится здесь все, не стыкуется. Даже в долбанной фэнтези, в которой три тома подряд эльф, гном, человек и какой-нибудь хоббит или хафлинг идут за к Самоцветным горам, в которых золота нет, даже там есть какое-то правдоподобие. Вымышленные обряды, имена, традиции – там хотя бы не смешивают все в одну кучу. А в этом Чернолесье собрались алкаши и играют спектакль под названием „Мы не совки, совки не мы“! Все, пора просыпаться»…

Илья помотал головой, но ничего не менялось. Йог уже пять минут стоял и любовался горами. А посмотреть было на что.

Над вулканом курился дымок. Пики соседних скал, сияли белизной снежных вершин. Илья все глядел в распахнутое окно и никак не мог понять, как это мирно уживаются глыбы льда и струи жидкого огня, плещущего из жерла вулкана, танцующего между дочерна обгоревшими валунами. Пламя пробило себе меж горных хребтов довольно широкое русло. Да, Огненная река по праву носила свое название.

Берградские богатыри, запрокинув головы, тоже любовались этим необычным капризом природы. Спешившись и отхлебывая из фляжек доброе приостеринское вино, в мыслях они уже были там, по ту сторону пламени, где, как предполагалось, томилась в драконьем плену Василиса Прекрасная.

Яга подошла к окну, потрепала ставни, и насмешливо сказала:

– А что: есть еще порох в пороховницах? А не приударить ли тебе, старый, за Марой?

– Даже и думать не смей!!! – рассердилась избушка, гневно пыхнув трубой. Я из одного бабьего плена ускользнул вовсе не для того, чтобы на старости еще и Мару соблазнять! Да она же худосочная – смотреть не на что! Хорошенькой да миленькой язык назвать не повернется. И повадки у нее мужицкие, и походка как у кузнеца. Да и потом, она же чокнутая! Ей, может быть, мой теперешний вид больше понравится, нежели, если все тридцать три красавца из Темной бухты примутся бегать вокруг, в чем мать родила, вместе со своим Черн-Умором.

– С Черномором. – терпеливо поправила Яга. – Да ты его-то не трожь. Он, хоть и щупленький, а вон каких вояк настругал. Заметь: один, между прочим! А ты на что сгодился? Как был сморчком во всех отношениях, так и остался!

– Что ж ты нас к Маре тащишь? Пущай твои дружки выполняют историческую миссию. Что ж ты нас совсем не любишь, не жалеешь. Ладно, я тебе муж, который объелся груш, но ведь Илья твой внук!

– Ладно. – пошла на мировую старуха. – На месте решим, что делать. Все-таки мы тоже не лыком шиты.

– Ты ври да не завирайся. – ехидно хихикнула изба. Илье показалось, что Йог стал очень довольным, если, конечно, так можно сказать о куче бревен с черепицей и бычьими пузырями окон вместо глаз. – А кому я аппендикс собственноручно вырезал? Вот как раз лыком-то тебя и пришлось штопать.

– У, вражина! – донеслось громыхание посуды. – Хоть бы раз, из вредности, слово доброе молвил. Все-то он гадости помнит, вечно подковырнуть норовит. Остряк-самоучка!

Богатыри, переминающиеся снаружи с ног на ногу, переглянулись, понимающе кивнули друг другу и расхохотались.

Разъяренная колдунья гневно сверкнула красными от недосыпу глазами:

– Нечего ржать! Молоды еще, над великой Ягой потешаться!

– А вы бы громче орали на границе-то. – утирая слезы, выдавил безбородый Иван Песий сын. – У Мары-то со Змеем Горынычем, в любом случае соглядатаи о вашей перепалке уже судачат.

– Это верно. – слегка поостыла старуха.

– А меня больше всего интересует, как мы через реку переправляться будем. – перешел к насущным проблемам Иван Кухаркин сын, задумчиво почесывающий бороду.

Яга, кутаясь в находский пуховый платок, фыркнула на избу:

– Дед, а что у нас с лягушкой? Она жива?

Наступило тягостное молчание. Йог помялся, потоптался, но все же пробасил:

– А ты это у кота спроси. После пьянки на Калиновом мосту он как взбесился: так и норовит кого-нибудь сожрать. Поймает таракана, схватит зубами за усы, покрутит башкой и – шмяк несчастного об пол. Озверел, одним словом… Боюсь, что он и лягушку – того – оприходовал.

– Да ты что городишь?! – взорвалась старуха. – Она же двоюродная сестра царевны-лягушки. Это же международный скандал! На нас Обулханаир за такие дела весь свой улус поднимет!

– Да забыл я про нее. – принялся оправдываться дом. – А сама-то ты где была? Хотя, впрочем, то, что Митрофаныч кампанию против вредных насекомых объявил, так оно и к лучшему. Мне ведь тоже надоело чесаться по ночам точно псина блохастая.

– Митрофан! – взревела Яга. – Выходи, паскудник! Выползай, жалкий пожиратель лягушек! Я тебе сейчас покажу кузькину мать!

На полатях зло загорелись два зеленых огонька.