Зарево над юностью

Как только дверь закрылась, офицер в черном повернулся и стремительно подошел к Евгению. Взял его за подбородок костлявыми пальцами, впился пронзительным взглядом в глаза Евгения.

Зеербург бесстрастно смотрел на штурмбаннфюрера СС Динга и щупленького парнишку. Полтора часа они пытались выудить что-нибудь у Михаила Теленченко, но единственное, что он сказал, – это то, что в покушении участвовали только двое, он и брат, больше никого с ними не было. Вряд ли этот окажется сговорчивее, одного поля ягодки.

Динг выпустил подбородок Евгения, пошел к столу. Переводчица встала рядом.

– Садитесь!

Евгений сел.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать.

– А брату?

– Шестнадцать.

– Вы его любите?

– Он мой брат.

– Значит, любите. Это хорошо. Он тоже вас любит и поэтому сказал нам всю правду. Я думаю, и вы будете говорить только правду?

Юноша не ответил.

– Не кажется ли вам, Евгений, что вы слишком молоды для войны?

– Нет.

Динг развалился на стуле, закурил сигарету.

– Вот как? Этому вас научили в школе?

– В школе нас учили наукам.

– А какой предмет вам нравился больше остальных?

– История.

– О-о! Я признаться, сам увлекался историей.

Динг поднялся и заходил по комнате.

– Итак, вы любите историю. Не скажете ли вы, что было главным в любой войне?

– Всегда кто-то нападал, а кто-то отстаивал свою независимость.

– А что вы скажете об этой войне? – прищурился Динг.

– Вы напали на нас.

– Ошибаетесь, юноша. Мы не напали, а пришли, чтобы освободить вас от ужасного режима. Война скоро кончится, армия ваша отступает, правительство Сталина бежало из Москвы. Седьмого ноября мы проводим парад на Красной площади.

– Наполеон тоже был в Москве. А до него в Москве были два Лжедимитрия.

Зеербург невольно усмехнулся. Так и надо этому выскочке Дингу!

– Но теперь другое время, – зло выдавил Динг. – У нас сотни тысяч танков и самолетов, а техника в этой войне решает все.

– У нас тоже есть танки и самолеты. И мы деремся на своей земле…

– Хватит ломать комедию, Динг! – сказал Зеербург.

– Еще немного терпения, господин майор. Итак, юноша, давайте ближе к делу. Надо разобраться в этой неприятной истории. Сейчас военное время. Будем откровенны – вас ждет расстрел. И вашего брата тоже. Но мы постараемся смягчить наказание, учитывая вашу молодость. Что побудило вас к подобному безрассудству?

– Предателей надо уничтожать.

– Но Трублин и Скварчевский лично вам не причинили никакого вреда.

– Они предали свою страну и свой народ.

– У них нет своей страны. Есть одна страна – великая Германия. Но сейчас разговор не об этом… Кто дал вам оружие?

– Нашли в лесу.

– Кто еще был с вами во время покушения?

– Больше никого не было.

– А почему брат сказал, что вас было… – Динг выдержал длинную паузу, – четверо?

И снова сверлящий, пронзительный взгляд.

Евгений побледнел. Неужели Мишка выдал друзей?! Нет, не мог он этого сделать! Но тогда откуда эсэсовец знает, что их было четверо? Может, Стась и Петр тоже арестованы? Зачем же тогда ненужные расспросы?..

– Мы стреляли вдвоем. – Чтобы не видеть страшных зрачков, Евгений опустил голову.

– Вас было четверо, – уверенно сказал Динг. Мысленно он похвалил себя. Ведь у него чуть было не вырвалось «трое», но, повинуясь какой-то интуиции, он сказал «четверо». Мальчишка сразу изменился в лице. Это неспроста. – Да, вас было четверо, – продолжал он, откидываясь в кресле. – Это нами установлено точно. Правда, ваш брат упрямился и не хотел назвать имена сообщников. Пришлось применить к нему некоторую строгость и даже физическое воздействие. Сейчас врачи оказывают ему помощь. Вы тоже заслужили наказание, но, я надеюсь, к утру вы одумаетесь… Не забывайте, что у вас есть мать. Ей придется ходить на вашу могилу и горько плакать, сожалея, что она родила таких глупых сыновей. Неужели у вас нет сердца?.. Идите!.. До утра вы должны решить свою судьбу и судьбу матери. Спокойной ночи!..

Войдя в камеру, Евгений в изнеможении повалился на пол. Сознание не принимало того факта, что на допросе с ним обошлись так милосердно. Ни окрика, ни удара. Учинили весьма странный экзамен по истории и даже пожелали на прощание спокойной ночи. Странно!.. Конечно, эсэсовец врет – Мишка ничего не сказал. Иначе они назвали бы Шмуглевского и Климовича. Несомненно только, что они мучили Мишку, немец сам проговорился.

Через час его снова вызвали на допрос.

– Прошу прощения, – радушно улыбаясь, сказал Динг. – Мне думается, что вам лучше ночевать дома. Дадите подписку о невыезде – и все. Пустая формальность. Так мы ждем.

– Что?

– Подтвердить показания брата.