– Стало быть, сплетни на руку нашим врагам. Более того, подрывают боевой дух армии.
Секретный рапорт
Лакей внес жульены и долил в бокалы легкое крымское вино.
Джунковский рассмеялся:
– Извини, французским «Марго» 1858 года угощать не могу. В отличие от революционного Горького мой бюджет такого не предусматривает.
Соколов был крайне удивлен, хотя на его вечно спокойном лице не дрогнул ни один мускул. Лишь поднял бровь.
– Как, ты уже знаешь о загуле в «Яре»?
– Служба обязывает. Сейчас время военное, шпионов – пруд пруди. И вокруг разговорчивого Распутина немало подозрительных типов крутится. Так что мы за ним глядим в оба. А что вытворяет Максим Горький? Он в открытую проповедует наше поражение в войне, и многие интеллигенты прислушиваются к его голосу.
– Да, ибо чувствует свою безнаказанность. Меня российская интеллигенция вообще поражает. Если во всем мире прилагают усилия для того, чтобы народы были обеспеченны и сыты, то наша литература и господа революционеры с презрением говорят о «мещанской сытости». Словно с ума посходили.
– А что же им по сердцу?
– Наверное, «пролетарский голод».
Джунковский усмехнулся:
– Но получают громадные гонорары, разъезжают по курортам, живут в роскоши, содержат любовниц, как тот же Горький. Что в головах у этих господ? Понять невозможно. И вечное, постоянное нытье, недовольство всем на свете – сплошные ипохондрики.
– Да, жизнь надо любить, радоваться каждому ее проявлению! – воскликнул Соколов. Вдруг сощурил хитрый глаз. – Владимир Федорович, а что у тебя в папке?
Джунковский улыбнулся.
– Тут и впрямь кое-что любопытное. – Открыл папку. – Например, вот это, послушай.
«Рапорт пристава 2-го участка Сущевской части подполковника Семенова градоначальнику Москвы, их превосходительству Адрианову. В ночь с 26 на 27 марта сего 1915 года в ресторан „Яр“ приехал Распутин в компании с литератором Соедовым и тремя молодыми девицами. В ресторане девицы были сразу же отправлены в угловой кабинет, а сам Распутин подсел к столику известного писателя Максима Горького. Тут его уже поджидал интендантский полковник Отто Дитрих с супругой Зинаидой, а вскоре к ним присоединился бывший сыщик граф Аполлинарий Соколов. Привязав веревкой угря, Распутин возил его по залу, опускал в фонтан, чем вызвал нездоровый ажиотаж в зале…»
Соколов расхохотался:
– Я все это видел, Владимир Федорович. Очень рад, что наши секретные службы работают усердно. Тогда, быть может, скажешь: куда исчезла Эмилия Гершау?
– Сам хотел бы знать! Случай вовсе не смешной. Ведь Гершау допущен к секретным документам. Хорошо, если даму увлек горячий любовник. А коли это шпион, работающий под ухажера, а на самом деле выведывающий военные тайны?
– Давно известно: влюбленные дамы – лучшие информаторы, – согласился Соколов.
– К сожалению, наши полковники бывают весьма откровенны со своими женами, болтают им много лишнего.
Позы святого старца
Соколов повернул голову к лакею, стоявшему у стены в ожидающей позе:
– Пойди, братец, погуляй!
Джунковский продолжал:
– Тебе, Аполлинарий Николаевич, я благодарен. Ты установил слежку за домом Гершау…
– Ну, – отмахнулся Соколов, – это заботами Распутина.
– Тем лучше! Людей нынче мало, денег в казне, как всегда, не хватает. Пусть этот павиан ради своих страстей малость потратится. – Оглянулся, негромко добавил: – Государь сознает вред от Распутина, желает избавиться от него. Не случайно государь несколько раз высылал его из столицы, запрещал въезд в Ливадию.
– Но проходит недолгое время, как эти благие настроения улетучиваются, причиной тому – императрица, – сказал Соколов.
Джунковский поднял палец:
– Вот-вот, в этом все дело. Александра Федоровна – чистейший человек. Поэтому легко впала в заблуждение. Она уверена в благочестии Распутина. Ведь он в ее присутствии ловко прикидывается святым.
Соколов поинтересовался:
– Государыню не убедили даже порнографические фото?
– А, это сделанные скрытно? Целая дюжина – мы их приобщили к делу Распутина.
– Эти фото, по моим сведениям, появились на свет усердием Феликса Юсупова. Он все устроил… Наш герой на этих фотографиях предстал в совершенно непотребном виде.
Джунковский вздохнул:
– Сейчас, граф, ты удивишься! Когда императрица увидала фотографии, она рассердилась, вызвала меня и приказала: «Отыскать и наказать того негодяя, который выдает себя за старца и позирует в непристойном виде! Эти фото – фальшивки!» Но главное – другое. Мне государыня с громадной убежденностью несколько раз говорила: «Молитвы Григория Ефимовича спасают и хранят наследника!» Она верит в чудодейственную силу Распутина, а на его похождения закрывает глаза. Государыня – мать, этим многое объясняется.
– Неужели это правда относительно их… амурных отношений? – полюбопытствовал Соколов.
– Это ложь, распространяемая великосветскими сплетниками, шпионами и революционерами. Но что касается поисков пропавшей Эмилии, Распутин действует на пользу дела. Пусть ищет. И ты ему помогай, Аполлинарий Николаевич! Уверен, скоро нам дашь ответ: с кем нынче красавица делит альков? Задержи и допроси ее построже.
Соколов улыбнулся:
– Как в Разбойничьем приказе – с висением на дыбе и выкручиванием суставов, с поглаживанием горящим веником промежного места? Тогда возьмет на себя все преступления со дня сотворения мира.
Уловка императрицы
Друзья отдыхали душой и телом. Кухня в «Вене» была прекрасной, лакеи услужливы, тем для разговоров – множество.
Джунковский произнес:
– Заведующий наружным наблюдением твой давний знакомец Гусаков. Ему дано указание: ежедневно оповещать тебя, сдавать рапортички наблюдений. И дружно работай с начальником московской охранки Мартыновым.
– О, это истинное наказание! – Соколов состроил гримасу.
– Забудь былые распри. Мне тоже не нравится этот выскочка, но служба – превыше всего. Кстати, я подготовил приказ о твоем зачислении в московское охранное отделение. Ну, друг любезный, давай выпьем за твои успехи на новом поприще. – Вдруг рассмеялся: – Ведь это я дал указание медицинской комиссии: «Полковнику Соколову запретить возвращение на фронт!»
Соколов удивленно вытаращился на приятеля:
– Во-от как?