Россия и Запад в ХХ веке. История экономического противостояния и сосуществования

Наконец, советская делегация напомнила о таком принципе, как равные права зарубежных держателей долговых и иных требований перед отечественными гражданами и юридическими лицами: «Когда иностранные подданные при поддержке своих правительств потребовали от царского правительства возмещения убытков, причиненных им революционными событиями 1905–1906 годов, царское правительство эти пожелания отклонило на основании того, что оно, не давая своим собственным подданным возмещения в подобных случаях, не могло оказывать преимущества иностранцам».

Здесь был явный намек на то, что если советская власть признала бы свои обязательства перед иностранцами, то ему бы пришлось признавать аналогичные обязательства перед своими физическими и юридическими лицами. А эти обязательства, судя по всему, были намного больше. И тут вступал в действие принцип реальности: признав все свои внешние и внутренние обязательства, Советская Россия тут же рухнула бы под натиском обиженных кредиторов и инвесторов.

Об отказе от военных долгов

Особая аргументация советской делегацией выдвигалась для отказов от погашения военных долгов. Эта аргументация была сформулирована в меморандуме от 20 апреля. Привожу фрагмент раздела меморандума под названием «Военные долги»[95 - Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 231–243. (документ № 126).]:

«К сожалению, эксперты Союзных держав, уклоняясь от провозглашенных в их меморандуме принципов справедливости и восстановления без эксплуатации, отказываются от принятия этой точки зрения и предлагают компенсировать претензии России за причиненные ей разрушения особой категорией своих претензий – “военными долгами“ Российского Правительства (ст. 5 и 6 меморандума). Это желание погасить бесспорные претензии русского народа к иностранным правительствам, нанесшим ему непосредственные убытки военной интервенцией, противопоставляя им то, что условились называть «военными долгами», т. е. ту категорию межсоюзных обязательств, о полном взаимном аннулировании которой самими же союзниками поднят вопрос, представляется Российской делегации по меньшей мере странным. Она вынуждена самым категорическим образом отклонить вообще предъявление ей счета по этим долгам как недопустимую попытку взвалить на плечи разоренной России значительную долю военных расходов Союзных держав. То, что именуется военными долгами России, представляет собой в действительности запасы военного снабжения, изготовлявшегося на заводах Союзных стран и посылавшегося на русский фронт для обеспечения успеха союзных армий. Русский народ принес в жертву общесоюзным военным интересам больше жизней, чем все остальные союзники вместе; он понес огромный имущественный ущерб и в результате войны потерял крупные и важные для его государственного развития территории. И после того, как остальные союзники получили по мирным договорам громадные приращения территорий, крупные контрибуции, с русского народа хотят взыскать издержки по операции, оказавшейся столь прибыльной для других держав. Российская делегация призывает всех членов конференции оценить всю непоследовательность и необоснованность подобного требования»[96 - Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 232–233. (документ № 126).].

Советская делегация на конференции достаточно уверенно отстаивала свое право не платить долги по военным кредитам, поскольку на тот момент времени в Европе мало кто это делал. Как отмечается в авторитетном и фундаментальном советском историческом исследовании «История дипломатии», накануне конференции «по вопросу о военных займах не предвиделось особых разногласий. Во-первых, ни одна из стран Европы фактически не платила своих долгов; во-вторых, параграфом 116 Версальского мира было формально оговорено право Советской России на значительную долю из той контрибуции в 132 млрд золотых марок, которую Антанта навязала Германии. Никто, видимо, не захотел бы особенно настаивать на уплате русских военных долгов»[97 - История дипломатии. Т. 3. Дипломатия в период подготовки Второй мировой войны (1919–1939 гг.). Под ред. акад. В. П. Потемкина. – М.-Л.: Государственное издательство политической литературы, 1945. С. 164.]. Не хотели настаивать даже Великобритания и Франция, которые сами имели очень большие долги по военным кредитам перед Соединенными Штатами и также искали пути уклониться от уплаты военных долгов. После подписания Версальского мирного договора в странах Европы возникло сильное движение за аннулирование военных долгов. Это движение возглавила Франция, стремившаяся создать единый фронт должников Соединенных Штатов и мотивировавшая их отказ от погашения военной задолженности тем, что во время войны страны Антанты и их союзники боролись против общего врага. Правительство Великобритании занимало более осторожную позицию, боясь, что отказ от выплаты долгов может ослабить фунт стерлингов на международном финансовом рынке. В течение 1920–1921 годов. Великобритания неоднократно пыталась добиться согласия на полное или частичное аннулирование военной задолженности, мотивируя свои предложения необходимостью оздоровления финансовой системы стран Европейского континента с целью ликвидации экономического и финансового кризиса. В ответ на это США согласились на временную отсрочку погашения военных долгов, заявив, что позднее американское правительство вернется к этому вопросу[98 - См.: Аболмасов В. В. Проблема военных долгов Великобритании и ее влияние на англо-американские отношения в 1920-е гг. //Российский научный журнал № 1, 2010. Примечательно, что в то самое время, когда проходила Генуэзская конференция, в США работала учрежденная в феврале 1922 г. комиссия по военным долгам, которую возглавил министр финансов Э. Меллон. Уже после окончания Генуэзской конференции комиссия Меллона вынесла неприятный для европейских стран вердикт: союзники должны начать выполнять свои обязательства перед США по военным долгам в полном объеме.].

Советское государство также обратило внимание своих кредиторов на прецедент, который был создан на Парижской мирной конференции 1919 года. Во время войны 1914–1918 годов Германия помогала Австро-Венгрии, Болгарии и Турции. Общая сумма займов, предоставленных Германией ее союзникам, оценивается в сумму около 2 600 млн руб. золотом. По Версальскому миру Германия отказалась от претензий к своим бывшим союзникам. Неужели Великобритания и Франция не могут отказаться от своих претензий перед бывшим союзником Россией?

Прецеденты аннулирования государственных кредитных обязательств

И в наше время, и в те годы, когда большевики заявили об отказе от обязательств по займам и кредитам военного и довоенного времени, многие полагают и полагали, что такое решение было беспрецедентным. Однако изучение литературы по финансовой истории показывает, что такое в истории бывало не раз. Думаю, что многие эти прецеденты были хорошо известны членам советской делегации на конференции в Генуе. Предлагаю читателю отрывок из уже хорошо забытой «Финансовой энциклопедии» 1927 года, где приводится множество таких примеров:

«В истории государственного долга много примеров аннулирования государственных кредитных обязательств. Во Франции при Генрихе IV его министр Сюлли указами 1596 и 1604 гг. произвел широкое аннулирование государственных обязательств, возникших благодаря слабости предшествовавших правительств. Фердинанд VII, король Испании, в 1823 г. объявил все займы, заключенные испанским конституционным правительством в Лондоне и Париже в 1820–1823 гг., недействительными. После многих лет переговоров с кредиторами было достигнуто в 1831 г. соглашение, которое, однако, Испанией не было выполнено, и долги, заключенные конституционным правительством, не были выплачены. В 1841 г. Североамериканский штат Миссисипи аннулировал свой заем в пять миллионов долларов ввиду того, что заем был выпущен несогласно с конституцией штата. Реализация займа была совершена с нарушением установленных правил (заем был реализован ниже паритета, что было запрещено). Несмотря на то, что заем был выгоден штату, штат все же отказался платить. Тридцать четыре года тянулись переговоры между штатом и его кредиторами. В 1875 г. новая конституция подтвердила, что кредитные обязательства аннулированы навсегда. После междоусобной войны за освобождения негров в 1863–1867 гг. в Сев. – Амер. Соединенных Штатах было сильное общественное движение за аннулирование военных долгов, заключенных во время войны северными штатами. Правительство Конфедерации южных штатов Северной Америки во время своего существования успело заключить несколько внутренних и внешних займов (во Франции и Англии). После окончания войны между Севером и Югом правительство Сев. – Амер. Соединенных Штатов объявило, что оно аннулирует все кредитные обязательства Конфедерации южных штатов. Английские держатели облигаций южных штатов еще и до сих пор подсчитывают суммы неуплаченных процентов. Одним из наиболее интересных случаев аннулирования государственных кредитных обязательств является история португальского займа 1832 г. Реакционное правительство дона Мигуэля в Португалии в 1832 г. при помощи французских банкиров Утрекен и Жожа заключило на парижском рынке заем в 40 000 000 фр., эмитированный в виде облигаций в 100 фр., приносящих 7,5 % годовых и выпускаемых по курсу 680 фр. за 1 000. Долг должен был быть погашен через 32 года. Либеральная оппозиция в лице претендентов на португальскую корону дона Педро и донны Марии объявила заранее незаконными всякие займы правительства Мигуэля. В момент получения занятых средств правительство Мигуэля было изгнано из Лиссабона. Противники его в казначействе нашли тратты на Лондон. Дон Педро не только получил по этим траттам причитающиеся суммы, но даже возбудил процесс против лондонской банкирской фирмы Глин и К°, когда та отказалась платить по захваченным траттам. Однако в 1834 г. португальское правительство объявило долг 1832 г. аннулированным и отказалось платить по нему как проценты, так и основную сумму. В течение 60 лет между кредиторами Португалии и ее правительством шла война. Каждая попытка португальского правительства выступить с кредитными операциями на европейских рынках встречала сопротивление со стороны бывших ее кредиторов. Они выпускали агитационные памфлеты, расклеивали афиши, подрывавшие кредит португальского правительства. В 1892 г. по совету парижских банков, занимавшихся постоянно реализацией португальских государственных займов, португальское правительство заключило с держателями облигаций займа 1832 г. мировую сделку. Португальское правительство им уплатило 2 500 000 фр., а держатели облигаций сдали свои облигации правительству и должны были выдать расписки, что они вполне удовлетворены и больше к португальскому правительству не имеют никаких претензий по долгу 1832 г. ни по возвращении капитала, ни по уплате процентов»[99 - Статья «Аннулирование государственных кредитных обязательств» // Финансовая энциклопедия. 1927.].

Кстати, в 1922 году назревал еще один прецедент аннулирования государством своих кредитных обязательств. Речь идет о Германии. Быстрое обесценение марки в Веймарской республике привело к тому, что держатели немецких государственных долговых бумаг стали получать вместо нормальных процентов копейки. Проценты с 4-процентной облигации в 1 000 000 марок, составляя сумму в 40 000 марок, были недостаточны для покупки коробки спичек. Свыше 400 000 мелких кредиторов государства впали в полную нищету. Государство несколько раз повышало процентные ставки по бумагам для того, чтобы хоть как-то компенсировать мелким держателям потери от обесценения марки. Дальнейшие события в Германии развивались уже после Генуэзской конференции. Германское правительство в начале октября 1923 г. объявило, «что пока оно до следующих распоряжений прекращает выплату процентов»[100 - Там же.].

Проблемы, связанные с обесценением марки, усугубились тяжелым репарационным бременем Германии. Немецкие власти заявили, что они не могут одновременно выплачивать репарации и выполнять свои обязательства перед кредиторами. Своим декретом от 14 февраля 1924 года германское государство объявило, что приостанавливает платежи по своему государственному долгу впредь до окончательной уплаты репарационных платежей, т. е. иначе говоря, в течение ближайших 42 лет кредиторы государства не могли ждать уплаты процентов. Немецкий прецедент возник уже после Генуэзской конференции. Но он еще больше укрепил убежденность правительства СССР в том, что у него имеются моральные, политические и юридические основания для отказа от уплаты довоенных и военных долгов.

О государственной монополии внешней торговли

Мы уже не раз отмечали, что Великобритания, Франция и другие страны-участницы конференции выступали с нападками на государственную монополию внешней торговли, введенную в Советской России декретом от 22 апреля 1918 года. Эти нападки шли в разрез с первым принципом Каннской конференции, согласно которому страны признавали суверенное право других государств на выбор социально-экономической модели развития. В том числе право на определение приемлемых форм собственности в сфере экономики. Критики государственной монополии внешней торговли утверждали, что это противоречит принципу свободы торговли. А стало быть, это препятствует восстановлению послевоенной экономики в Европе. Следует отметить, что внешняя торговля в условиях капитализма является важнейшей сферой экономической жизни, определяющей состояние торгового баланса, платежного баланса, валютного курса национальной денежной единицы и т. п. Поэтому традиционно сфера внешней торговли находилась под сильным воздействием государства. С одной стороны, оно защищает национальных товаропроизводителей от конкуренции в виде иностранных товаров; с другой стороны, оно продвигает своих экспортеров на мировых рынках. Наиболее распространенными средствами государственной внешнеторговой политики в начале прошлого века являлись таможенные пошлины. Иногда использовались прямые запреты на импорт товаров, государственное субсидирование, налоговые льготы (освобождение от уплаты акцизов при вывозе товаров), а также методы военно-силового давления на другие государства.

После войны в целом ряде европейских стран появились банки, которые опирались на поддержку государства и призваны были осуществлять льготное кредитование своих экспортеров. Например, в 1919 году был организован Французский национальный банк для внешней торговли с капиталом в 100 млн фр. Основной капитал собран при участии крупных французских банков. Правительство предоставило банку 4 млн фр. для покрытия организационных расходов за границей. Кроме того, правительство предоставило банку 26 млн фр. для образования особого резервного фонда. Банк Франции (Центробанк) по просьбе правительства предоставил новому банку возможность значительного кредитования. Основная задача созданного банка – облегчение мобилизации капиталов для долгосрочного банковского кредитования внешней торговли путем создания условий для переучета новым банком векселей французских экспортеров.

В Великобритании еще до войны существовали специализированные экспортные банки, но они были полностью частными. Возможности таких банков по стимулированию английского экспорта после войны оказались крайне ограниченными. Английские деловые круги вынудили правительство организовать на государственные средства Департамент экспортных кредитов (Export Credits Department), действующий как банковское учреждение, опираясь на предоставленные ему 26 млн ф. ст. Департамент экспортных кредитов стал финансировать торговлю с Восточной и Южной Европой, а также вывоз в английские колонии. Департаменту предоставлено право выдавать кредиты сроком до трех лет[101 - Статья «Экспортные банки» // Финансовая энциклопедия. 1927.]. Уже не приходится говорить о том, что после войны европейские страны ощетинились протекционистскими пошлинами, защищая внутренние рынки от иностранных конкурентов. Запад не раз говорил Советской России: пожалуйста, используйте импортные пошлины. Разве вам этого недостаточно?

В. И. Ленин еще в 1922 году в одном из своих писем как раз по этому вопросу указал, что в существующих условиях капиталистического окружения советской страны невозможно регулировать ее внешнюю торговлю только одними таможенными пошлинами. Капиталистические государства готовы идти на все в целях удушения советской власти. Обладая большими средствами, они легко справились бы даже с очень высокими таможенными пошлинами. Например, путем выдачи своим экспортерам экспортных премий. При этих условиях иностранный экспортер компенсировал бы убытки за счет своей государственной власти, форсировал бы вывоз, наводнил бы советские республики дешевыми иностранными товарами и тем самым создал бы условия, при которых невозможно было бы восстановление промышленности. В то же время советская власть была бы совершенно бессильна бороться против иностранной товарной интервенции. Для успеха в этой борьбе потребовалось создание более мощного и действенного оружия – государственной монополии внешней торговли вместо сравнительно обходимых таможенных пошлин и многочисленных разрозненных запрещений ввоза отдельных товаров. Монополия внешней торговли являлась наиболее верным орудием борьбы против попыток иностранных капиталистов «взрыва изнутри» страны на ее хозяйственном фронте. Уже не приходится говорить о том, что без государственной монополии внешней торговли невозможно планирование народного хозяйства, а именно планирование было важнейшей особенностью социально-экономической модели РСФСР.

Позиция советской делегации по вопросу своих встречных претензий к союзникам

Как уже говорилось, оценки наших встречных требований к бывшим союзникам, сводящихся к компенсации убытков Советской России от иностранной интервенции и торгово-экономической блокады, составили сумму в 39 млрд зол. руб., что примерно в два раза превысило совокупный объем требований союзников к России по долгам царского и Временного правительств, а также потерям, связанным с национализацией иностранных активов.

Наши встречные претензии были представлены 14 апреля М. Литвиновым Ллойд-Джорджу и Л. Барту на вилле Альбертис. Впрочем, на вилле Альбертис фигурировала сумма наших претензий, равная даже не 39, а 50 млрд зол. рублей. Видимо, эта величина также включала наши требования по ущербам от Первой мировой войны, которые должны были бы покрываться немецкими репарациями. Согласно другим источникам, сумма была увеличена до 50 млрд зол. рублей потому, что в итог были включены некоторые территориальные потери России, получившие денежные оценки.

Реакция союзников на заявление М. Литвинова была негативной. Ллойд-Джордж сказал, что «поражающие воображение» цифры, приведенные российской делегацией, напомнили ему недавние переговоры с ирландцами по финансовым вопросам. Англичане выставили ирландцам вполне умеренные финансовые претензии – ежегодные выплаты в размере 18 млн ф. ст. А вот ирландцы насчитали Англии встречные претензии, накопившиеся за несколько веков, объемом 3,5 млрд ф. ст.[102 - Любимов Н. Н., Эрлих А. Н. Генуэзская конференция. Воспоминания участников. – М.: Издательство Института международных отношений, 1963. С. 53.] Озвученная Литвиновым сумма в 50 млрд золотых рублей – «совершенно непостижимая». Для заявки такой суммы, сказал глава английской делегации, не стоило ехать в Геную.

Ллойд-Джордж постарался обосновать свой категорический отказ от претензий России: «Одно время британское правительство оказывало помощь Деникину и в известной степени Врангелю. Однако то была чисто внутренняя борьба, при которой помощь оказывалась одной стороне. Требовать на этом основании уплаты равносильно тому, чтобы поставить западные государства в положение платящих контрибуцию. Это похоже на то, как будто им говорят, что они – побежденный народ, который должен платить контрибуцию». Ллойд-Джордж не может стать на такую точку зрения. Если бы на этом настаивали, Великобритания должна была бы сказать: «Нам с вами не по пути»[103 - История дипломатии. Т. 3. С. 175.].

Страсти на вилле Альбертис накалились в связи с тем, что дискуссия о встречных претензиях России стала быстро переходить в политическое русло. Бывшие союзники по Антанте были даже согласны с тем, что в России возникли разруха, голод, миллионы людей погибли. Но причем тут интервенция? Все эти беды – результат гражданской междоусобицы. Г. Чичерин и другие члены делегации настаивали на том, что без военной и экономической поддержки со стороны Запада гражданская война быстро бы затухла. Известно, что гражданская война началась летом 1918 года с того, что начался мятеж чехословацкого корпуса, находившегося на территории России. Чичерин заявил, что он прекрасно помнит, как 4 июня 1918 года представители стран Антанты сделали заявление, что отряды, находящиеся в России, должны рассматриваться в качестве «армии самой Антанты», действующей под руководством союзных правительств. Чичерин прямо сказал, что у советской делегации имеется достаточное количество документов, раскрывающих связь мятежных войск с официальными властями стран Антанты. Например, договор между адмиралом Колчаком, правительствами Великобритании и Франции.

В ответ на наши обвинения Запада в подрывной деятельности на территории России бывшие союзники перешли к встречным обвинениям политического характера. Ллойд-Джордж стал намекать, что, мол, в Первой мировой войне виновата Россия, которая поссорилась с Австро-Венгрией.

Правда, через некоторое время Ллойд-Джордж (если верить воспоминаниям участников встречи на вилле) решил смягчить свою позицию и согласился в обмен на советские контрпретензии списать военные долги России. Но такая сделка не могла удовлетворить советскую делегацию. Во-первых, сумма наших контрпретензий была в несколько раз больше военных долгов. Во-вторых, Россия считала себя свободной от обязательства по военным долгам в силу отказа от германских репараций. Интересно также следующее наблюдение участника конференции Н. Н. Любимова: «Ловкий дипломатический ход англичан заключался в готовности союзников отделаться возмещением Советской России лишь прямого ущерба, причиненного и точно зарегистрированного в местах непосредственного хозяйничанья иностранных интервентов»[104 - Любимов Н. Н., Эрлих А. Н. Генуэзская конференция. Воспоминания участников. С. 62.].

На вилле Альбертис прошло несколько заседаний (14 и 15 апреля). Под занавес Ллойд-Джордж внес следующее (судя по всему, заранее хорошо продуманное и согласованное) предложение по поводу советских контрпретензий[105 - История дипломатии. Т. 3. С. 177–178.]:

«1. Союзные государства-кредиторы, представленные в Генуе, не могут принять на себя никаких обязательств относительно претензий, заявленных советским правительством.

2. Ввиду, однако, тяжелого экономического положения России государства-кредиторы склоняются к тому, чтобы сократить военный долг России по отношению к ним в процентном отношении, размеры которого должны быть определены впоследствии. Нации, представленные в Генуе, склонны принять во внимание не только вопрос об отсрочке платежа текущих процентов, но и дальнейшем продлении срока уплаты части истекших или отсроченных процентов.

3. Тем не менее окончательно должно быть установлено, что для советского правительства не может быть сделано никаких исключений относительно:

а) долгов и финансовых обязательств, принятых в отношении граждан других национальностей;

б) прав этих граждан на восстановление их в правах собственности или на вознаграждение за понесенные ущерб и убытки».

Из этой резолюции следует, что Ллойд-Джордж отказался даже от своей первоначальной позиции обмена наших встречных претензий на военные долги России с полным взаимным погашением. Очевидно, что такой вариант ни в малейшей степени не устраивал советскую делегацию. Встречные требования России были неприятной сенсацией для Запада, они чуть было не привели к закрытию конференции, Ллойд-Джордж и Барту постоянно завершали свои выступления на вилле заявлениями, что встречные требования советской делегации обрекают конференцию на провал. Благодаря гибкой позиции нашей делегации до прекращения работы конференции дело не дошло. До конца конференции советская делегация продолжала гнуть свою линию, встречные претензии сняты не были.

Примечательно, что советская делегация во время переговоров на вилле Альбертис не настаивала на «монетизации» наших встречных требований к союзникам. Она предлагала суммы наших претензий конвертировать в выплаты зарубежным частным кредиторам из бюджетов союзных государств. М. Литвинов заявил, что все деньги, выплачиваемые правительствами западных стран-кредиторов, пошли бы на пользу их собственным народам.

Как было отмечено в меморандуме советской делегации от 11 мая, возмещение ущерба, нанесенного стране интервенцией и блокадами, имеет прецеденты и находится в соответствии с международным правом[106 - Выдержка из меморандума советской делегации от 11 мая 1922 г. (ответ на меморандум западных стран от 2 мая 1922 г.) // Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 365–367.]: «…Российская делегация готова согласиться на уплату публичных долгов, если будут признаны и те убытки, которые были ей (Советской России. – В.К.) причинены интервенцией и блокадой. С юридической точки зрения, русские контрпретензии являются гораздо более законными, чем претензии иностранных держав и их подданных. Теория и практика сходятся в том, что ответственность за убытки, причиненные интервенцией или блокадой, должна быть возложена на виновные в соответствующих действиях правительства. Чтобы не приводить других примеров, мы ограничиваемся ссылкой на решение третейского суда в Женеве от 14 сентября 1872 г., который присудил Великобританию к уплате Соединенным Штатам 15,5 млн долларов за убытки, причиненные Соединенным Штатам каперским судном «Алабама», которое поддерживало Южные штаты во время гражданской войны между Северными и Южными штатами. Интервенция и блокада союзников и нейтральных держав против России являются с их стороны официальными военными действиями. Документы, опубликованные в приложении II к первому русскому меморандуму, с несомненностью доказывают, что руководители контрреволюционных армий были только подставными лицами и что их фактическими начальниками были иностранные генералы, посылавшиеся специально для этой цели некоторыми державами. Эти державы не только принимали непосредственное участие в гражданской войне, но и были фактическими ее инициаторами».

Уже после встречи на вилле представитель Франции Л. Барту заявил в интервью американской газете «Нью-Йорк геральд трибьюн»: «50 млрд рублей золотом – это вдвое больше, чем та сумма, которую Франция требует от Германии за четырехлетнюю опустошительную войну… Я отказываюсь входить в обсуждение обязательств по отношению к государству, которое своих обязательств не выполняет»[107 - Любимов Н. Н., Эрлих А. Н. Генуэзская конференция. Воспоминания участников. С. 63.]. А что же тут удивительного, что требования Советской России в два раза больше репарационных требований Франции к Германии? Франция действительно понесла большие экономические потери за годы войны. Но потери России были еще больше, они были самыми большими среди стран Антанты. Чичерин отметил, между прочим, на конференции, что 54 % всех потерь Антанты в войне пришлось на Россию[108 - Там же. С. 55.]. Пафос Л. Барту лишь показывал, что Франция не считала нужным считаться с Россией.

Дискуссия о встречных требованиях советской делегации продолжалась и после встречи на вилле Альбертис. Советская делегация подчеркивала, что, строго говоря, эти встречные требования адресованы не только тем странам, которые осуществляли военную интервенцию. Доля этой ответственности за все это падает на те нейтральные страны, которые, предоставив гостеприимство контрреволюционным элементам для подготовки на своей территории заговоров против России, вербовки участников гражданских войн, закупки и транзита оружия и т. п., в то же самое время приняли участие в бойкоте и блокаде России.

Готовность советской делегации идти на компромиссы

Во-первых, делегация РСФСР готова идти на взаимозачет встречных требований, стремясь добиваться по возможности «нулевых» вариантов. Такие «нулевые варианты» (полная ликвидация всех требований и обязательств) расчищали бы почву для взаимовыгодного и конструктивного сотрудничества стран по восстановлению разрушенных войной экономик. В тех случаях, когда таких «нулевых вариантов» достичь не удается, целесообразно введение моратория на погашение страной-должником сальдо взаимных требований на период восстановления ею своей экономики (до уровня, существовавшего накануне войны).

Во-вторых, стремится добиваться договаривающимися сторонами полного консенсуса по вопросам оценки взаимных требований и обязательств на основе «прозрачных» процедур и общих принципов оценки. В частности, в меморандуме советской делегации от 11 мая 1922 года предлагается создать специальный Смешанный комитет экспертов для решения таких «трудоемких» вопросов: «В случае, если державы все же хотят заняться разрешением существующих между ними и Россией спорных финансовых вопросов, то, ввиду необходимости основательного изучения характера и объема предъявленных России претензий и более точного выяснения вопроса о предоставляемых России кредитах, упомянутая задача могла бы быть возложена на учреждаемый конференцией Смешанный комитет экспертов, работы которого могли бы начаться в установленное общим соглашением время и в определяемом тем же порядком месте»[109 - Выдержка из меморандума советской делегации от 11 мая 1922 г. (ответ на меморандум западных стран от 2 мая 1922 г.). // Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 365–366.].

В-третьих, Советская Россия при определенных условиях готова пойти на признание части довоенных долгов. Довоенные долги Советская Россия разбила на две категории. Первая категория – долги, образованные кредитами, которые Российская Империя брала на чисто государственно-административные цели. Их Советская Россия отказывалась признавать по идеологическим и политическим причинам («поддержка антинародного царского режима»). В качестве примера назывались долги по кредитам, которые использовались для подавления революционного движения в 1905–1907 годов.

Вторая категория – долги по кредитам, которые прямо или косвенно способствовали экономическому развитию России. Наиболее типичным долгом такой категории является долг по кредитам, которые Россия брала на цели железнодорожного строительства или для выкупа государством частных железных дорог. Советская Россия готова была признать свои обязательства по таким кредитам.

Главными условиями практической реализации данного варианта являются: а) предоставление Советской России длительной отсрочки в обслуживании и погашении довоенных долгов; б) предоставление Западом новых кредитов на восстановление разрушенного хозяйства России. При этом кредиты должны быть масштабными, долгосрочными и иметь льготные условия (по процентной ставке и срокам погашения).

В-четвертых, советская делегация достаточно ясно выразила свою позицию по вопросу долгов военного времени, она заявила об отказе от них. Отказ обосновывается тем, что Советская Россия отказалась от своих прав на репарации от Германии согласно ст. 116 Версальского договора. Советская делегация на Генуэзской конференции специально подчеркивала, что значительная часть бюджетов победивших стран покрывалась за счет репарационных платежей. Особенно бюджета Франции. На конференции советская делегация еще раз подтвердила, что отказывается от своих прав на репарации. Выше мы уже приводили частичную оценку ущерба России от Второй мировой войны – 35,5 млрд зол. руб. Заметим, что это без материальных потерь, связанных с уничтожением имущества. А вот долги России по военным кредитам (вместе с процентами) на момент конференции были оценены в 18,5 млрд зол. руб. Не вызывает сомнения, что советская делегация сделала на конференции широкий жест (он особенно понравился французской делегации, которая опасалась, что Советская Россия поднимет вопрос о своих правах на репарации).

Вместо реституции – концессии

Готовность идти на компромиссы проявилась и в вопросе по имуществу иностранных собственников, которое было национализировано в Советской России. Советская делегация отвергала те варианты, которые содержались в Лондонском меморандуме экспертов: а) реституция, т. е. восстановление имущественных прав иностранцев на предприятия, недвижимость и иные активы, которые были национализированы советской властью; б) возмещение убытков иностранным владельцам в случае нежелания советского правительства осуществлять реституцию или по причинам физической утраты имущественных объектов.

Советская сторона предложила встречный вариант, который предусматривал передачу в аренду (концессию) прежним собственникам тех имущественных объектов, которые принадлежали им до национализации. Вот как эта позиция была сформулирована на конференции: «Российское Правительство, со своей стороны, желая дать бывшим собственникам национализированных имуществ возможность применять с пользой для самих себя свои технические знания и капиталы в деле экономического восстановления России, признало за ними преимущественное право во всех тех случаях, когда речь идет о предоставлении концессий бывшим собственникам на эксплуатацию принадлежавшего им раньше имущества, будь это в форме аренды или в форме смешанного общества, организованного государством и иностранным капиталом, или, наконец, в любой форме, предусматривающей участие иностранцев»[110 - Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 370.].

Мысль о привлечении иностранного капитала к восстановлению народного хозяйства России, разрушенного мировой войной, возникла еще в 1918 году. Способом привлечения иностранного капитала должно было служить предоставление иностранным капиталистам концессий. Гражданская война затормозила развитие концессионного дела, и лишь в 1920 году вопрос о привлечении иностранного капитала в форме предоставления концессий был вновь поставлен на очередь. Декрет от 23 ноября 1920 года об общих экономических и юридических условиях концессий создавал правовые предпосылки для работы иностранного капитала в Советской России. Введение в декрет подчеркивало, что «процесс восстановления производительных сил России, а вместе с тем и всего мирового хозяйства, может быть ускорен во много раз путем привлечения иностранных государственных и коммунальных учреждений, частных предприятий, акционерных обществ, кооперативов и рабочих организаций других государств к делу добывания и переработки природных богатств России»[111 - Статья «Концессии» // Финансовая энциклопедия. 1927.]. Среди тех основных условий концессий, которые указывались в декрете от 23 ноября 1920 года, два пункта призваны были рассеять опасения иностранных капиталистов относительно той правовой обстановки, в которой им придется работать. Декрет от 23 ноября 1920 года гарантировал, что «вложенное в предприятие имущество концессионера не будет подвергаться ни национализации, ни конфискации, ни реквизиции»; вместе с тем правительство гарантировало «недопустимость одностороннего изменения какими-либо распоряжениями или декретами правительства условий концессионного договора»[112 - Там же.].

Деструктивная позиция союзников

Мы уже отмечали, что еще накануне конференции союзники заняли позицию, которую иначе как деструктивной назвать нельзя. Она была зафиксирована в Лондонском меморандуме. Уже в ходе работы конференции она была конкретизирована и еще более ужесточена в меморандуме делегаций союзников от 2 мая. Она также была продемонстрирована полным неприятием предложений советской делегации, изложенных в ее меморандуме от 11 мая. Еще раз повторим два основных положения этой позиции.

Положение первое: настаивание на безусловном признании Советской Россией долгов царского и Временного правительств, а также ущерба иностранным собственникам от национализации. Максимум, на что готовы были идти союзники в данном вопросе, – реструктуризацию указанных долгов, их консолидацию и оформление в виде государственных валютных облигаций единого вида.