– Жалко мне твоего времени, Алешка. Четыре часа из-за меня потерял.
– Ничего… Нагоню – путь длинный! – отвечает Алексей и, повернувшись к проводнице, спрашивает: – Когда будем в Борисове?
– К утру, – отвечает она.
Инвалид взволнованно вздыхает.
– Что вы? – спрашивает Алексей.
– Так… Ничего.
– А вы не думайте! Пойдемте лучше в вагон.
…Вагон набит до отказа людьми, чемоданами, узлами. Со всех полок свешиваются ноги. По проходу медленно движется инвалид. За ним с его чемоданами идет Алексей. Дорогу им преграждают два огромных сапога. Инвалид останавливается.
Ноги поднимаются. Инвалид согнувшись проходит под ними.
Он идет дальше. На уровне его лица со всех полок торчат ноги. Обутые в сапоги, босые, в ботинках, в туфлях, ноги, ноги, ноги…
Чем дальше идет инвалид, тем мрачнее становится его взгляд. Наконец он останавливается и закрывает глаза.
Какой-то пожилой старшина расталкивает спящих солдат:
– Эй, друзья, потеснитесь!.. Дайте человеку сесть.
Солдаты, потеснившись, освобождают место. Инвалид садится, прислонив голову к костылям.
– Что вы? – нагнувшись, спрашивает его Алексей.
– Ничего… Пройдет…
– Устали?
– Да.
– С непривычки… – говорит кто-то из солдат.
Алексей сел рядом на чемодан, достал из кармана пачку нарезанных для курения газетных бумажек, протянул инвалиду:
– Закурим?
Инвалид отрицательно покачал головой.
– Разрешите бумажки? – попросил сидящий напротив старшина.
– Пожалуйста.
Тотчас же к пачке потянулось несколько солдатских рук. Пачка сразу разошлась.
– И махорка у вас найдется? – спросил Алексея рябой ефрейтор.
– Найдется, – отвечает Алексей и отдает ему свой кисет.
– Хороша махорка! – восхищается кто-то.
– Где покупал?
– Фронтовая…
– Пулеметчик?
– Связист я. – Кисет идет по рукам.
– А как насчет огонька?
– Это так получается, – замечает рябой, – как один солдат у хозяйки воду просил: «Тетя, дайте напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде».
Все смеются.
– Точно!.. – соглашается старшина. – Это по твоему методу получается: попросил у Маруси напиться, а потом тебя три ночи найти не могли.
Снова смех. А рябой вздыхает.
– Хорошая женщина… Забыть невозможно.
– Зачем забывать? Война кончится – поезжай, женись.
– Дурак! У нее ж муж.
– Тоже рябой?
– Нет, гладкий.
– А ты почем знаешь?
– Сказывала…
– Что ж она гладкого на тебя, рябого, променяла?
– А я почем знаю?.. Может, у него какой другой дефект.
Все снова смеются. Громче всех Алексей.
– А ты, брат, весельчак! – замечает ефрейтор и, кивнув в сторону инвалида, спрашивает Алексея: – Провожаешь товарища?
– Нет, я сам по себе… Я гоже домой еду.
– Домой? – спрашивает ефрейтор.