Исчезновения

По-прежнему Еремеев чувствовал себя нерадивым учеником, из которого на уроке ненавистной ему химии учитель выжимает хиленькую троечку. И слова он стал из себя выдавливать примерно такие же, как тогда, в детстве:

– Я не успел прочитать… То есть успел, но не запомнил… Там еще адрес был… Номер-то дома я запомнил – кажется, семь…

– Кажется, или точно?

– Да, точно, точно семь!

– А улица?

– А вот улица… Какая-то, по-моему, на букву не то «Ш», не то «Щ»… Я про такую и не слыхал… Что-то такое «Щи…», «Ще…»

– Щелковская? – подсказал Небрат. – Или, может, Щукинская?

– Нет, и Щелковскую, и Щукинскую я знаю… Скорее все-таки – «Щи…»

– Щипок?

– Что?

– Щипок. Улица такая в Москве есть, в районе Серпуховки.

– А-а… Нет, не Щипок, подлиннее название. По-моему, оно как-то с техникой связано… – И тут в озарении хлопнул себя по лбу: – Конечно! Вспомнил!

– Ну – и?..

Однако Еремеев, не отвечая сыщику, стал торопливо переодеваться.

– Мы куда-то собираемся? – спросил тот.

– Я кое-куда собираюсь, – сделав ударение на этом «я», отозвался Еремеев из прихожей, где в данную минуту зашнуровывал ботинки. – Вас, насколько я помню, туда не приглашали. – Теперь хотелось отплатить незнамо что возомнившему о себе сыщику за его недавний гестаповский тон.

Небрат с упакованным в сумку ноутбуком уже стоял тоже в прихожей и терпеливо дожидался, пока он завяжет шнурки. Затем сказал:

– Улицу, между прочим, вы мне так и не потрудились назвать.

– Вы на редкость наблюдательны, – съехидничал Еремеев. – Да, не назвал. Поскольку (уж не взыщите) еду туда один. И не вижу, право, никакой нужды в вашем сопровождении.

Сыскарь нахмурился:

– Вы полагаете, я вот так вот просто отпущу вас туда одного? Тем более в вашем нынешнем состоянии!

Состояние и впрямь оставляло желать лучшего. Ах, Гоня, Гоня, и надо было ему вчера за третьей бутылкой бегать!.. Однако Еремеев, поднявшись с табурета, ответствовал, что он, будучи свободным человеком в свободной стране…

– Да, да, разумеется, – неожиданно миролюбиво кивнул Небрат и вдруг – то ли впрямь, то ли Еремееву это лишь померещилось – сделал совершенно неуловимое движение рукой.

Что это было? Короткий удар под дых или просто у Еремеева от общего нездоровья само по себе на миг отнялось дыхание?..

Снова обрел его только когда вместе с сыщиком стояли уже по другую сторону двери и Небрат, заботливо придерживая Еремеева, чтобы тот не упал, по-отечески приговаривал:

– Вот так, осторожненько. Вам сейчас резких движений – ни-ни… Дверь-то, дверь заприте как следует, на оба замка.

Еремеев между тем думал: так был все же удар или удара не было? Но так и не сумев дать себе окончательный ответ на этот оказавшийся далеко не простым вопрос, в конце концов решил для себя – с одной стороны считать, что не было никакого удара, примерещилось, в противном случае следовало бы как-то на сие отреагировать, а он не знал как; с другой же стороны, держаться с этим непонятным человеком поосторожнее и не предпринимать против него более никаких демаршей.

Пухлая на вид ручка сыщика теперь держала его локоть твердо, как каменная.

– Осторожненько, не споткнитесь. Еще вот ступенечка, осторожненько, – не уставал приговаривать он. – Сейчас воздуха свеженького вдохнете – совсем себя человеком почувствуете…

Еремеев, сопровождаемый Небратом, спускался по лестнице и не мог отделаться от странного ощущения, что, хотя все вокруг вроде бы вполне знакомо, но лестница эта совершенно чужая, точно он видит ее сквозь какое-то искажающее очертания стекло.

А может, наоборот – лишь сейчас впервые видел ее истинным, незатуманенным взглядом, на ходу отмечая в сознании каждую выбоину на ступенях, каждый потек на потолке, каждую отметину на подоконнике – и каждую такую неприметную деталь хотел прочно запечатлеть в памяти, как это бывает перед расставанием навсегда. Он не понимал, с чем это связано, но почему-то казалось, что сейчас именно такая минута…

У подъезда, словно дожидаясь именно их, стояло канареечно-желтое такси. Одною рукой продолжая держать Еремеева, другой Небрат открыл дверцу и сказал водителю, усатому здоровяку с затейливыми наколками на волосатых руках:

– Нам на Щитораспределительную.

Неужели Еремеев все-таки назвал ему улицу?.. Да нет, не было такого!.. Или тот, как истинный профессионал, по первому же намеку догадался?

– А где это? – удивился здоровяк-водила. – Вроде всю Москву изъездил, а такой…

– Ладно, ладно, как-нибудь по дороге разберемся, – перебил его детектив, – чай, не в первый раз, а? – и вдруг бросил на него взгляд, в котором вроде бы не было ничего особенного, но Еремееву это взгляд отчего-то показался немного странным.

«А ведь они, кажется, знакомы, – внезапно подумал он. – И такси едва ли случайно стояло у подъезда. Очень похоже, что действительно поджидало нас…» И так ему все это внезапно не понравилось, что он решил выйти на первом же светофоре – за сигаретами, мол (сигареты в самом деле кончились) – и раствориться где-нибудь между киосками.

С этими мыслями он попытался сесть рядом с водителем, но Небрат держал его за локоть крепко, не вырваться – неужели эдак вот вмиг разгадал его планы? Скорее всего. Во всяком случае другого объяснения не было.

– Э, куда, куда? – затараторил детектив. – Нет уж, Дмитрий Вадимович, прошу назад – ей-ей, так оно будет лучше!

– Во-во, – кивнул водитель, – а то у меня тут маслом сидение залито.

Какое-то пятно на сидении вправду имелось, но теперь уже Еремеев почти не сомневался, что тот действует с Небратом заодно.

Кликнуть кого-нибудь на помощь? Но, кроме этих двоих, поблизости был только какой-то попрошайка, с шапкой в руке сидевший у подъезда и с любопытством взиравший на них, от такого ждать помощи не приходилось.

Впрочем, и воли сопротивляться уже не было. Еремеев, ни слова больше не говоря, уселся на заднее сидение. Небрат, подвинув его, тут же сел рядом, и машина мигом тронулась с места.

Минут через пять езды его начало сильно клонить в дрему. Дома приобретали неестественные очертания, словно плавясь в августовской жаре. И в ушах опять дребезжал голос:

– …И еще скажу тебе, друг Еремееич: громогласной бывает только ложь, а шепот истины всегда тих, надо уметь его услыхать, чутким ухом исследователя вслушиваться, что там тебе нашептывают невидимые д?хи элементали. Вот, к примеру, вспомни этот странный Иришин сарафан. Ведь согласись – неспроста…

– …Господи, Еремеев! (Откуда не возьмись голос Ирины.) Да какой, какой же это тебе сарафан?! Это ритуальная одежда жрицы богини Иштар! Жрицы, чье имя Ина-Эсагиларамат…

– …что означает: «Любимая в храме Эсагилы», «Любимая в храме Эсагилы»! – соткавшись из воздуха, нашептывали невидимки-элементали.

II

Лавка «Ниневия».

Разговор на третьем уровне.