Было это в Русской Америке

– III —

Два года как колымский казак Буза на Уналашке. «Ей-бо! Жизнь лучше не придумаешь!» Притёрся сибирский дворянин к островной службе. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Сам себе господин. Почитай полусотня подчинённых (самых сообразительных и храбрых мужей отобрал он в свою потрульно-сторожевую в команду). Верный друг Иель рядом (считай младший брат, а иногда, даже, сын) … Как говорится: сыт, пьян и нос в табаке. Что ещё желать?.. Оно, конечно, климат здесь не подарок; однако человек привыкает ко всему.

Ну, да, малость изменился облик бравого десятника и его закадычного дружка. Теперь они носят алеутские парки – одежда в сих местах незаменимая. По первоначалу, зимой здорово мёрзли приятели, так как быстро промокала их амуниция. Парка – другое дело. Сшитая из птичьих шкурок она предохраняет от влаги и стужи*. Правда, друзья носят несколько укороченные туземные одежды, да ещё, не редко, подпоясываются ремнями, только это не столь важно. Дмитрий не расстаётся со своими вечными: драгоценной саблей и медвежьей папахой. А так, вылитый островной абориген очень высокого роста. Тлинкит же, хоть и не снимает с пояса массивного ножа (якутской ковки) в изукрашенных ножнах, с виду совсем алеут. Ведь среди островитян тоже есть мужи которые ходят в кожаных гамашах и сапогах из нерпичьих шкур.

Завели неразлучные друзья постоянных женщин. Супруги не супруги, а как без хозяек в хате. При встрече, порой, кривится отец Иннокентий: «ВО грехе живёшь, Дмитрий. Взял жёнку в дом, обвенчайся законным браком.»

Только не спешит Буза с энтим… А, случается, всплывает в памяти образ светловолосой креолки; хмурится тогда казак…

Много за два года воды утекло. Не без подсказки священника определил для себя ссыльный десятник круг обязанностей. Периодически объезжает он, со своим «низкорослым войском» окрестные острова. Конечно, пошаливают китобои-браконьеры, ан, всё же… На промыслы морского зверя с островитянами ходит, а как же. Приучает туземцев к ратному делу – тяжело в ученье, легко в бою. Ну, и за пушкой глядит: раз в неделю чистит; палит из неё, приветствуя заходящие в бухту суда РАК (иногда и чужие, что бы знали – российский остров серьёзно вооружён); на Рождество салют устроил… «Хотя, жизнь мирная… Оно и слава Богу!»

Тлинкит Иель разумеется был постоянным спутником Дмитрия во всех походах, однако и у него появилось своё увлечение. Индеец придумал охотиться на местных диких гусей казарок. Частенько пропадал колош, выслеживая этих довольно редких на острове птиц.

В то солнечное утро приятели отправились на охоту вдвоем. Друзья не спеша ступали по утоптанной дорожке, петляющей меж туземных землянок. Пригрело; дети вовсю резвились, заливаясь радостным смехом: перегонки, поднятия тяжёлого камня, поскакушки в мешках. Надо сказать, что чада островитян очень подвижны – они затевали свои шумные соревновательные игры в любую погоду. В своё время, вождь алеутов Тунунгасон так пояснил Дмитрию эти забавы: «Те кто слишком долго спят или ничего не делают, в конце концов замёрзнут до смерти, либо беда с ними приключится. Мы постоянно говорим детям – Не сидите без дела, займитесь чем-нибудь. Игры их укрепляют!..» Улица туземного посёлка: зелёные холмики крыш, перекладины с вялейщейся рыбой, снующие туда сюда мелкие тощие собаки.

Навстречу попались две аборигенки. Женщины ходили по воду, как и в далёкой России, неся вёдра на коромыслах. «Вёдра полные – добрая примета!» Добавилось позитива на душе десятника.

Иель вёл друга к небольшому озеру, что находилось у подножия действующего вулкана. Сначала тропа пролегала сквозь невысокие заросли тальника и карликовые берёзы, потом спустилось в разлужье с густыми, чуть ли не в метр вышиной, травами и снова поднялась на косогор, сплошь усыпанный голубикой, брусникой и клюквой. «Красотища!»

______________________________________

*алеутская парка – длинная рубаха сшитая из шкурок птиц. Носят на обе стороны: в дождь перьями наружу; в мороз перьями внутрь, как шубу.

– — —

Охотились на гусей при помощи луков: «Не пули же изводить!» Буза сбил одного гуся, индеец добыл трёх. «Ха! Ловкач!»

После трудов праведных, приятели искупались в озере. Вода была тёплая – вулкан подогревал озерцо. Насобирали сушняка и, с трудом, зажарили одну птицу. «Маловато дров.» Возвращаться не спешили. «Погреемся на солнышке, когда ещё погода будет. Отдохнём, за одно съеденное уляжется.»

Тут и появилась сгорбленная старушка алеутка. Туземка вразвалку, словно утка, шла мимо, неся в руках сплетенную из трав корзину.

– Здравствуй, бабушка! —казак добродушно улыбнулся.– Далековато ты забрела. Разом, не заблудилась?

Алеутка остановилась возле друзей, поставила на траву корзину, закрытую сверху тонкой полинялой шкуркой нерпы, присела на корточки.

– Много ли крыжовника* насобирала? —продолжал шутить десятник, мешая алеутские и русские слова.

Старушонка улыбнулась в ответ, оценив юмор и доброжелательность русича. Вообще, вид этой туземки был располагающим: монголоидное широкое, улыбчатое лицо с характерной ямочкой на тяжёлом подбородке, тёплые глаза с нависшими веками, плавные, мягкие движения.

– Однако ты, бабушка, далеко от селения ушла, а сейчас обратный путь неправильно держишь. В деревню туда идти нужно. —Буза взмахом ладони показал направление.

– Нет! —старушка снова улыбнулась.– Я здесь живу.

Услышав этот короткий ответ, Дмитрий сразу всё понял: «А-а! Вон оно что. Довелось свидеться с Упрямой.» Про эту старую туземку рассказывали колымскому казаку жители посёлка Иллюлук. Старушка была не то шаманкой, не то знахаркой. Она не захотела принять веру русских и обидевшись на соплеменников, окрестившихся в Православие, ушла из деревни. Теперь старая живёт отшельницей, справляя обряды своих древних Богов. Старается не встречаться с людьми, а водит дружбу с птицами и рыбами. Впрочем, иногда откликаясь на слёзные просьбы, лечит соплеменников; тех которых не в силах исцелить поселковые знахарки; или предсказывает судьбы. Местные инородцы зовут её – Упрямой, относятся с почтением.

– Бабушка, угостись хлебушком. —Буза достал из походной сумки остатки хлеба.

Та приняла угощение, улыбнулась, съела несколько крошек и убрала краюшку в корзинку.

– Пойду.

Приятели с уважением закивали, прощаясь с легендарной туземкой. Она снова тепло улыбнулась и заковыляла прочь.

– Постой, бабушка! —окликнул Упрямую сибирский дворянин. Он подбежал к старой и протянул ей тушки двух казарок.– Возьми.

Алеутка взяла только одного гуся.

– Мне хватит. —мягко произнесла сгорбленная старушка.– …У тебя очень хороший друг. Верный…

________________________________

Комментарии:

* крыжовник на Уналашке не росс и алеуты не имели представление, что это.

……………………………..

– (эпизод четвёртый) Индеец Педро-

*****

Часто, услышав либо прочитав краткое жизнеописание какого-то человека, мы думаем: «Интересная у него была жизнь, прямо приключенческая!» Однако заблуждаемся мы – жизнь того человека была весьма похожа на нашу с вами: много ожиданий, немало разочарований и редкие удачи… Не следует забывать, что и короли, случается, плачут. Кстати, некоторые из тех венценосных помазанников божьих вообще закончили трагически. Жизнь земная – жёсткая штука.

– I —

КОНЕЦ МАЯ 1833г. Индеец Педро Мартинес скакал на старом, рослом лошаке* на северо-восток. Левая рука перевязана. Перед ним, на шее дряхлеющего скакуна, сидел восьмилетний мальчик олони**. Отец его бежал рядом, держась за стремя. Троица в типичных одеждах индейцев католических миссий – просторные рубахи и штаны, сильно застиранные, серо-белого цвета. Дорога, практически тропа, петляет по горному лесу, почти вплотную подступающему к ней. Частенько она проходит по краям глубоких ущелий.

Краснокожие путники уходили из миссии Сан-Франциско, где взбунтовались индейцы. Восставшие убили трёх самых жестоких солдат-охранников и одного священника, на порядок превосходившего казненных вояк жестокостью и строгостью. Остальных: девять солдат и четверых священников закрыли в карцере.

Педро, не участвовавший в этом избиении бледнолицых, исходя из своего жизненного опыта, так сказал предводителю бунтовщиков:

– Заварил ты кашу, брат Барталоме. Испанцы не простят тебе смерть своих сородичей. Забирай с собой только самых надёжных людей и бегите в горы. Чем меньше людей, тем их труднее выследить.

– А как же остальные? —воззрился на него лидер бунтовщиков (он был лет на пять моложе Мартинеса и относился к нему с искренним уважением).

– Что остальные? Так же пусть делятся на малочисленные команды и уходят. Скорее всего, больше половины останется в миссии. Когда придут каратели, они вас назовут, пояснив, дескать, – зачинщики. Тем самым заслужат себе прощение. Так уже не раз случалось в Калифорнии. В том числе и в этой миссии; ты же знаешь сие.

Действительно, в миссии Сан-Франциско десятью годами раньше произошёл подобный бунт. События тогда разворачивались именно таким образом, как сейчас предсказывал Педро.

– А ты куда подашься? Хочешь с нами?

– Нет. Спасибо за доверие! Я уйду к русским в Росс.

– От одних бледнолицых уйдёшь к другим.

– Да, брат мой. Я привык жить среди бледнолицых. Они разные, как и индейцы. А русские, пожалуй, почестнее испанцев. Работал у них на Аляске три года. Знаю, что с длиннобородыми можно ладить.

_________________________