Город N

– Вы употребляли их, чтобы сбить чувство внутренней тревожности?

– Андрей Викторович, вы вновь практически попали в цель. Понимаете, я стал ненавидеть этот мир, эту реальность, каждого находящегося в ней и, отторгаясь от нее, использовал наркотики как путеводную звезду куда-то в иной мир.

– В какой?

– Я думаю, пока стоит обойти стороной ответ на этот вопрос, так как мне придется слишком долго рассказывать, а ваш диктофон уже мигает красным цветом, показывая, что скоро в нем кончится память…

– А вы наблюдательный!

– Вы впервые улыбнулись мне. Да, город N учит прислушиваться к каждому звуку, писку мыши, шелесту травы. Он живой, словно вы и словно я. И каждая его молекула способна в любой момент видоизмениться, превратить драму в комедию, свадьбу в похороны и так далее…»

На этом запись оборвалась.

– Что ж, Владислав, вы неплохо держались, – сказал Андрей Викторович и затушил сигарету в пепельнице. В его рабочем кабинете по-прежнему стояла духота. За две недели пребывания Влада в больнице комнатный вентилятор врача перегрелся от постоянной работы, а казенные средства не позволяли приобрести новый. В накаленной до предела обстановке пациент чувствовал себя великолепно, вел себя спокойно, стараясь подобрать слова, максимально точно описывающие его состояние, жизнь и события до больницы. Психиатр же напротив чувствовал внутри себя какую-то тревогу, будто он сам сидел на медицинском допросе, а Влад являлся его лечащим врачом, от которого зависело, как скоро он вернется домой. «Странное состояние», – говорил он всякий раз, когда ловил себя на подобных мыслях, но тут же концентрировался на словах больного.

– Спасибо. Когда мы можем продолжить наши беседы? – улыбнувшись, спросил Влад.

– Думаю завтра. Сегодня мне нужно сделать еще несколько обходов.

Андрей Викторович был Андреем Викторовичем только на работе. На деле ему было не больше 30 лет, что считалось для практикующего врача-психиатра совсем мало. Средний возраст его коллег колебался в диапазоне от 45 до 65 лет, а то и выше. Свою роль в его карьере сыграла успешно законченная медицинская академия, конечно же, с отличием, плюс представительный вид и шикарные речи на научных конференциях. Так, не имея особого опыта в человеческих душах, он приступил к лечению первых больных, которые чудом вылечивались и обретали счастье, забывая о случившемся буквально через месяц. Они давали ему деньги и новых, еще более состоятельных клиентов. Коллеги прозвали Румянцева новым Фрейдом, способным найти без препаратов причину маниакальных депрессий, шизофрении и других болезней. «Тебе стоит начать частную психоаналитическую практику!» – говорили ему друзья. – «Будешь богаче и талантливее Зигмунда». Но это было лишь частью его мира – одной маленькой частью, которая является ничем по сравнению с его личной жизнью.

Жена уехала в другой город два года назад, забрав с собой дочь и, по слухам, выйдя замуж за человека в разы богаче, чем он. После этих событий Андрей начал пить. Выпивал много, теряя контроль и чувство меры. Конечно, на работу он всегда приходил в полном порядке, но светлое лицо заметно пожелтело, волосы покрылись сединой не по возрасту, а под глазами появились темноватые круги. Иногда, прежде чем выйти на сеанс психоанализа, Румянцев ставил себе капельницу с физраствором и проводил аутотренинг.

Андрей начал пропускать научные семинары, перестал черпать полезную информацию и случаи из практики врачей с медицинских форумов и литературы, превращаясь в нечто безвольное и неспособное на большее. Его лицо обтянула трехдневная щетина, ногти на руках стали обкусанными и ломкими, а зубы слегка желтоватыми и неровными из-за зубного камня, образовавшегося за долгие годы курения.

Каждый раз, напиваясь до звезды, он брал фотографии со свадьбы, листал их под светом луны, вспоминая светлые дни и пытаясь понять, почему же она ничего ему не объяснила, а просто взяла и переехала в другой город. Кстати, это была информация лишь со слов ее матери – то есть тещи Румянцева.

Ночи пролетали одна за другой, в которых он не успевал понять, как время прошло так быстро, уже пять утра, ведь в семь ему нужно выдвигаться в больницу. Андрей выпивал несколько чашек крепкого кофе, чистил зубы и, умывая лицо гелем против отеков, выходил в люди, храня внутри себя свою собственную любовную трагедию.

– … Итак, вчера мы остановились на Городе N. Как вы впервые попали в него?

– Эх, доктор. Будь вы намного старше меня, то сочли бы это за полный бред, но коль мы с вами примерно одного возраста, то вас тянет услышать эту фантастику. Ведь так?

– Допустим. Не отвлекайтесь!

– В общем, дело было так. Я закурю. Только не подумайте, что из-за волнения. Просто привык много курить, это напоминает мне о тумане небольшого городка, в который не ведет ни одна дорога, не едут поезда и электрички, не ходят троллейбусы и трамваи. Ни один таксист в городе не подскажет вам его адреса, ведь адрес находится внутри вас.

– То есть вы поняли, куда вам ехать, исходя из своих ощущений?

– И да, и нет! Не только… В тот день было ровно два года, как погибла моя жена. Я не мог представить, что на меня обрушится такой вал эмоций, я думал, что забыл ее. Точнее не так! Я думал, что память об этом злосчастном дне стала другой, более слабой. Но нет! Воспоминания копились в моей голове, ждали определенного момента, чтобы вырваться наружу. И этот день настал.

– В годовщину ее гибели, Владислав, вы стали чувствовать себя гораздо хуже?

– Да! Намного хуже. Я был полностью разбитым. Мне казалось, что я заболел. Ну, понимаете… Я думал, что просто простудился или подхватил ОРВИ, но это было лишь начало. К трем дня мне стало в тягость находиться в фотостудии, и я отпросился у своего шефа, сказав, что обработаю фотографии дома, так как много ума для этого не требуется. Дома все повторялось. К шести вечера мне стало просто невыносимо находиться совершенно одному. Я позвонил трем друзьям, которые были знакомы с Настей. На удивление они помнили о трагедии не меньше меня, но будучи женатыми и с маленькими детьми, не смогли приехать.

– Опишите ваше состояние максимально подробно.

– Вначале я стал чувствовать, что в моей квартире кто-то присутствует. Я выглядывал из-за косяка на кухне, замирал в тишине, прислушивался к шумам, старался проникнуться каждым писком извне, чтобы понять, что это может быть. Знаете, это тождественное ощущение, когда на вас смотрят в автобусе или метро. Вы чувствуете своей кожей чей-то неровный взгляд, слышите чье-то дыхание, но не осознаете этого. Вы резко поворачиваете свою голову и замечаете пристальный взгляд прохожего. Бывало ли с вами такое?

– Да, конечно!

– Здесь же, сколько бы я не оборачивался, сколько бы не вертел своей головой из стороны в сторону, ничего не происходило. Черт побери, совершенно ничего!..

– У вас истлела сигарета, а вы так и не затянулись. Может быть, еще сигарету?

– Не откажусь. Одна маленькая просьба, закурите вместе со мной.

– Хорошо.

– И не смейтесь. Мне будет так легче донести до вас суть. С каждой секундой этих мучений я стал замечать, как время растягивается, как оно становится абсолютно независимым от стрелок часов, от биения моего и вашего сердца, от действий моего тела. Я поворачивал голову и смотрел на небольшие часы в комнате: стрелка то быстро перемещалась, то вновь замирала. В этих миражах было все мое душевное здоровье.

– Вы употребляли перед этим наркотики?

– Нет, в то время я был на мели… кхм, то есть у меня не было денег купить таблетки или что-нибудь еще. А когда прошел месяц, я решил вообще слезть и попытаться как можно быстрее восстановить свое пошатнувшееся здоровье.

– Вы чувствовали слабость?

– Я просто сильно истощил иммунитет. Постоянная боль в горле, насморк, недомогание, ломота в суставах. Ха! Только не считайте это ломкой. Совершенно иное. Просто разбит с самого утра и до самого вечера, а потом сон и вновь по кругу. В ту ночь я упал от изнеможения на пол. Это был не обморок. Будто бы часть меня – та самая часть, которая заставляет нас держаться на плаву в обществе, отделилась, подлетела к побеленному потолку, стукнулась об него и растворилась…

– То есть у вас была такая галлюцинация?

– Это не галлюцинация, Андрей!!!

– Стоп! Не стоит кричать. Все хорошо. Мы просто беседуем. После этого вы открыли глаза в городе N?

– Да! Я очутился посреди дороги – огромной магистрали, конец которой скрывается в тумане, а разделительные полосы то смыкаются, то размыкаются. Они переплетались в узлы – небольшие островки, на которых дышать несколько легче, чем во время движения. Скажу вам, что бежать там практически нереально. В горле образуется ком и начинается удушье. Во всем виновата желтая пыль.

– Пыль?!

– Именно пыль – бархатисто-желтая пыль, которую на редком солнце практически не видно.

– Опишите город N.

– Это невозможно!

– Почему?

– Нужно побывать там самому, чтобы понять его магию, его утопичность. Нужно встретиться с Морфийгеймером – Кудесником и Конструктором этой утопии. Понимаете?

– Как это возможно?..

На этом врач выключил диктофон. Что-то неведомое подсказывало ему, что Владислав не врет. Он не мог определить ни одного признака душевного расстройства.

– Курит? Все курят. Рассказывая такое, можно невольно закурить, – рассуждал, слушая пациента, врач и ловил себя на мысли, что и сам держит в руках сигарету. – Немного волнуется? Да и мои ладони вспотели. Черт побери… Чертовщина какая-то.

Андрей Викторович сел вполоборота к Владу, чтобы ему стало максимально комфортно рассказывать про таинственный городок, к которому невозможно добраться обычными путями.

– Скажите, что вам дал этот город? – спросил он у пациента.