Девочка с куклами

– Почему был?

– Ну да… – На этот раз следователь коротко рассмеялся. – Ты таким остался.

– Разве это плохо?

Все они когда-то были молоды и с азартом брались за любое дело, искренне веря в торжество справедливости для честных граждан и неизбежность наказания для преступников. Все они были так сильно увлечены, что иногда видели чёрную кошку там, где её не было и быть не могло, но они верили – есть. И упрямо шли напролом, стремясь доказать свою правоту. И бывало, крепко получали по шапке, впитывая такую простую и одновременно такую сложную истину, что не в каждой тёмной комнате прячется чёрная кошка. Зато в каждом расследовании фигурируют люди, играть судьбами которых ты не имеешь права. И это понимание – ответственности, отлично помогает избавиться от юношеского максимализма. Но, к сожалению, и от азарта тоже. Приходит спокойствие. У кого-то – циничное, у кого-то – прагматичное. Приходит опыт, ты видишь больше, а работаешь – аккуратнее. Но грош тебе цена, если понимание ответственности полностью уничтожит в тебе охотничий азарт и желание докапываться до сути, а не просто закрыть дело. А ведь уничтожает. Не у всех, но у многих. И полицейские поняли, что Анзоров хочет прикрыть молодого опера от коллег, с которыми он вошёл в клинч, и отправить опытного Вербина разрулить ситуацию: если есть дело – открыть, если нет – помирить парня с начальством. Ну, или попробовать помирить. И желание это полицейским понравилось.

Вербин и Шиповник переглянулись, после чего подполковник попросил:

– Амир, расскажи об опере.

– Его зовут Крылов, Иван Крылов.

– Ты шутишь? – не удержался Вербин.

– Почему? – не понял Анзоров. – Обыкновенная фамилия, что в ней смешного?

Колыванов промолчал, а вот на губах Шиповника Феликс разглядел едва заметную улыбку. Вздохнул и ответил:

– Извини, ничего особенного, просто слышал о человеке с таким же именем.

– А… что за человек?

– Умер давно.

– Тогда ладно.

Шиповник закусил губу, но сумел сдержаться. Выдержал очень короткую паузу, нужную, чтобы справиться с голосом, и вернулся к делу:

– Если всё так гладко, как ты рассказал, за что опер цепляется?

– Там какая-то мутная история с дневником, – неохотно ответил Анзоров.

– То есть ты не вникал? – удивился подполковник.

– Вникал-вникал, – проворчал следователь. – Если бы не вникал – к вам бы не пришёл, я ведь знаю, что вы сразу начнёте задавать каверзные вопросы.

И по тому, как он себя вёл, Вербин понял, что Анзоров пребывает не в своей тарелке. Следователь верил в резоны молодого оперативника, иначе не обратился бы к полицейским с деликатной просьбой, но при этом Анзорова что-то сильно смущало и вызывало неловкость. Следователь походил на человека, действительно видевшего в старинном замке привидение, но неожиданно сообразившего, как странно рассказ о встрече выглядит со стороны. Для неверующих и скептиков.

Однако деваться Анзорову было некуда, поэтому он вздохнул и продолжил:

– В квартире мы обнаружили дневник девчонки, в котором она описала, как умрёт.

– Что значит «как умрёт»? – не понял Феликс.

– Сама написала? – прищурился Шиповник.

– Почерк её, экспертиза уже подтвердила. Да и запись старая, ей несколько месяцев.

– Так. – Подполковник посмотрел на Вербина, Вербин слегка пожал плечами, показывая, что хотел бы услышать чуть больше, и повторил:

– Что значит «как умрёт»?

– Там полно совпадений, – рассказал Анзоров. – Девчонка подробно описала, как будет выглядеть комната, когда мы в неё войдём, как будет выглядеть она сама, и добавила, что видит себя умершей от передоза четырнадцатого февраля, в День всех влюблённых. Дословная цитата: «Всем любовь, а мне – смерть. Почему жизнь так несправедлива?»

– И вы нашли её четырнадцатого?

– Да.

Шиповник и Вербин вновь переглянулись, после чего подполковник усмехнулся:

– Это явно по твоей части, Феликс.

– У неё была несчастная любовь? – поинтересовался Колыванов. – Болезненный разрыв?

– Если несчастная любовь случилась несколько месяцев назад, информация о ней вряд ли нам поможет, – заметил Шиповник.

– Не факт, – протянул Вербин. – Некоторые раны затягиваются долго, а некоторые – не затягиваются никогда.

– С несчастной любовью ещё предстоит разобраться – если решим открывать дело, – ответил Анзоров. – На сегодня я считаю главным фактом тот, что девочка детально и очень подробно описала, как именно её найдут – и всё, чёрт возьми, совпало!

– В этом как раз нет ничего странного, – обронил Феликс.

– Если убийство, – эхом добавил Шиповник.

– Получается, убийца прочитал дневник и решил использовать фобию будущей жертвы, чтобы скрыть преступление? – понял Колыванов. – Замаскировать убийство под самоубийство?

– Тут есть над чем подумать, – проворчал Вербин.

– Ещё как.

– Значит, убийца совсем рядом.

– Нужно проверить, кто имел доступ к дневнику. Или кому жертва рассказывала о своих фантазиях. – Шиповник покосился на Анзорова: – Схема действий проста и понятна, пацан наверняка справится. Мы тебе зачем?

Следователь вздохнул.

– На сегодня получается так, Егор Петрович: Крылов не верит в самоубийство, я не верю в доведение до самоубийства, а местное начальство…

– Местное начальство не верит в убийство, – понял Вербин.

– Или не хочет верить, – уточнил Анзоров.

Объяснять ничего не требовалось – кому охота вешать себе на шею потенциальный «висяк»? Проверку ребята «с земли» проведут, но прислушаются они к тем свидетелям, которые прямо или косвенно подтвердят версию самоубийства, после чего «с чистой совестью» забудут о несчастной девочке.

– Вот я и хочу, чтобы Феликс опытным взглядом посмотрел на материалы. – Теперь Анзоров обращался к Шиповнику, как к старшему среди полицейских. – А там уж как решит. Скажет суицид – будет суицид. Если появятся весомые подозрения – я открою дело. В этих вопросах я Феликсу доверяю.

– У тебя ещё доследственная?