Сопля хихикнула, Штанина, которая впервые оказалась в подобной ситуации, криво ухмыльнулась, ожидая дальнейшего развития событий, и попыталась встать в центр кадра. Сопля дала дерзкой подруге по башке и сообщила зрителям:
– Сейчас мы покажем великому фюреру, где тут власть.
– Кто здесь власть! – поправил её Жуций и выругался.
– Покажем великому фюреру, кто здесь где, – поправилась Сопля, мозги которой до сих пор не набрали нужной алкогольной кондиции и слегка путались.
– Никто не смеет обижать детей! – зачем-то добавила Штанина, чем привлекла к себе внимание. – Пусть они выступают где хотят!
– Это что ещё за чучело? – кивнул на неё Кувалда.
– Не чучело, а будущий уйбуй Гниличей, – хмыкнула Маманя, решив отвлечься от надувшихся шасов.
– Расползается, значит, зараза, – прокомментировал происходящее фюрер.
– Ты сейчас о чём? – прищурилась Сопля.
– Об указе королевы? – добавила Штанина.
Кувалда замер.
– Она ещё Берегиня, – напомнил Майно.
И тут же получил:
– Ты тоже против королевы?
Маманя очень хотела надавить на шаса, но не удалось.
– Естественно, против, – в упор глядя на тётку Дурич, ответил Майно. – Я из Тёмного Двора, дура, я генетически против вашего Великого Дома.
– Как ты меня назвал?
– Повторить или не позорить в прямом эфире?
Майно был горд собой: во-первых, он едва ли не впервые употребил бранное слово в присутствии женщин; во-вторых, в адрес одной из присутствующих женщин; и в-третьих, останется безнаказанным. Майно радовался, как ребёнок, и Лебра про себя отметил, что общение с дядей Урбеком не прошло для старшего брата бесследно.
Жуций, который внимательнейшим образом следил за происходящим, сообщил режиссёру, что если Маманя не убьёт наглого шаса на месте, то эпизод придётся вырезать.
Пришлось вырезать.
– Зачем явились? – резко спросил одноглазый, надеясь развить успех Майно.
Но не развил.
– За деньгами, – не менее резко ответила Сопля, предоставляя Мамане возможность перевести дух и прийти в себя.
– Своих мало?
– Наследством интересуюсь.
– Сначала его заработай.
– Уже.
– Что «уже»? – не понял фюрер.
– Уже заработала, – объяснила Сопля. – Когда ты мамочку мою единоутробную в своём вот этом кабинете после полов мытья прямо на столе…
– Не было ничего такого! – рявкнул Кувалда.
– Напрасно ты доченьку родную, кровинушку, признавать отказываешься, напрасно… – елейным тоном произнесла вернувшая себе самообладание тётка Дурич. – Но мы с тобой, любимый, после переговорим, по-семейному. А пока у нас другая тема – деньги.
– Какие феньги? – насторожился одноглазый.
– За «ЭлектроБарыгу».
Великий фюрер бросил быстрый взгляд на шасов. Шасы ответили уверенным молчанием: когда речь заходила о финансах, они говорить не торопились.
– Нам нужны деньги.
– Мне тоже.
– Нам – для семьи, – подчеркнула Маманя.
– Мне тоже.
– Значит, ты меня понимаешь, – рассмеялась тётка Дурич и хлопнула Кувалду по плечу. Хлопнула так, что одноглазый едва не влетел в стену. – «ЭлектроБарыга» должен работать на всю семью. И должен приносить прибыль. Нам. Всем.
– Он и работает на всю семью.
– Тогда где моя доля?
– Принеси товар – получишь фолю.
– Ты приносишь – мы продаём, все счастливы, – объяснил нехитрую комбинацию Лебра. – Товар – деньги…
– Я – из руководства, – веско сообщила Маманя. – Меня королева назначила быть женщиной.
– Тогда отбери товар у своих подчинённых, принеси, мы его продадим, и все тоже будут счастливы, но чуточку по-другому, – переделал комбинацию Лебра.
– Нет у неё пофчинённых, – засмеялся одноглазый. – Кроме Фуричей, а они от неё товар прячут.
– Не прячут!
– Тогфа гфе он?
Было видно, что владельцы «ЭлектроБарыги» собираются стоять до конца, и тётка Дурич решила резко сменить тактику.