Кардонийская петля

И вызвал он Хильдера по другому поводу.

– Есть работа.

– Отбить Банигарт?

Ян считался ветераном, а потому имел право на лёгкую шутку.

– Банигарт заберём позже, – рассмеялся Охмен. – Сейчас задача проще.

– Я слушаю.

– Присаживайся.

Штаб Двенадцатой занял самое большое здание Бугердина – стоящий в центре Общинный дом. Но центр Бугердина – это не центр Унигарта, а потому окна полковничьего кабинета выходили на большой яблоневый сад, казавшийся до неприличия мирным, далёким от всех смертей на свете.

Хильдер присел на скрипнувший стул, выглядевший так, словно его сколотили на соседнем хуторе, и вопросительно посмотрел на Охмена. Тот не заставил себя ждать.

– После того дерьма, что случилось в Оскервилле, командование приняло решение взять под усиленную охрану все ключевые мосты.

– А я думал, их подготовили к уничтожению.

– Эти придурки сначала велели мосты заминировать, а потом сообразили, что тем облегчили жизнь волосатым диверсантам, которых с каждым днём будет всё больше и больше. – Полковник ухмыльнулся. – Тебе ли не знать, какими тупыми бывают штабные?

– Что есть, то есть, – согласился Ян.

– Короче, поступил приказ выдвинуть на охрану Змеиного моста мехэскадрон, полубатарею полевых пушек и роту стрелков.

– Почему так много? – удивился Хильдер.

– Змеиный мост всего в сотне лиг от Хомы, и штабные умники боятся рейда. Снимать бронетяги с передовой они не станут, приказали выделить эскадрон мне. А я решил выделить тебя. Вопросы есть?

Вопрос был только один: «За что такое счастье?», но Ян его по вполне понятным причинам не задал. Ни к чему полковнику знать, что один из его лучших офицеров не рвётся на передовую. Уж лучше в тылу, в охране; без подвигов, зато живым.

И не видеть огненные дуги, не видеть льющийся в открытые люки бронетяга «Алдар»…

– За кем общее командование?

– За тобой, разумеется, – улыбнулся Охмен.

– Когда выдвигаться?

– Пехота и артиллерия начнут подтягиваться завтра, а тебя штабные крысы хотят видеть у Змеиного как можно скорее, не позже прохода убинурского скорого, так что пойдёшь ночным маршем.

– Во сколько идёт скорый?

– В семь утра.

Хильдер прикинул время на сборы, на получение боекомплекта, примерный маршрут и кивнул:

– Успею.

Глава 3,

в которой Помпилио приходится трястись и стрелять, Нестор слушает мудрое, Орнелла удивляется, и все торопятся навстречу друг другу

«Ненаглядная Этна!

Дописывая предыдущее письмо, в котором я, захлёбываясь от восторга, живописал оснащение кирасиров, я поймал себя на мысли, что никогда не рассказывал тебе подробно о нашем отряде. О подразделении, в котором служу.

Ты ведь понимаешь, ненаглядная, что алхимия – основа цивилизации. Именно мы изобретаем новые патроны и снаряды, новые сплавы и ткани, и даже Философские Кристаллы выращиваем мы – кто же ещё? Алхимия ведёт Герметикон и в мире, и в войне, и странно, что алхимические войска появились только сейчас и только у нас. Почему никто раньше не додумался до такой простой, но продуктивной идеи? Ведь алхимик, ступивший на тропу войны, куда опаснее вчерашнего рыбака, едва научившегося обращаться с карабином.

Наш отряд, как, впрочем, и остальные алхимические, – отдельный. Нас перебрасывают на те участки театра военных действий, где требуется мощная огневая поддержка, и ещё ни разу у командования не возникло нареканий в наш адрес. Мы быстры, сильны и профессиональны. Скажут, что артиллерия практичнее, но не надо нас путать: мы поддерживаем войска по-своему, так, как не умеет никто другой. Не хочу вдаваться в подробности, Этна, ограничусь сухой констатацией: нас боятся. Я не хвастаюсь, а говорю как есть – враги боятся твоего мужа. Ты спросишь: нравится ли мне это? Я не найдусь с ответом. Скорее принимаю своё положение с достоинством. Я – хороший алхимик, теперь становлюсь хорошим офицером, и то, что меня боятся враги, – естественная часть моей профессии, моей нынешней жизни.

Да, ненаглядная, я изменился.

Наш отряд – почти полк по составу и мощи, разбит на четыре алхимических поста, одним из которых командую я. И командую, поверь, успешно. У меня в подчинении больше ста человек и семь бронетягов: командирский «Ядрат», два «Бёллера» прикрытия и четыре «Азунды». Четыре страшные, но прекрасные «Азунды». Недостаток у наших красавиц один: если снаряд пробьёт тонкую броневую защиту кормы, то получившийся факел обожжёт Пустоту, всё остальное – достоинства. «Азунды» быстры, в скорости способны потягаться с колёсными «Клоро» и даже «Ядратами» и необычайно сильны в ближнем бронетяговом бою – пятьсот-шестьсот метров. Говорят, конструкторы пытаются довести дальность прицельного огня до половины лиги, боюсь даже представить, насколько крутыми мы тогда станем…

Извини.

Это всё война».

    Из личной переписки фельдмайора Адама Сантеро
    27-й отдельный отряд алхимической поддержки
    Приота, окрестности озера Пекасор, середина сентября

Долгий марш по незнакомой местности – серьёзное испытание даже для тренированных, привычных к ночным рейдам алхимиков. Особенно – по враждебной местности, по тылам землероек, где можно в любой момент нарваться на патруль, блок-пост или перемещающуюся часть. Любое, даже ничтожное столкновение могло перекрыть ушерцам обратную дорогу, а потому к напряжению от собственно путешествия обязательно добавляется постоянное ожидание удара. Выходя в путь, алхимики изрядно нервничали, однако долго оставаться «на взводе» не способен даже профессиональный параноик, да и не держали таких в алхимических отрядах, брали нормальных, которые быстро приходили в себя, избавляясь от мандража в пользу разумной осторожности. А потому уже через полчаса алхимики перестали потеть и вошли в ритм рейда, вернувшись к состоянию «нормальный военный».

Через полчаса к Змеиному мосту выдвигалось боеспособное подразделение, а не куча дергающихся от напряжения солдат.

– Обратно будет проще, – проворчал сидящий на броне Аксель. Он зевнул, прикрыв рот ладонью, погладил бородку и развил мысль: – Днём скорость выше, до Хомы часа за четыре дойдём, если капсюлями не хлюпать.

О том, что на обратном пути их, возможно, будут поджидать потревоженные землеройки, Крачин не упомянул: об этом и так все знали.

– Днём могут появиться аэропланы, – рассудительно ответил сидящий рядом Сантеро. – Удовольствие, прямо скажем, на любителя.

– Из «Гаттасов» завалим, – уверенно произнёс Аксель. – Уж лучше от аэропланов отбиваться, чем плестись черепашьим шагом.

Огни, да и то приглушённые, горели только у первой машины – у «Ядрата» Крачина, управлял которым лучший водитель подразделения. Остальные бронетяги шли на красные кормовые фонари друг друга, выдерживая дистанцию опытом, непрерывным вниманием и везением. Помимо «командирского» бронетяга машин было шесть: два «Бёллера», два «Клоро» – в одном кирасиры, в другом сапёры – и две «Азунды». В одной из которых, если по-хорошему, и должен был ехать Адам. Но Сантеро доверял подчинённым и решил провести рейд рядом с Акселем, за одним из тех длинных разговоров, до которых Крачин, как выяснилось, был большим охотником. И именно поэтому офицеры остались на броне, а не отправились внутрь.

Общаясь с эрсийцами, Сантеро, к безмерному своему удивлению, узнал, что обер-шармейстер считается среди них молчуном, из которого слова лишнего не вытянешь. Поначалу уверял в обратном, через несколько дней с гордостью понял, что Аксель выбрал его на роль собеседника, и с тех пор не проходило дня без долгого диалога о… О чём угодно. Темы они выбирали самые разные, но один из первых разговоров по-настоящему запал Сантеро в душу, и Адам помнил каждое его слово.

– Настоящая бамбада?

– Самая, что ни на есть, – с улыбкой подтвердил Аксель, а затем расстегнул кобуру и рукоятью вперёд протянул другу револьвер. – Её зовут «Пятнадцатая», но я называю «Пятнашкой».

Тяжёлая, это первое, что пришло Адаму в голову. Тяжёлая, но на удивление хорошо сбалансированная, и ощущение тяжести исчезает уже через пару секунд, оставляя лишь понимание веса. Понимание, указывающее на то, что у тебя в руке серьёзное оружие. И указание придаёт уверенности. Взяв настоящую бамбаду, Сантеро интуитивно осознал её основное отличие: из бамбады не стреляют и уж тем более – не убивают. И еще: бамбада превратит в великого стрелка любого человека. И еще: только великий стрелок достоин владеть бамбадой.

Взяв «Пятнашку», Адам одним движением стряхнул с себя все обывательские представления о познании Высокого искусства – Хоэкунсе, ухитрился добраться до сути, и Аксель это понял по выражению лица друга.