Константин
– Костик, я тебе обещаю, это дело не просто выгорит, оно потрясет весь русский ювелирный бизнес! – Штанюк возбужденно облизнул губы. – Ты войдешь в историю!
– Мне истории как раз не нужны, – усмехнулся Куприянов, перебирая черные четки. – То, что ты предлагаешь сделать, потребует слишком больших усилий. Я не уверен, что смогу сейчас позволить себе это.
– Время есть. Два дня. Посчитай, прикинь. Но, говорю честно, такой возможности может больше не представиться! – Григорий Штанюк, довольно известный и довольно успешный брокер, округлил глаза.
Операция, которую предлагал провести Григорий, была рисковой. Даже слишком рисковой. Но в случае успеха фирма Куприянова не просто становилась номером один на русском ювелирном рынке, а начинала превращаться в монополиста. Штанюк, кожей чувствующий большие комиссионные, названивал Константину все утро и, наконец, сумел вытащить его на деловой ленч на открытую веранду «Эльдорадо», где и изложил свой план.
– Ты их всех подомнешь!
– Или меня подомнут, – буркнул Куприянов, прищурившись на видневшийся из-за Москвы-реки Кремль.
– Ты же крепкий, Костя, – промычал Марик Марципанский, отрываясь от тарелки. В отличие от собеседников, ограничившихся кофе и сладкими рогаликами, Марципанский, воспользовавшись случаем, сделал более чем плотный заказ – салат, холодные закуски, горячее – и теперь уплетал за обе щеки. – Когда это ты отказывался рисковать?
– Когда мне не давали время просчитать все варианты, – пожал плечами Куприянов.
Штанюку Константин доверял. Не полностью, разумеется, но достаточно, чтобы работать на бирже только через него. А вот Марика Куприянов недолюбливал.
Марципанский был правнуком Соломона Марципанского, революционера и героя гражданской войны, и никогда не уставал рассказывать, особенно между четвертой и шестой рюмками, что его блистательный прадедушка был одним из немногих военачальников, получивших в лихие революционные годы целых два ордена! Один из них засиял на груди Соломона Моисеевича после подавления Кронштадтского восстания, а второй образовался за то, что Марципанский посоветовал Тухачевскому использовать против тамбовских крестьян боевые отравляющие вещества и сам обеспечил их наличие в победоносных карательных отрядах. Были в биографии героя и реальные боевые сражения, но о том, как маршал Пилсудский гнал красных собак от берегов Вислы, он вспоминать не любил. В тридцать седьмом году, когда зарвавшегося Соломона пристрелили подельники, Марципанские перебрались под Караганду, поближе к выдающимся коммунистическим стройкам, о которых так любил вещать с высоких трибун покойный Соломон Моисеевич. Тяжелый быт строителей светлого будущего не увлек семейство, и, воспользовавшись первой же оказией, Марципанские вернулись в обжитую Москву, рассказывая на каждом углу о необычайном героизме расстрелянного предка. Рассказы помогли Марику устроиться в приличный институт, подепутатствовать пару лет на региональном уровне, а затем, когда трогательная история репрессированных перестала вызывать слезы жалости у избирателей, открыть маленькую брокерскую контору. Его деловая репутация не вызывала у Куприянова особого восторга.
– Но мы же даем тебе время, – дожевывая жаркое, удивился Марик.
Константин холодно посмотрел на его сальные губы:
– Два дня – это не время.
– Раньше тебе хватало и двух часов, – буркнул Штанюк.
– А кто разработал операцию? – неожиданно спросил Куприянов. – Ты?
Григорий вздохнул и кивнул на Марципанского:
– Он.
– А какая разница? – немного обиженно поинтересовался Марик.
Ответить Константин не успел.
– У вас прекрасный кофе! Передайте мою благодарность тому, кто его готовил.
– С удовольствием, мадам, – вежливо склонил голову официант.
«АННА».
Куприянова окутал аромат мускуса, он резко обернулся. Она сидела за соседним столиком.
«Как же я не заметил ее?»
Блестящие черные волосы туго стянуты, оставляя открытым высокий чистый лоб.
«Какие же длинные ресницы!»
– Я прекрасно провела время у вас.
– Благодарю, мадам.
Она грациозно поднялась, и на Куприянова накатила волна пронзительного желания. Гибкое тело Анны облегало прозрачное черное платье, небрежно соединенное на талии.
И ничего больше!
Воздушная ткань практически не скрывала набухшие соски высокой груди, черные выпуклости на черном платье, официант не сводил с них глаз.
«Ей нравится, когда на нее смотрят!»
На правом полушарии дразнила взгляд черная вытатуированная ящерица. Анна покинула веранду, и легкий теплый ветерок игриво потрепал длинный, почти до шпилек, подол платья. Мускус щекотал ноздри Константина.
«Уходит!»
– Я перезвоню, – быстро сказал Куприянов и, бросив салфетку, вскочил из-за стола. – Вечером.
– Костя!
– Вечером!
Она уходила к Большому Каменному мосту.
Штанюк и Марципанский проводили взглядами сухощавую фигуру Куприянова, бегущего по пустой набережной, и удивленно переглянулись.
– Что это с ним?
– Переработался?
– А кто будет платить за ленч?
Увидев быстро приближающегося Куприянова, Володя включил двигатель и довольно потянулся.
«Наконец-то!»
Утренний «Спорт-Экспресс» он уже прочитал, и все время, пока шеф общался со своими партнерами, телохранитель отчаянно скучал.
«В офис или еще куда?» – лениво подумал Володя, ожидая, что дверца «Мерседеса» вот-вот откроется. Но этого не произошло. Удивленный телохранитель повернул голову: Куприянов прошел мимо своего автомобиля и быстро направлялся к Большому Каменному мосту.
«Решил прогуляться?»
Володя тихонько выругался, выбрался из «Мерседеса» и поспешил вслед за шефом.
Она была уже на мосту, изящно облокотилась на чугунные перила и задумчиво смотрела на воду, по которой медленно проплывал прогулочный «трамвайчик». Ветер продолжал играть с ее платьем, то и дело почти до талии отбрасывая подол с длинных стройных ног.