Девочка с куклами

– Это заметно.

– Я тоже обратил внимание.

Эта квартира была домом, и в этом доме была хозяйка, скрыть её присутствие не было никакой возможности. Да и зачем скрывать? Хороший дом своей хозяйкой гордится, а здесь дом был хороший, несмотря на то что хозяйничала в нём девочка двадцати двух лет. Аккуратная – даже в протоколе об этом написали: «любящая чистоту».

Мебель разномастная. Кухня не новая и не самая дорогая, но в хорошем состоянии, в гостиной старая «стенка», диван, журнальный столик и два кресла – классический набор из прошлого столетия. А вот спальня новая, современная, в комнате год назад, не больше, сделали ремонт и поменяли всё, включая обои.

– Хозяйка сказала, что спальню Рыкова переделала за свой счёт. Но с разрешения, конечно.

В спальне её и нашли…

В белом воздушном платье…

Феликс молча открыл смартфон, посмотрел скачанные фотографии и медленно обвёл комнату взглядом, совмещая изображения с реальностью и убеждаясь, что всё было воспроизведено в точности, как написано в дневнике. В точности, как он представлял после прочтения дневника.

Виктория в центре, на подушках, в воздушном белом платье. Единственное и самое главное отличие от фотографий – отсутствие красоты, ведь, вопреки романтичным утверждениям поэтов, смерть никого не украшает. Слева и справа от девушки сидят куклы, по три с каждой стороны. Их глаза широко распахнуты, а на губах можно разглядеть лёгкие улыбки.

Они и сейчас сидят. Куклы. Их оставили, забрав лишь тело девушки.

– Жутковато, да? – тихо спросил один из понятых.

– Да, – помолчав, ответил Феликс, хотя не был уверен, что вопрос обращён к нему.

Вербину доводилось видеть страшные картины – места преступлений иногда выглядят так, что стошнило бы даже мастера спецэффектов самого откровенного фильма ужасов, но натурализм вызывает омерзение, отвращение, а обстановка в спальне оказалась именно жуткой: люди смотрели на кукол, представляли сидящую среди них девушку, и от этой картины становилось холодно. Очень холодно.

– Где обнаружили дневник?

– Лежал перед зеркалом.

Можно сказать – на самом видном месте.

– Рядом с ним была авторучка?

– Авторучка? – недоуменно переспросил Ровшан.

– Да, чёрная шариковая авторучка – в дневнике Виктория писала только такой.

– Нет, авторучки не было, – помолчав, ответил Крылов. – Но я ещё раз просмотрю фотографии.

– Я не помню авторучки, – добавил Ровшан.

– На тех фотографиях, которые видел я, авторучки нет.

– Это важно? – насторожился Пашаев.

– Я пока не знаю.

– Люди иногда перечитывают свои дневники, – подумав, предположил Пашаев. – Тогда авторучка не нужна.

– Перед смертью перечитывают? – деловито уточнил Вербин.

– Что?

– Зачем Виктория достала дневник перед тем, как покончить с собой? Перечитать избранные места? Или что-то написать? Например, предсмертную записку, которая завершила бы историю её жизни. Второе мне кажется логичным.

– И мне, – согласился Крылов.

Пашаев наградил его недовольным взглядом.

– Но записки нет. И авторучки нет. – Феликс выдержал очень короткую паузу. – Где была закладка?

– А мне откуда знать? – сварливо отозвался участковый, которого никто не спрашивал. – Пусть наркоотдел разбирается, где девчонка героин взяла.

– На странице с описанием обстоятельств смерти. – В отличие от коллеги, Крылов правильно понял, что имел в виду Вербин под словом «закладка».

– Как будто Виктория сверялась со своими записями, да?

– Вряд ли ей было это нужно.

– Верно, – согласился Феликс. – В таком случае, можно сделать вывод, что кому-то было нужно, чтобы мы прочитали именно эту страницу.

– Хочешь сказать, что дневник положил на тумбочку убийца? – угрюмо поинтересовался Пашаев. – Чтобы мы его не пропустили?

– Я пока ничего не хочу сказать, – ответил Вербин, после чего распахнул шкаф и внимательно оглядел одежду. – Я пока осматриваюсь и задаю вопросы. А если нет быстрых ответов – делаю пометку.

– Откуда взяться убийце? – вздохнул участковый. – Передоз ведь.

– Может, и передоз, – не стал спорить Феликс.

– А раз передоз, то почему «важняка» из МУРа прислали?

– Меня ещё не прислали, я только осматриваюсь.

Вербин изобразил улыбку. Пашаев сохранил на лице невозмутимую мрачность. Крылов отвернулся к окну. Участковый же поморщился. Возможно, ему было жаль пропавшего выходного. Возможно, ему было жаль тратить рабочее время на наркоманку. Одно было ясно – девушку ему не жаль.

– Вы встречались с Викторией Рыковой? – неожиданно спросил Феликс.

– Заходил пару раз, – ответил участковый. – Так положено.

– И как она вам?

– В смысле?

– Какое впечатление производила?

– Э-ээ…

И его «э-ээ…» сказало Вербину много больше целого потока слов. Участковый был готов к вопросу, но по каким-то причинам не захотел говорить то, что первым пришло в голову, то есть правду. И это, кажется, слегка разозлило Пашаева.