Давай cтанем убийцами

По отдельности лишь друг друга засыплем землею.

Проснись, Человек, и смотри не глазами – душою!

Глава VII

Либо вечность, либо никогда

Гимн сегодняшнего дня – вой сирен. Назовем это гимном муравейника: полицейские машины шныряют туда-сюда, возвращаясь в одни и те же места несколько раз – маятник, но пробьет ли он полночь? Они проверяют каждый угол, каждую окружность, любой математический термин – все будет проверено. Настоящий праздник: «Всемирный День Обыска». Музыка, народ, карнавал. Никогда еще у местных жителей не было столько гостей, которые жаждут взглянуть на их гардероб, интерьер, имущество (особенно гостей интересует наличие белой краски).

– Ты убийца политического режима, Йозеф! Посмотри, что происходит на улице – полный обыск. Скоро и к нам заглянут.

– Пусть заглядывают! А я собираюсь сделать последнее дело, – Йозеф достал пистолет и вставил магазин. – Скоро вернусь.

– Убийца!

Холодный пистолет, плавающий в кармане, согревал душу. Йозеф смотрел в город. Прекрасны – и тот, и другой. Нет ничего лучше, чем прекрасный человек, наслаждающийся прекрасным. Рука постоянно тянется к пистолету: четыре пальца обхватывают рукоять, указательный ложится на курок. Вырвать его из кармана и стрелять!

«Рано, Йозеф, еще рано» – уговаривает самого себя. Никто бы и подумать не мог, как тяжело выбрать жертву. Все начинается с простейшего вопроса: мужчина или женщина? Заканчивается тем, что нужно решить, в какую часть тела стрелять.

Пока эти размышления летали в голове, в глазах появилось нечто другое; оно ухватило потенциального убийцу за рукав, и преступник даже не смог сопротивляться, он лишь тащился, с трудом перебирая ногами и проверяя пистолет, за силуэтом.

Пара оказалась в квартире. Одна комната – посередине операционный стол, над которым луной висела лампа. Под столом блестели капли крови, рядом лежали какие-то инструменты – скудный набор хирурга. На забитом в стену гвозде висел халат, тоже запачканный кровью. Страшно. Но вся эта жуть разбавлялась картинами, висящими на стене прямо напротив кровавого стола. Картины эти написал Рене Магритт, назвав их «Воспроизведение невозможно» и «Светлые идеи». Замысел хирурга был понятен, картины должны были отвлекать жертву от операции.

– Ложись на стол, живо! – разорвал нить мыслей Незнакомец, и, не дожидаясь положительной реакции, толкнул Йозефа. Потенциальный больной забыл, что может дать отпор, забыл о наличии пистолета в кармане. Стол был холодным, однако встать с него уже было нельзя – в этой квартире любое сопротивление было бесполезно. Незнакомец опустил свой капюшон перед Йозефом – она.

– Я знаю, что тебя разыскивает полиция. Ох, и дел ты натворил за пару дней. Публичное оскорбление мэра по радио – сильно, но теперь они в ярости. Боюсь представить, что сейчас мэр планирует с тобой сделать. Однако, у нас мало времени, поэтому просто верь мне. Я ждала долго этого момента: явления Скитальца. Честно сказать, казалось, что этого уже не произойдет. Йозеф лежал не в силах вымолвить и слова.

Холодное острие скользило по его груди. Почувствовал ее руки внутри себя. Странный звук тикающих часов. Поразительно громко, словно откуда-то изнутри. Впрочем, это неважно. Неважны и картины. Важна – она. Стоящая над, с ужасными инструментами, напряженным лицом, испачканная кровью. На нее смотреть либо вечность, либо никогда…

– Сегодня ты станешь настоящим Человеком. Ты никогда не задумывался, почему эти механизмы ничего не делают? Все проще, чем можно подумать. Любое отклонение от курса влечет угрозу их безопасности, а это противоречит системе. Каждый день – выполнение определенного алгоритма, число таких дней запрограммировано для каждого и вбито с рождения. Вот эти часы, что я вырезала из твоего сердца, работают как таймер, когда время истечет, сердце остановится – смерть. Система не позволяет людям думать. Убить другого человека, себя или просто погибнуть на производстве невозможно, ведь таймер не истек. Но это не самое интересное! Вся загадка кроется в том, что мы каким-то образом смогли отклониться от курса – сбой, вирус, можно называть как угодно, но что-то сломало систему Тауншира. А стоит повредить одну деталь – ломаются другие. Жители потянулись к Достоевскому после твоего послания, они изменили маршрут.

Йозеф впервые видел что-то настоящее. Она была прелестна, волшебна, у Бога – тот одарил ее красотой. Смотрел. На нее. Выстрел.

Глава VIII

Просто убита

Вокруг смеркается; на нее бы не смотрел,

Чтобы не знать о существовании вечности.

Амур стреляет очередью стрел,

И не соврать – очередь та бесконечная.

В чистое сердце, без механизмов – прооперирован ею.

Время так мало нам, наверное, миг.

Секунду любую холю, лелею.

Хоть мало, но наша эра – эра нас двоих.

Произведение искусства сгорает за секунду,

На глазах вдруг высыхает море,

Тишина становится синонимом к слову «бурно».

Не видели такого? И не стоит.

Подобное очень трудно найти

Даже при всем желании.

Но кто знает, какие пути?

Никто не обладает знанием.

Кто знает, что предстоит увидеть?

Разлом Земли, пожар или крики.

Но объясните теперь Человеку,

Как она может быть просто убита?

Мне список из тысячи людей

Дайте в руки: без фамилий, имен.

Чтобы просто номер один,

Поверьте, найду именно ее.

Мне глаза, если выколоть даже,

Я найду ее, не теряясь.

Самая дорогая в мире кража:

Но не пойму, я украл или обнаружил пропажу…

Мне до космоса пару метров

Преодолеть. И не скажут: «Чушь нес ты»,

Ведь могу дойти зимой. Могу летом: