Над креслом вытертым моим…
Лишь неустанный Серафим
Без передышки душу лечит –
Плетёт и громоздит на плечи
Кольчугу из словес тугих,
Чтоб я под тяжестью затих,
И вняв необычайной речи –
Закончил стих…
И позабыл о встрече.
Поэмы
Бобыль
Алексею Филипповичу
Стремилову
***
Золотился причал на закате,
Голубела прохладой река…
Повстречал я в тот вечер некстати
У ограды своей старика.
Поклонился, сняв вежливо шляпу,
Он в ответ кашлянул, прикурил,
Протянул мне костлявую лапу:
«Не узнать… Раньше бороду брил.
А теперь не иначе как шишка,
Раздобрел – различишь за версту.
Не признал? Написал, эту… книжку?»
«Дед Кузьма, что ли… Ямнинский?»
«Ну».
«Так чего же ты… Вот леший! Хохочешь…
То-то думаю: что он косит?!»
«Да постой, задушить что ли хочешь…»
«Видишь окна, где вобла висит –
Там живу я! Один теперь только…
Ну, пошли же домой поскорей!»
«Шалопай ты по-прежнему, Колька!
Шалопай… Ну а бороду – сбрей».
1
Ненадолго отвлечься здесь нужно,
Объяснить, кто такой дед Кузьма.
Помню: вьюга, январская стужа…
Словом, всё как обычно – зима.
Мы с товарищем шли на рыбалку
(У него я в деревне гостил),
Обогнули заросшую балку –
И наткнулись на свежий настил.
«А, старик-лесовик, ну здорово! –
Мой приятель присел на бревно, -
Что смеёшься? Не будет улова?
Может быть. Не рыбачил давно.
Вот, дружок привязался, нет силы:
Проводи – да и всё тут, хоть режь!