Мышевский. Вы в этом абсолютно уверены?
Родион. В чем? В том, что мы – графья?
Мышевский. Что еще ваш прадед владел этой квартирой?
Родион. Слушайте, меня уже колбасит от ваших вопросов! И что это вас так зацепило?
Мышевский. Простое любопытство.
Родион. Полный отстой! Но мы уже дошли, так что…
Родион и Мышевский входят в комнату, которая служит хозяину кабинетом. Голышкин сидит за массивным антикварным столом и делает записи на листе бумаги. Вдоль стен – книжные полки, заставленные книгами в золоченых кожаных переплетах. В комнате несколько мягких кресел и стульев, в углу журнальный столик. Все старинное. На реальную эпоху указывает только современный телефонный аппарат на столе. По стенам развешены картины с изображениями древних философов. Среди них своим размером выделяется портрет Сталина.
Родион. Отец, к тебе гость! Вы поладите. Он такой же обкумаренный чувак, как и ты.
Голышкин. Перестань ерничать, Родион! Говори нормальным языком цивилизованного человека. И переоденься, пожалуйста. Что могут о тебе подумать чужие люди? Посреди бела дня – в пижаме!
Родион. Не грузи меня! Пусть думают, что хотят. Я у себя дома. В чем хочу, в том и хожу. А если кому-то не нравится мой домашний прикид…
Мышевский. Мне абсолютно безразлично.
Голышкин. (Смущенно). Но я жду одного человека…
Родион. (Заинтересованно). Оленьку?!
Голышкин. А тебе не все ли равно? И какая она тебе Оленька?! Для тебя она – Ольга Алексеевна, медсестра из районной поликлиники. И ничего другого быть не может!
Родион. Как скажешь, отец. Считай, что я соскочил с темы. (Посылает ему воздушный поцелуй).
Голышкин. Нахальный мальчишка!
Родион. Пойду, поставлю шампанское в холодильник. (Делает вид, что уходит, но неожиданно возвращается). Как вы думаете, профессор, Олень… извините, медсестра из районной поликлиники! Она не откажется от бокала улетного французского шампанского?
Голышкин. (Берет в руки увесистый том). Вон отсюда! Пока я не запустил в твою неразумную голову вот этим.
Родион. Никогда бы не подумал, что книга может быть столь веским аргументом. Вы умеете быть чертовски убедительным, профессор!
Родион уходит, насвистывая «Марсельезу».
Голышкин. Несносный мальчишка! И что мне прикажете с ним делать?
Мышевский. Меньше любить.
Голышкин. Это так заметно?
Мышевский. Вас выдают интонации. Так говорит мать с обожаемым сыном-сорванцом.
Голышкин. Вы считаете, я гублю сына своей любовью?
Мышевский. Все, что безмерно, губительно. Абсолютная власть. Кровная месть. Слепая любовь. Знаете, что сказано в Библии? «Кто любит своего сына, пусть чаще наказывает его». Я частенько перечитываю эту книгу на ночь. У меня самого два сына.
Голышкин. (Задумчиво, словно бы разговаривая сам с собой). Когда умерла его мать… От инфаркта, неожиданно для всех… Я тяжело переживал ее смерть, но Родион… Он бросил университет и заперся в своей комнате… И почти год никуда не выходил. Сидел в углу и плакал. Жалобно так, словно перепуганный щенок… Я испугался, что могу потерять и его. И останусь совсем один… Вы знаете, как ужасно одиночество?
Мышевский. У моего отца было семеро детей. У меня уже пять. Кроме сыновей еще три девочки. Откуда мне знать, что такое одиночество? Иногда мне очень хочется побыть одному. Но это желание, к счастью, быстро проходит.
Голышкин. Могу только позавидовать вам… Да вы не стойте, присаживайтесь, вот в это кресло. Оно очень удобное. Извините, не имею чести знать?
Мышевский садится в одно из кресел, выбрав то, которое находилось в углу, рядом с большим напольным торшером. Иногда он откидывается на спинку кресла, и тогда на его лицо падает тень от абажура.
Мышевский. Мышевский. Андрей Мышевский. Я звонил вам вчера, Сталвер Ударпятович. Просил о встрече. И вы пригласили меня к себе домой.
Голышкин. Как же, как же! Я помню, уважаемый Андрей… Простите, как вас по батюшке?
Мышевский. Отца звали Сигизмунд. Следовательно, я – Андрей Сигизмундович. На одном дыхании не произнесешь. Если вас это затрудняет…
Голышкин. Позвольте, почему это должно меня затруднять? Моего отца звали тоже не просто – Ударпят. Это сокращенное от «ударник пятилетки». Такое было время. Массовый энтузиазм, всплеск народного творчества и все в том же духе.
Мышевский. Вы правы. Время было еще то!
Голышкин. А мой отец, Ударпят Родионович, не мудрствуя лукаво, нарек меня Сталвер. Сокращенное от «Сталину верен». И как прикажете мне к этому относиться?
Мышевский. Философски.
Голышкин. Вы правы. Возможно, только благодаря своему имени я получил степень доктора философских наук.
Мышевский. Исходя из вашей теории, Сталвер Ударпятович, я стал бизнесменом исключительно из-за отчества Сигизмундович?
Голышкин. Хм-м… В общем, только мне удалось разорвать этот порочный круг. Я назвал сына в честь своего деда, крестьянина Тамбовской губернии. От неуемной фантазии которого и беззаветной преданности новой советской власти, собственно, все и пошло. Самого его нарекли Родионом. Прекрасное и простое русское имя. (Внезапно осекается). Но я вижу, вам это неинтересно?
Мышевский. (Скрываясь в тени абажура). Почему же…
Голышкин. Простите старика, увлекся! Насколько я помню, вы пришли по поводу моей новой книги?
Мышевский. Да, Сталвер Ударпятович. Ваша «Теософическая система планов природы и существования бесконечного разнообразия форм материи в свете спиритуализма» заинтересовала меня. Это ее вы обещали адресовать своему сыну?
Голышкин. Хм-м… (Невольным раздраженным жестом отодвигает от себя книгу, но тут же придвигает обратно и бережно гладит обложку, словно голову обиженного невзначай ребенка). На экзамене, господин Мышевский, я поставил бы вам «отлично». Вы произнесли название моей книги, ни разу не запнувшись. Такое редко кому удается.
Мышевский. Это не удивительно, профессор. Я много думал о ней. Вы утверждаете, что все явления материального порядка можно свести к духовным…
Голышкин. Положим, это не я утверждаю. Вернее, не только я и далеко не первый…
Мышевский. Возможно, профессор. Но эту мысль я вычитал из вашей книги.
Голышкин. Это приятно слышать, Андрей Сигизмундович. Кстати, какое направление в спиритуализме вам ближе – абсолютное или относительное? Вы приверженец Беркли или старика Аристотеля?
Мышевский. Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, профессор. Вообще-то о спиритуализме я имею весьма смутное представление. Я вам уже говорил, что я – бизнесмен. И пришел сюда не обсуждать туманные вопросы теософии. А с конкретной практической целью.
Голышкин. И какой именно, позвольте узнать?