Испытание волхва

– А тебе и не требуется понимать, – ухмыльнулся его собеседник. – Надо только меня слушать и, главное, слушаться. Тогда всё будет хорошо. По рукам?

– По рукам, – неуверенно пробормотал Колян. И вяло пожал протянутую ему руку.

Скрепив этот странный договор рукопожатием, Егорша вернулся к делам насущным.

– Выпить бы сейчас, – сказал он, звучно сглотнув слюну. – Тогда бы и мозги начали лучше работать.

– Хорошо бы, – охотно согласился его приятель. – Только вот денег у нас мало.

Он помолчал, а потом задумчиво произнёс:

– Может, Клавка по старой памяти в долг даст? Не добром, так с перепугу. Баба одинокая, живет одна, какой ей резон с нами ссориться?

– Ага, а потом сбегает к участковому и пожалуется, – хмуро буркнул Егорша. – Так, мол, и так, два мазурика ограбили магазин средь бела дня. А тот нас, тоже по старой памяти, тут же на цугундер оформит. И на этот раз так легко мы с тобой не отделаемся. Это тебе не школу спьяну поджечь по первой ходке. Накрутят в суде лет по пяти на брата.

– Да, Клавка может, – кивнул Колян. И после паузы уныло продолжил: – Илья Семеныч тоже… Мужик он хороший, но второй раз нас не пожалеет.

– Кстати, об участковом, – сказал Егорша, будто вспомнив. – А ведь нам всё равно к нему наведаться надо, поставить в документах отметку о прибытии. Или забыл? Мы же с тобой теперь не вольные люди, будем жить под надзором. Туда не ходи, этого не делай… Эх, мать честная, и зачем ты меня родила!

Он бросил окурок под ноги и безжалостно растоптал его, вымещая свою злость.

Словно в ответ на его слова из окошка кабины выглянула голова в кепке, и прозвучал нерешительный голос:

– Эй, мужики!

– Чего тебе? – рыкнул Егорша.

– Забрали бы вы свои вещи из салона, – попросил водитель. – А то мне ехать надо. Сколько я могу ждать?

– Столько, сколько надо, – сплюнув на землю, ответил Колян. Но неожиданно он сменил сердитый тон на дружелюбный: – Послушай, Георгий, а ты деньгами не богат? А то нам с другом на бутылку не хватает. А как без неё возвращение домой отметить? Ты-то должен понимать.

– Так вы мне даже за проезд не заплатили, – грустно напомнил Георгий. – Считай, бензин и тот сегодня не окупил.

– Да мы отдадим, ты не сомневайся, – попробовал уговорить его Колян. – Или ты меня не знаешь?

– То-то и оно, что знаю, – вздохнул Георгий. И, набравшись мужества, решительно отрезал: – Нет у меня денег. И не просите!

Колян хотел ещё что-то сказать, но его остановил приятель.

– Не унижайся, друг, – сказал Егорша тоном проповедника. – Будет и на нашей улице праздник, не только поминки.

После этого он обратился к водителю:

– А ты, Георгий, уезжай, от греха подальше. Бог тебе судья за твое жестокосердие.

– Что-то не пойму, в чём я провинился? – удивился мужчина.

– Видишь, человек выпить хочет, сам в себе не волен. Так не растравляй его рану. Не бери греха на душу. Или ты поклоняешься идолу каменному, подобно язычнику, и заветы христианские не про тебя писаны?

– Не возводи напраслины, – сказал заметно растерявшийся Георгий. – Православный я!

– А на кепке чей образ-то носил? – уличил его Егорша. – Или, ты думал, я не знаю, что символ языческий Велеса это был – медведь? И после этого ты говоришь нам, что православный! Побойся Бога, язычник! Вечно гореть тебе в геенне огненной после смерти – и поделом!

Георгий был окончательно сбит с толку и порядком струсил.

– Тише ты! – произнёс он почти умоляюще. – Не дай Бог отец Климент услышит!

– Пусть слышит, – возвысил голос Егорша. – Пусть узнает батюшка, что за змею он пригрел на своей груди.

Этого Георгий уже не выдержал. Он достал из кармана несколько смятых купюр и протянул их своим недавним пассажирам. Рука его дрожала.

– Берите, ироды, – проговорил он таким же дрожащим голосом. – И не говорите, что я лишен христианского милосердия!

Колян, радостно ухмыляясь, взял деньги.

– Вот сейчас видим, что ты православный человек, – сказал он. – А теперь отдай нам наши вещи и езжай себе с Богом!

Георгий послушно вынес из салона рюкзаки и вернулся в кабину. Автобус, поднимая клубы пыли, уехал с площади, нырнув в одну из узеньких кривых улочек, змейками разбегавшихся в разные стороны. Когда вдали стих хрип старенького мотора, Колян обратился к своему приятелю:

– Так я до Клавки?

– Сначала дело, а удовольствие потом, – неожиданно осадил его Егорша. И пояснил: – В магазин зайдём после полицейского участка.

Он с сомнением посмотрел на приятеля и наставительным тоном сказал:

– И запомни – на тот случай, если участковый спросит, – мы с тобой не курим, не пьем, за юбками не таскаемся, по утрам делаем зарядку и всё такое прочее. В общем, перевоспитались и ведём праведный образ жизни. А если Илья Семенович не поверит, то скажешь ему…

– Лучше я буду молчать, – тяжко вздохнул Колян. – А то спутаюсь и ляпну что-нибудь не то.

– Вот и правильно, – одобрительно заметил Егорша. – Помалкивай и позволь говорить мне. И вот что ещё намотай себе на ус – что бы я ни сказал, и как бы тебя это не удивило, только кивай головой, а язык держи за зубами.

Колян, окончательно сбитый с толку этим указанием, всё же пообещал, что постарается именно так и поступать. И приятели направились в полицейский участок. Далеко идти им не пришлось. Все административные здания в посёлке – почтовое отделение, школа, универсальный магазин и прочие, включая пункт полиции, – располагались вокруг площади, в центре которой стоял православный храм, как будто взирающий на них свысока и, могло даже показаться, надзирающий за ними.

Когда-то на этом месте был цветущий луг, на котором паслись домашние животные. За много предыдущих веков стада коров превратили своими копытами землю в твёрдую, как камень, поверхность. Так вместо поля появилась площадь, во все стороны от которой теперь расходились узкие ответвления улиц с хаотично расположенными домами, порой вросшими в землю почти по самые крыши. Все постройки были когда-то срублены из дерева, которое потемнело и рассохлось от времени, поэтому они выглядели обветшалыми, а то и заброшенными. Однако в них ютились местные жители, вопреки всему упорно цепляющиеся за свои дома и образ жизни.

Кулички были не просто посёлком, а своеобразным затерянным миром, со всех сторон окружённым непроходимыми лесами и болотами, в котором, тем не менее, жили люди. И ни за какие блага на свете они не променяли бы этот мир на другой, не изменили бы своему образу жизни, на посторонний взгляд скудному и скучному. Это могло показаться странным, но только не им, а мнение чужаков жителям Куличков испокон веку было глубоко безразлично. Для них имели значение только собственные предрассудки, которые можно было сравнить разве что с пылью, в которой утопал поселок. Даже ураганному ветру было не под силу справиться с ней, и когда он изнемогал, Кулички снова погружались в прах былых столетий…

Глава 2. Письмо нотариуса

Олег Засекин повернул ключ в замке, и заросшая зеленовато-бурым мхом калитка слилась с такой же оградой, превратив Усадьбу Волхва в неприступную крепость. В плотно пригнанных бревнах, когда-то бывших могучими деревьями, росшими в лесной глухомани, не было даже крохотной щели, через которую можно было бы заглянуть внутрь. Широкие, заостренные вверху столбы, значительно превышающие человеческий рост, во многих местах были обуглены и имели глубокие вмятины, словно их неоднократно пытались поджечь или пробить тараном, но безуспешно.

Даже сам ключ для калитки был выкован из куска железа в форме старинной секиры с заострённым лезвием и мог при необходимости служить грозным оружием. Однажды он и в самом деле спас своему хозяину жизнь, защитив его от нападения русалки на Зачатьевском озере. Олег не забыл этого, как и того, что затащить в воду его пыталась родная сестра его жены, обращенная чарами бабки Ядвиги в русалию.

После того происшествия Олег уже никогда не жаловался на тяжесть увесистого ключа, который ему приходилось носить с собой, уходя из дома. Но также он с невольным опасением смотрел на Карину, когда та приезжала погостить к сестре. Сама Карина, не помнившая ничего из своего русалочьего прошлого, смотрела на него невинными глазами, однако, чувствуя холодок отчуждения, никогда не пыталась по-родственному поцеловать его при встрече. А после того, как он несколько раз невольно отшатнулся от неё, даже не подходила к нему слишком близко. Это служило поводом для шуток в их семье, но никто ничего не пытался изменить, полагаясь на время, которое позволяет забывать плохое и оставляет в памяти только хорошее.

«Кулички», – говорила, грустно вздыхая, Марина, жена Олега и сестра Карины, в этом или подобных случаях. – «Этим всё сказано».

И с ней все соглашались, не находя аргументов для возражений.