Он прежде даже черта не боялся,
Но к ведуну шел, страха не тая:
Тот был обижен нежитью когда-то,
И пожелай сейчас он отомстить,
То не было бы лучше кандидата…
(Как лешему себе да не польстить?!)
Чесал в затылке Афанасий долго,
Вздыхал и маялся, кляня весь белый свет.
Но пересилило в нем все же чувство долга,
И он пошел… Уж близился рассвет.
Недаром леший мести опасался –
Инстинкт и раньше выручал его, –
Он на заклятии безвременья попался.
Не позабыл ведун, как видно, ничего…
Вся слобода – домишек семь иль восемь,
Но леший шел и шел – и все не мог дойти.
Давно уже сменила лето осень…
Был тяжек каждый шаг в конце его пути!
Безвременье… Однажды время вдруг
Перестает струиться в бесконечность
И, искривившись, образует круг,
Где миг один как будто длится вечность.
Заклятие всесильно – смерть сама
Отступит, утомившись ожиданием.
И можно запросто тогда сойти с ума,
Коль колдовским не обладаешь знанием.
…Века он брел, от ужаса немея.
Но солнце лишь взошло за лешего спиной,
Он на крыльце стоял, в дверь постучать не смея…
– Входи же, – вдруг услышал, – гость лесной!
Глава 4,
где старый леший Прошка задумал продать на торжище вверенных ему Афанасием зайцев, но вместо этого проиграл их в карты.
Мир нежити во многом схож с людским.
Недаром ведь веками рядом жили!
Нельзя равнять его с укладом городским,
Но торжищем и бесы дорожили.
Четыре раза в год, а то бывает чаще,
Все сходятся на берегу реки,
И обитатели полей, озер и чащи
Несут на торг с добром своим мешки.
Распродается леший здесь грибами,
Пшеницу с рук сбывает полевой,
Русалки завлекают жемчугами,
Губастыми сомами – водяной.
Кикиморы льняным торгуют платьем,
Лопасты – лотосом с заброшенных болот,
А ведьмы старые – отварами с заклятьем,
Порою спутав с отворотом приворот.
Бурлит толпа, как дьявольский напиток.
Обмана нет в помине, все честны: