Барин-2. Повести и рассказы о любви

Если бы не она, я бы не стал открывать той женщине. Даже к дверям бы не пошел. Но оставлять такого напуганного ребенка с мыслями о чем-то плохом, что может произойти с той демонстранткой не хотел. Потому спустился к черному ходу и через приоткрытое окно за решеткой рядом с дверью поинтересовался, что там с ней случилось.

– Пустите, Бога ради пустите! Нас разогнала конная полиция, и я совершенно случайно спряталась от них! Но они скоро начнут обыскивать улицу и тогда изобьют и меня, как и моих…

Я не стал дослушивать ее сбивчивые слова и впустил ее в приоткрытую дверь. Маша стояла за моей спиной и зажала руками свой рот. Она чуть не плакала, пока та говорила, и с облегчением вздохнула и улыбнулась, когда снова захлопнулась дверь.

Перед нами стояла вполне представительная молодая дама в длинном темном платье и шляпке с вуалью. Больше я ничего особо и не мог разглядеть, т. к. изначально не стал освещать эту комнату, чтобы не привлекать внимание со стороны улицы. Я махнул рукой Маше, и та успокоенная ушла на свою половину дома. А «спасенную» женщину провел во внутренние комнаты.

– Я совершенно не понимаю, как можно было топтать толпу женщин лошадьми, – распаленная происходящими на улице событиями возбужденно говорила та, направляясь за мной по длинному коридору. – Вы понимаете, это просто зверство какое-то, вандализм! Эти казаки!…

– Мадемуазель, пройдите, пожалуйста сюда, – показал я ей на дверь.

– Мадам, – поправила она меня. И вошла. Когда она огляделась по сторонам, то удивленно повернулась ко мне, всё еще стоящему в дверях. – Что это?

– Это купальный комплекс моего дома. Ваше платье совершенно запачкалось, Ваше лицо и руки в какой-то вонючей субстанции, обувь я даже не рискую описать. Прошу Вас сначала принять ванну, переодеться в ту одежду, которую Вы найдете в этом шкафу, а потом присоединитесь ко мне в гостиной, и мы поговорим.

Дама оглядела себя и стушевалась.

– Простите, я в запальчивости не оценила состояния своего гардероба и очень Вам признательна за заботу. Вот только испачканную одежду…

– Не беспокойтесь. Через несколько часов придут из храма мои слуги и приведут всё в порядок. Домой Вы пойдете в приличном состоянии. Я удаляюсь. Если возникнут вопросы или когда Вы закончите приводить себя в порядок, позвоните в этот колокольчик. Я специально буду в соседнем помещении и приду к Вам на помощь, чтобы проводить во внутренние покои.

– Вы сама любезность, – улыбнулась дама и сняла шляпку с вуалью.

Я покинул комнату и прикрыл дверь. Никто кроме меня не знал, что из соседней комнаты есть очень удобное обозрение всего того, что происходит в этой просторной купальне. В стену купальни вделано большое зеркало во весь человеческий рост, позволяющее купающимся любоваться или не любоваться собой, глядя в зеркало, при этом демонстрируя себя во всей красе тому, кто находится по другую сторону этого дьявольского изобретения, – зеркала Гезелла!

Полупрозрачное зеркало, зеркало Гезелла – стекло, выглядящее как зеркало с одной стороны и как затемнённое стекло – с противоположной. Полупрозрачное зеркало в действительности представляют собой стёкла, покрытые тонким слоем металла – так, что часть падающего на поверхность зеркала света отражается, а часть проходит насквозь. При этом насквозь свет проходит в обоих направлениях.

Если таким стеклом отгородить хорошо освещённое помещение от слабо освещённого, то со стороны светлого помещения оно будет казаться зеркалом, а с другой стороны оно будет выглядеть затемнённым окном. Это объясняется тем, что со стороны освещённого помещения отражение будет маскировать свет, проходящий сквозь стекло из тёмного помещения. А со стороны тёмного помещения картина будет обратная: проходящий сквозь стекло свет будет более интенсивным, чем отражённый

Материал из Википедии – свободной энциклопедии

Чтобы наблюдать за ней с удобствами, я принес кресло к этому зеркалу с другой стороны и уселся в него с бокалом легкого вина.

Дама сначала огляделась кругом, проверила все занавески, заглянув за них, потом подошла к зеркалу и стала раздеваться, попеременно любуясь в него собой. Она стала сама себе расстегивать и развязывать многочисленные застежки, пуговички и шнурки, постепенно освобождаясь сначала от шляпки, потом сняла накидку, заменяющую пальто, и осталась в неброском платье, расшитом яркими нитками. Нитки сложились в сложный узор на груди. Потом она сняла и это платье, – не спеша, не торопясь, временами так же внимательно разглядывая себя в зеркало. Потом стала снимать и бросать на пол остальные детали своего одеяния, – благо они уже не требовали столь большого числа расстегивания и развязывания.

Когда на ней остались только трусики и лифчик, она стала строить зеркалу рожицы и гримасы, от чего я даже представил себе, что она понимает, что стоит практически голая передо мной и строит эти рожицы именно мне. Мне стало смешно, – это просто невозможно. А женщина продолжала раздеваться: из снятого лифчика освободились весьма солидные груди зрелой женщины. Не то чтобы большого размера, но вполне сформированные такие «дыньки» с торчащими вперед сосками. Дама сняла трусы и подошла вплотную к зеркалу, чтобы разглядеть на себе какие-то морщинки на животе, которые попыталась словно пригладить или разгладить. Я даже не понял для чего, – но отнес этот факт к тому, что она женщина, и нам, мужчинам, этого не понять.

Зато я с удовольствием разглядел не только эти складочки, но и соски, и растительность между ног, и ряд родинок на груди, животе, бедрах и ягодицах. Постарался запомнить их расположение.

Больше ничего интересного не было и не предвиделось. Дама забралась в теплую ванну и некоторое время там блаженствовала. Когда вода стала остывать, она выскочила оттуда и сначала нашла в шкафу большое полотенце, вытерлась. Пока вытиралась, оглядела остальные отсеки шкафа и вытащила оттуда длинный халат, который после осушения волос сразу и надела. И позвонила в колокольчик.

– Вы сегодня играете роль моего пажа? – с улыбкой сказала она мне, когда я вошел в купальню.

– Нет, я только добросердечный хозяин дома, и никакую другую роль больше играть не хочу. Если честно, то у меня есть некоторые дела, но некое время я могу Вам уделить, – и повел ее по коридорам в столовую. Мы поужинали тем, что мне оставили на обеденном столе мои усердные слуги до своего ухода. За обедом она рассказала о своих делах и подругах в «Обществе мира», потом рассказала мне о Первом европейском Конгрессе пацифистов, созванным Лондонским «Обществом мира» по инициативе Американского общества. Потом я просто перестал фиксировать в памяти ее болтовню.

После обеда мы остались сидеть в столовой, но только пересели в глубокие кресла.

– А чем занимаетесь Вы? – вдруг спросила дама меня.

– Я занимаюсь угадыванием деталей человеческого тела, – улыбнулся я ей в ответ.

– Не поняла, – это как?

– Если я назову на Вашем теле какую-то деталь, сможете ли Вы показать мне эту деталь или пустое место на том месте, которое я назвал неправильно?

– Ну, какую такую деталь Вы можете назвать? И так понятно, что на месте груди кроме груди не может быть ничего другого.

– Например родинку, или бородавку, или…

– Это просто невозможно, – улыбнулась дама.

– Тогда покажите мне вот здесь, – я ткнул пальцем и обвел место ей на груди. – Здесь может быть только небольшая бородавка в виде рисового зернышка, и ничего другого.

Дама отогнула борт халата и так и смотрела на меня во все глаза, показывая бородавку.

– Не закрывайте пока халат. На левой коленке у Вас небольшая родинка размером с копеечную монету, но вытянутая по горизонтали в виде кофейного зерна.

– Ну, это Вы могли увидеть, когда я сидела перед Вами в кресле, – и, нагнувшись, показала мне коленку.

– Хорошо. Тогда покажите мне на левой лопатке абсолютно круглую родинку размером с маковое зерно и расскажите, как и когда я мог ее увидеть.

– Но я сама таких подробностей не знаю, – расхохоталась дама.

– Я еще у Вас родинки вот здесь, здесь, здесь и здесь, – и она невольно, словно под гипнозом стала открывать обе груди, живот и переход живота в бедро. Я аккуратно сначала потрогал родинки на ее грудях, потом поцеловал сначала их, потом соски, потом живот и распахнул халат совсем, заранее зная, что под халатом больше ничего нет. Халат соскользнул на пол к нашим ногам. Так и взял ее на руки и понес в расположенную за дверью столовой спальню для гостей, где заранее расстелил кровать. Я положил ее на живот, совсем голую, и погладил по ягодице. – А вот здесь целая группа родинок, которые я тоже хотел бы Вам продемонстрировать.

Мне показалось, что дама меня уже не слушала. Она повернулась на спину и совершенно не обращала внимание на то, что уже совершенно голая лежала передо мной на кровати. Я тоже скинул я себя домашний халат, в котором мой отдых прервали крики демонстранток, и прилег рядом. Стал гладить родинки на груди, прихватил пальцами соски и стал их тихонько растирать. Потом обхватил ладонями груди и стал их…

Дама отбросила мои руки, быстрым движением опрокинула меня на спину и оседлала. Решительность и сноровка выдавала в ней умелую наездницу. Член, готовый к работе и новым приключениям, словно сабля, брошенная в ножны, вошел в нее по самый пах. Оказалось, что ее влагалище было готово к этому, – видимо она и сама только об этом и думала.

– Ты знаешь, я смотрела в зеркало, – ты помнишь, что у тебя в купальне есть большое зеркало? – и представляла себе, что я стою перед тобой, сидящим на стуле верхом. И что ты смотришь на меня во все глаза. Но я даже до сих пор не знаю, как тебя зовут. Как-то в суматохе купания, обеда и спора о родинках ты не представился, а я – не ответила тем же.

Я назвал себя, но она, как мне показалось, даже не обратила внимание на мои слова. Сама не назвалась, потому для себя я продолжил называть ее «дама». Она говорила-говорила-говорила и покачивалась на мне в такт своим словам. Сначала она «ехала» неторопливо, потом стала ускоряться до галопа, но вскоре гналась по весь опор, как на охоте или в атаке на врага. Вот мы словно в кавалерийской атаке стали мять друг другу руки, соски, груди, бедра… Я взорвался потоком в нее, а она зарычала и стала рвать мою кожу, щипая и поглаживая ее попеременно. После чего свалилась рядом со мной на живот и расхохоталась.

– Что случилось смешного? – спросил я тоже с улыбкой.

– Ничего, ничего, – просто мне в настоящее время очень хорошо. И внутри, и снаружи. Даже не знаю, как это описать. Ну да ты это понимаешь, я уверена.