Из предыстории Магадана. Историко-приключенческий роман-летопись

– Да! Спасибо! Всегда буду носить. —понял деву Акун.

– Прощай, мы больше не встретимся никогда… Я знаю! —невольные слезы выступили на глазах Росомахи.

– *-

Утро следующего дня было хмурым. Серая вата облаков низко спустилась к тёмным водам бухты и время от времени проливалась ушатами ледяных капель. Лишь изредка в сплошной пелене стремительно несущихся туч находило узкий прогал солнце, и его лучи на миг освещали воздух кроваво-оранжевым светом, чтобы тут же погаснуть в промозглом густом тумане.

Казачий дощаник покидал уютную бухту. Москвин хотел пройти ещё дальше на север и обследовать те места. Бросив взгляд назад, атаман изрёк:

– Хороша здешняя бухта. Очень хороша! Тут бы город-порт поставить…

Р.S. И город-порт вырос на берегах замечательной бухты. Сбылись мечты российских колумбов. Триста лет спустя родился на берегах Охотского моря город Магадан. Он стоит на берегу самой удобной по всему дальневосточному побережью бухты Нагаево.

Кстати, есть ещё один очевидец тех давних событий… Дожил до наших дней камешек-оберег, подаренный Росомахой казачьему писарю Акуну. Он по-прежнему белого цвета и по-прежнему висит на оленьей жилке, окрашенной в зелёное. Амулет дочери корякского шамана стал фамильным талисманом семьи Свенельдов – переходит от отца к младшему сыну. Мне показывал тот заветный камешек геодезист Павел Свенельд, коренной сибиряк, житель города Новосибирск. Он же и рассказал вашему почти покорному слуге историю своего пращура, случившуюся с тем в исследовательском походе Ивана Москвина.

1995—1998г. г. Магадан

Сентябрь 2020г. Стерлитамак (последняя редакция)

Глава вторая

КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ

или
Почти колымская легенда
.(случилось сие в 1657 году.)

    ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ ЕВРАЗИИ. ОКРЕСТНОСТИ РЕКИ ЯМЫ. */
…Весеннее солнце залило прибрежную ламутскую деревушку Инган теплым светом. Бревенчатые юрты туземцев, покрытые дерном, бодро, двумя рядами тянулись вдоль небольшой речушки, несущей свои воды в спокойное море. Жители селения собрались на восточном земляном валу (земляные валы со всех сторон защищают селение туземцев). Шум, гам, смех.

Зеленовато-голубое небо. Серо-зеленое море. Желто-зеленая тундра и зеленовато-коричневый низкорослый лес на дальних сопках.

На поляне, замкнув круг, стоят мужчины в замшевых одеждах, их длинные волосы развевает ласковый ветерок. Почетное место отведено тойону ламутов – чуть впереди остальных. Сразу за его спиной четверо казаков в ярких, но поношенных, кафтанах. В центре круга пылает костер, над которым подвешен огромный китайский котел. Пар и ароматный запах валят из гигантской посудины. Полтора десятка проворных женщин суетятся возле кострища. Круглолицые ламутки разливают варево по берестяным плашкам и оделяют ими мужчин согласно местной иерархии. Еще возле двух костров, разложенных за пределами живого круга, хлопочут туземки – вареной медвежатиной должно угоститься всё селение Инган.

Дошла очередь до Микешки. Двадцатилетний казак взял берестяную миску в обе руки и озадаченно нахмурился:

– Дядька Варлаам, я ложку в крепости забыл, – обратился парень к своему старшому.

– Эк-ма, зелень! – скривил рот бывалый казачина. – А еще чАВо оставил дома?.. Так хлебай.

Ели стоя, таков «медвежий пир». По окончании трапезы вождь туземцев поднял с земли медвежью голову и положил ей в пасть кусок тюленьего жира. Туг же возле тойона возник вертлявый шаман. Он водрузил топтыжью голову на длинный шест, который надежно воткнул в землю. Действия старейшин сопровождал дружный хор жителей Ингана.

– О чем они? – ткнул в бок Потап толмача якута.

– Задабривают дух убитого мишки.

– Хитро, – усмехнулся Мята, четвертый казак.

Тойон повернулся к русским, на скуластом лице коренастого аборигена лоснилась улыбка:

– Однако курить пора; отдыхать пора; мала-мала веселиться пора.

Глава деревни провел гостей на земляной вал, где уже были расстелены для сиденья шкуры. Сели; подбежало несколько девочек, поставили перед казаками берестяные кувшинчики с холодной водой. Туземочки не отрывали глаз от земли.

– Это рабыни, – пояснил якут.

Позже подошла еще одна девчушка, лет девяти, наделила всех табаком.

– Гемалак! – погладил тойон девочку по голове. – Биют!

– Дочкой своей хвастает, – толмач дернул тяжелым подбородком в сторону миловидной дикарки, усевшейся подле отца. – Пёрышком ее кличут.

На поляне начались игры. Первыми состязались женщины. Была отмерена дистанция, и несколько вышедших вперед ламуток устроили бег наперегонки. Наблюдатели весело поддерживали соревнующихся. Еще женщины и девочки состязались в прыжках на двух ногах или на одной – кто первый придет к финишу. Микешка искренне порадовался за шуструю дочку тойона. Пёрышко победила в соревновании по прыжкам на одной ноге. Когда раскрасневшаяся девчушка вернулась к отцу, молодой казак одобряюще подмигнул ей. Биют не по-детски задержала карий взгляд на горбоносом лице молодого русича…

Затем пришел черед мужских забав. Здесь состязались так; двое брали в руки крепкую палку и каждый тянул на себя. Борьба велась до тех пор пока один из противников не уступит, либо не упадет.

Всех побеждал Нунта, крепкий плечистый воин средних лет, чья длинная коса была украшена белым орлиным пером.

Казаки с интересом следили за игрищами туземцев. Табак, которым их угостил ламутский старейшина, оказался довольно необычным. Русские курили, подражая тойону, набрав в рот воды, и от этого почувствовали, что пьянеют.

– Эге! какое у них мудреное курево! – старался открыть пошире глаза Мята. – Не уступит ядреной браге. Варлаам, я пойду, поборюсь с ентим бугаем Нунтой?

Не дожидаясь ответа, служилый соскочил с подстилки, снял саблю и вразвалку направился к состязающимся. Мята встал против ламута. Аборигены с удовольствием отметили, что бледнолицый ничуть не выше их мужественного соплеменника.

Руки борцов сжимали палку; глаза в глаза. Поединок между казаком и коренным дальневосточником длился долго: оба покраснели, оба взмокли от напряжения…

Однако Нунта оказался сильнее – выпустил из рук Мята палку.

– Экий конфуз! – просто подпрыгнул Микешка. – Одолел косоглазый служилого.

– Сядь на место! – рявкнул на молодого старшой, бородища у него по-бойцовски дыбилась. – Сам отстою казачье звание!..

Завершали «медвежий пир» жмурки*, в которые играла в основном молодежь. Микеша тоже играл; и как так вышло, но словила молодца тойонская малолетка Биют?.. Когда Пёрышко сняла с глаз повязку, и, смеясь, протянула ее русичу, он добродушно улыбнулся симпатичной девчушке.

– Ловка ты, Биют! – Микешка качал в такт произносимому стриженной в кружок головой. – Вырастешь, наверное, женюсь на тебе.

Находившийся возле толмач перевел юной ламутке шутливые речи казака…

А наутро четверо служилых и переводчик якут морем возвращались в Ямское зимовье. Прежде чем скрыться казацкой лодке за поворотом скалистого берега, раздался прощальный выстрел из затинной пищали**.

Ламуты отвечали дружным: – ВСЕГДА ЖДЕМ!!!

К полудню ветер значительно посвежел: на море поднялась крупная зыбь.

– — – — – — – — —

*Жмурки (простонародное) – игра в «глазки-завязки».

** Затинная пищаль – пушка.