В кривом зеркале (4 февраля 1909 г.)

В кривом зеркале (4 февраля 1909 г.)
Вацлав Вацлавович Воровский

В кривом зеркале
«После того, как Иван Никифорович Гучков окончательно поссорился с Иваном Ивановичем Милюковым, они перестали кланяться и подавать друг другу руки.

Читатель помнит, что это случилось на именинах у Гамзея Гамзеевича Пуришкевича, когда Иван Никифорович Гучков публично обозвал Ивана Ивановича Милюкова революционным гусаком…»

Вацлав Воровский

В кривом зеркале (4 февраля 1909 г.)

После того, как Иван Никифорович Гучков окончательно поссорился с Иваном Ивановичем Милюковым[1 - Воровский имеет в виду ссору между Гучковым и Милюковым, которая имела место в Государственной думе после возвращения Милюкова из Америки (см. прим. к фельетону «Молчаливая дума»).], они перестали кланяться и подавать друг другу руки.

Читатель помнит, что это случилось на именинах у Гамзея Гамзеевича Пуришкевича, когда Иван Никифорович Гучков публично обозвал Ивана Ивановича Милюкова революционным гусаком.

Все сидели тогда как раз за ужином и приступили к жирному гусю, причем приветливый хозяин заметил, что это тот самый гусь, который некогда спас Рим.

Иван Иванович Милюков, почуяв в этом какой-то политический намек, возразил, что и у нас есть гуси, желающие одним гоготанием спасти Россию.

И при этом многозначительно посмотрел на хозяина.

Иван Никифорович Гучков возмутился подобной неучтивостью по отношению к хлебосольному Гамзею Гамзеевичу и крикнул:

– Не вам бы, революционному гусаку, говорить такое!

– Т. е. кто это – я гусак? – вскипел Иван Иванович.

– Именно вы-с.

– После такого афронта, – заявил Иван Иванович, – я не могу пребывать дольше в доме уважаемого Гамзея Гамзеевича.

И ушел, хлопнув дверью.

С тех пор Иван Иванович и Иван Никифорович при встрече не здоровались, а когда им приходилось говорить друг о друге в думе, они ограничивались наименованием: московский депутат или петербургский депутат.

Но когда сначала Иван Иванович, а потом Иван Никифорович побывали в Константинополе[2 - И Милюков и Гучков побывали в Турции в период младотурецкого движения в стране.] и одобрили умеренность и аккуратность младотурецкого конституционализма, какая-то примиряющая и объединяющая взаимная тяга охватила обоих.

Друзья их не замедлили использовать это новое настроение, чтобы окончательно примирить двух лидеров.

И вот, когда после возвращения Ивана Никифоровича Гучкова и он и Иван Иванович Милюков очутились в буфете, их незаметно начали подталкивать друг к другу, пока они не встретились у стойки с водками.

Отступления не было. Пришлось подать друг другу руки.

– Позволю себе поздравить вас с благополучным возвращением.

– Премного тронут. К сожалению, меня несколько задержали с пароходами. Надо будет внести запрос.

– Непременно внесите. Мы все обязательно поддержим.

Запахло миром и благорастворением. Все радостно переглянулись.

– А как изволили найти обновленную Турцию, Иван Никифорович?

– Весьма порадован. Нет и следа бюрократического режима.

– Не правда ли? Конституция торжествует.

При этих словах Иван Никифорович как-то заерзал, но сдержался и изобразил приятную улыбку.

– А как вам понравились младотурки?

– Поверите ли, Иван Иванович, очарован! Просто очарован! Знаете, это чистокровные октябристы!

Иван Иванович строго посмотрел на говорившего и спокойно возразил:

– Вы заблуждаетесь, уважаемый Иван Никифорович, младотурки – доподлинные кадеты.

Иван Никифорович посмотрел на него удивленно и ответил:

– Нет-с, милейший Иван Иванович, могу вас заверить, что младотурки – чистейшие октябристы. Я убедился в этом лично.

– Мне странно слушать вас, почтеннейший Иван Никифорович. Весь свет знает, что младотурки – кадеты. Их программа ничем не отличается от нашей.

– Не знаю, где вы читали такую младотурецкую программу, но действительная программа младотурок списана с октябристской программы.

– В самом деле? Слышите, господа? Турецкую революцию произвели гг. октябристы! Нет, это, право, забавно!

Иван Никифорович побагровел.

– Не революцию, а реформу-с, – сказал он, отчеканивая слова, – реформу с разрешения султана. О революции кричат только разные революционные гусаки!

Иван Иванович побледнел, как стена, и спросил прерывающимся голосом:

– Как вы изволили сказать: гу…?

– Революционные гусаки-с, – опять отчеканил Иван Никифорович, наклонясь к самому лицу Ивана Ивановича.

Иван Иванович не сказал ни слова и медленно направился к выходу.

В тот же день был снят запрос об опоздании парохода, на котором ехал Иван Никифорович Гучков из Константинополя.

    Фавн
    «Одесское обозрение»,
    4 февраля 1909 г.

notes

Сноски