В кривом зеркале (30 октября 1908 г.)
Вацлав Вацлавович Воровский
В кривом зеркале
«Я на „Гетере Лаисе“…
Поднимается занавес. По сцене бродят сологубовские тихие бледные мальчики.
Какие-то женщины… тощие в одних калошах. Лаиса – Инсарова, с ней турецкий посланник (единственный мужчина в штанах)…»
Вацлав Воровский
В кривом зеркале (30 октября 1908 г.)
Я на «Гетере Лаисе»[1 - Фельетон написан в связи с постановкой в Одессе пьесы «Гетера Лаиса», бездарного и реакционного драматурга В. Протопопова.]…
Поднимается занавес. По сцене бродят сологубовские тихие бледные мальчики[2 - Намек на героев романа Ф. Сологуба «Мелкий бес».].
Какие-то женщины… тощие в одних калошах. Лаиса – Инсарова, с ней турецкий посланник (единственный мужчина в штанах).
Начинаются разговоры. Аристип – санинист. Диоген, по ошибке, подает реплики Любима Торцова.
Публика начинает зевать. Тогда все уходят и остаются только Клеон (поэт) с хрупкой блондинкой.
Клеон декламирует очень глупые стихи и думает, что это как раз по-гречески.
К счастью, кто-то приходит, и влюбленным остается уйти за кулисы. Самое время.
Но, увы! Их место занимает Лаиса с г. Багровым. Она хочет соблазнить его, но он упирается. Положим – недолго. Публика предвкушает, но галерка преждевременно начинает хлопать, спугивая настроение г. Багрова.
Остается только опустить занавес.
На сцене за опущенным занавесом шум и крики.
Более робкая публика озирается, хочет уйти. Репортер настораживает уши.
Оказывается, что это коринфская агора – наш толкучий рынок.
Для пущей античности сидит слепой украинский лирник и вертит ручку бандуры.
Пестрота, толкотня, шум. Можно подумать, что суть массовой сцены в том, чтобы быть нелепой.
Аристип разыгрывает роль покровителя бедных. Лаиса устраивает благотворительный спектакль: четыре дамы бегают кругом с картонными кухонными ножами, а она стоит посредине и делает движения «по Мюллеру»[3 - Мюллер – автор руководства по лечебной гимнастике.].
Кругом публика в такт лезгинки хлопает в ладоши и припевает:
Больше ходишь – меньше спишь,
Меньше ходишь – больше спишь!
В заключение г. Багров призывает толпу к бунту. (Небось, как театр снимал, каким тихоньким притворялся!) А Лаиса доказывает пользу всеобщего, равного и прямого…
Опять шум за занавесом, но публика уже не верит и улыбается.
Пир. Правда, съестного нет, но есть чашки и кувшины. Направо, за столом, мужчина, похожий на воздушный шар; он оказывается банкиром.
Разговор:
– Что общего у банкира с воздушным шаром?
– И тот и другой могут лопнуть.
Делают вид, что пьют. Потом пляшут (очень скверно) какие-то черкешки. Но галерея довольна.
Когда все сильно выпили, вспоминают, что невредно пойти бороться за свободу.
Оставшись одна, Лаиса ловит момент и хочет соблазнить профессора философии Ксенократа. Но он, увы…
Опять обнимается она с Полимоном. Публике невмочь. Как вдруг появляется невеста Багрова, г-жа Мансветова.
Короткий, но высоконравственный диалог. Лаиса уничтожена. Багров покидает г-жу Инсарову, хватает в охапку г-жу Мансветову и убегает.
Тем временем за кулисами побеждает свобода!
* * *
Опять поднимается занавес, но уже без предварительного шума.
Приходит г-жа Инсарова и уверяет, что с прошлого акта прошло десять лет.
Публика снисходительно улыбается.
Следует краткое содержание «Черных воронов» того же г. Протопопова.
– Реакция, – говорит г-жа Инсарова, – возвела гонение на школы, вместо школ строят храмы; жрецы зарабатывают более, чем учителя гимназии, и т. п.
Приходит депутация от женщин и жалуется на мужей. – Vote for women! – голосуйте за женщин, – отвечает им г-жа Инсарова и рекомендует записаться в ряды суфражисток. Те, посрамленные, уходят.
Появляется Калхас. Публика «лопается» от смеха. Г-жа Инсарова начинает декламировать.
Пенорожденная, пенорожденная,
Ты, Афродита, моя незабвенная!
Сбора не сделала, скуку навеяла,
Вместо восторга унынье посеяла.
О, Протопоповым пенорожденная.
Загромождэюще-загроможденная…
Тут занавес пресек новый залп пенорожденности. Ну, скажем, я претерпел, но каково публике, уплатившей за это еще билетный сбор?
Фавн
«Одесское обозрение»,