Взмах. Удар. Шея в месиво.
Взмах. Удар. Отрубленная голова скатывается вбок.
Удар. Кисть правой руки – в сторону. Кость широкая, но бьёшь, подтягиваешь и отлетает. Вторая кисть, удар, в сторону.
Пот заливает глаза старухи, смывая с её лица его кровь.
Справилась.
Удары продолжаются эхом. Это соседи долбят по трубам.
Дверь! Она не закрыла дверь. Ярославна бросается в прихожую.
Чёрт!!!
Ярославна захлопывает дверь, оборачивается, прижимается к ней спиной.
Успела!
Настенные часы бьют два раза.
Передохнуть. Тридцать секунд. Раз, два, три, четыре, пять…
***
… звонок!
Затылок Ярославны перекрывает дверной глазок. Отойди, в глазке мелькнет свет. За дверью поймут – в квартире человек. Не отрывая головы от двери, Ярославна разворачивается к глазку.
Кэрол! Конечно, это Кэрол. Ярославна жадно рассматривает Кэрол в глазок. Вот ты какая, подруга Джонни. Жирная, мерзкая. Джонни с тобой спал? Не верю! Если спал, то сильно выпив. Знай, сучка, ты уже в прошлом. Все его бабы в прошлом. В настоящем только одна, только я, и имя мне – Ярославна!
Кэрол набирает телефон Дениса. Эхом из комнаты отдается звонок. Кэрол прислоняет ухо к двери, толкает дверь. Пот выжигает глаза Ярославны. Не шевелиться! Не дышать! Посиневшими пальцами она продолжает сжимать окровавленное топорище. А если у Кэрол ключи и она попытается войти? Ярославна зарубит и Кэрол, оказалось, это так просто: бьёшь и подтягиваешь.
Но, постояв с минуту, Кэрол уходит.
Ярославна в ванной. Быстро умылась. Кинула взгляд на расчленённый ею труп. Никаких эмоций. Вообще никаких. Голова работает четко. Отошла в чистое от крови место, вынула из Луи Виттона сменные туфли. Ссыпала драгоценности в саквояж, туда же договор, паспорт Дениса, папку с дарственными. Окровавленные сапоги в пакет. Плащ на все пуговицы, косынку на голову, очки, осмотрелась.
Сейчас главное, ничего не забыть.
Семь позиций: плащ, очки, бандана, договор, паспорт, сменная обувь, дарственные. Все на месте. Взгляд в глазок, прислушалась… Никого.
Захлопнув дверь, Ярославна выскользнула из квартиры.
***
Вечер. Джонни звонит Денису… Телефон молчит. Джонни звонит снова …
***
В синеньком в цветочках платье, увенчанном кружевным воротничком, Ярославна вышла из дома. На общественном транспорте путь не близок. И план не прост. Но, игра того стоит. Джонни в её колоде – червовый туз. Не десятка, и даже не валет. И даже не король. Туз!
Почтовое отделение на краю города нашла сразу. Подготовила слова, мол, внук учится, занят, а она старенькая, свободная, просил бандероль послать, примите, ну, пожалуйста…
Объясняться не пришлось. Приемщица даже голову не подняла:
– Фамилия.
– Суходольский.
– Да, не ваша. Адресат.
– Казанцев.
– … как курица лапой, Суходольский.
Следующее п/о. Следующее. Работы дня на два. Начинающие операционистки Почты России надоумили: идите в DHL, доставка день в день.
Готово. Следы разбросаны.
Джонни получит драгоценности. Драгоценности попадут к Джонни.
Ради последней страсти – под восемьдесят, это вам не трали-вали – она готова пожертвовать собой. Ради любви она готова взойти на костер как Джордано Бруно. Но, пяткам Ярославны ближе Галилео Галилей. Голова отлетела, а думать продолжает. Ярославна за здравый смысл.
Нет, не раскаяние даже: страх. Ярославну начал преследовать страх!
В ожидании телефонного звонка она не причесывается. Хотя, дальше не страшно. Она ответит на любые вызовы сначала голосом Джульетты Мазина, чтобы выиграть время и взять себя в руки, затем – своим. Парирует обвинения бесспорным алиби. С другой стороны, что ей грозит на восьмом десятке? Ничего. Ей даже смерть не грозит. Смерть опасна в двадцать, сорок, даже в шестьдесят, когда умирать не пристало. В почти восемьдесят смерть не враг, а друг. Единственно, чего боится Ярославна, так это боли. Но и тут ей бояться нечего. Её же не вздыбят на дыбе, а раскаленные иглы не зашипят под ногтями искривленных артритом пальцев. И всё же…
Дарственные, размышляет старуха, доказывают, что Джонни обокрал и убил Дениса. А брюлики переслал себе сам, по паспорту Дениса, для алиби. Если Ярославну на почте опознают, она скажет, что Джонни её шантажировал. Паспорт Дениса Ярославна подкинет Джонни. Придет на чай и сунет под диван.
Как дарственные попали к Ярославне? Она выкрала их, у Джонни. Ради торжества справедливости. Судите меня за это по всей строгости закона, скажет Ярославна на суде, не дай бог, конечно. А лучше – и дарственные засунуть под диван. Если успеет, конечно. Тогда она абсолютно очистится перед законом. В случае отказа Джонни, намекнет ему на суд. Но.
Суда может и не быть. Если Джонни её полюбит. Плотски. Отчаянно. Страстно. И будет любить её. Только её. И никого более. Галкин же полюбил Пугачеву плотски, отчаянно, страстно. Или тюрьма. Ярославна свою любовь не на помойке нашла. Любовь должна не только нападать, но и защищаться, отстаивать себя. Воду, например, Ярославна всегда отстаивает в банке на подоконнике. Осадок вниз, чистая вверх. А любовь людская не водица. Её отстаивать просто необходимо. За любовь приходится биться всегда.
Драгоценности он продаст. Ярославна поможет ему, сдаст, как фамильные. И у Джонни появятся деньги. На студию. Он хочет студию. Он мечтает о студии. И он студию получит. Ярославна поможет Джонни. Не перед чем не остановится. Уже помогает. Уже не останавливается. Расчищает дорогу топором. Дровосек любви. Вот кто она такая.
***
Хлебавши у двери Дениса несолоно, Кэрол поехала домой. Вернее, в съемную квартиру, которую по привычке называет домом. Квартира ей теперь не нужна, но проплачено и Кэрол не спешит вывозить майки. Она не барахольщица, все её имущество – на один Мазерати. А что в Мазерати не влезет, в гелендваген запихает. Или ГАЗель закажет. Кэрол не выпендрежная, просто не хочет обижать мужа. У нее ключ от Норильска, пусть и символический, а она ГАЗель заказывает. Позорище.
Каждый шаг свой она теперь согласует с Петром. Звонит и докладывает – куда пошла и когда вернется. Для безопасности, объясняет ей Пётр. Наверное, ревнует. Кому она нужна. Кэрол теперь в золотой клетке и каждый её шаг под контролем. Без уведомления ей и на параллельную улицу не свернуть.
От такой жизни у нее привкус металла во рту. Кэрол теперь то и дело жвачку с ментолом жует, ощущает себя женщиной, какой и должна быть любая женщина: богатая и беззащитная, которую есть, кому защитить.
Наконец-то она кому-то понадобилась. Как приятно!
Кто-то тратит время – да что там время – жизнь, отслеживает её передвижения, докладывает Петру.
Пётр слушает, вникает, тоже жизнь расходует.