Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Воспоминания военного министра
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Воспоминания военного министра
Владимир Александрович Сухомлинов
Генерал В.Л. Сухомлинов – одна из самых противоречивых фигур в истории России. Боевой офицер, участник Русско-турецкой войны, ближайший помощник знаменитого военного теоретика генерала М.И. Драгом и рова, Сухомлинов сделал блестящую военную карьеру. В начале XX века В.Л. Сухомлинов – командующий Киевским военным округом, в 1908 году он возглавляет Генштаб, а вскоре, в 1909 году, занимает пост военного министра.
Но при этом трудно было не заметить, что Сухомлинова отличало определенное легкомыслие. Генерал Брусилов так отзывался о Сухомлинове: «…считаю его человеком, несомненно, умным, быстро соображающим и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным успехом своих действий и распоряжений». Эти черты военного министра привели к печальному положению дел в русской армии в период Первой мировой войны.
Сухомлинов был в 1915 году снят с должности и оказался под следствием… Правда, тянулось оно долго, приговор генералу вынесли уже при Временном правительстве, а под амнистию осужденный Сухомлинов попал при большевиках, весной 1918 г. Как ни странно, Октябрьская революция помогла ему не только сохранить жизнь, но и выйти на свободу и отправиться в эмиграцию, хотя большинство его сослуживцев сложили головы в огне революции и Гражданской войны. Впрочем, бывший военный министр Сухомлинов не признавал себя виновным никогда и ни в чем и утверждал, что был лишь оклеветан врагами…
Владимир Александрович Сухомлинов
Воспоминания военного министра
От издательства
Генерал В.А. Сухомлинов – одна из самых противоречивых фигур в истории России. Боевой офицер, участник Русско-турецкой войны, награжденный за храбрость орденом Святого Георгия и золотым оружием, ближайший помощник знаменитого военного теоретика генерала М.И. Драгомирова, Сухомлинов сделал блестящую военную карьеру. В начале XX века В.А. Сухомлинов – командующий Киевским военным округом, в 1908 году он возглавляет Генштаб, а вскоре, в 1909 году, занимает пост военного министра.
При этом трудно было не заметить, что Сухомлинова отличало определенное легкомыслие. Это проявлялось и в личной жизни (будучи вдовцом, генерал отбил чужую жену, причем обстоятельства ее развода с мужем были столь скандальны, что многих шокировали), и в служебных делах, что оказалось гораздо опаснее для армии.
Генерал Брусилов так отзывался о Сухомлинове: «…считаю его человеком, несомненно, умным, быстро соображающим и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным успехом своих действий и распоряжений. Будучи человеком очень ловким, он, чуждый придворной среде, изворачивался, чтобы удержаться, и лавировал для сохранения собственного благополучия».
Строго оценивал военного министра и французский посол М. Палеолог: «Шестьдесят шесть лет от роду; под башмаком у довольно красивой жены, которая на тридцать два года моложе его; умный, ловкий, хитрый; рабски почтительный перед императором; друг Распутина; окруженный негодяями, которые служат ему посредниками для его интриг и уловок; утративший привычку к работе и сберегающий все свои силы для супружеских утех».
Но, по мнению самого Сухомлинова, он никогда и ни в чем не был виноват и даже не ошибался. Просто злые люди плели интриги и оговаривали генерала, чтобы выдвинуться самим. Особенно показателен в этом отношении конфликт военного министра и министра финансов (с 1911 года также и премьер-министра) В.Н. Коковцова. Предпринимая все возможное, чтобы не допустить финансового кризиса в России, ослабленной тяжелой Русско-японской войной и революционными событиями 1905—1907 годов, Коковцов все же с большим трудом выкраивал средства для модернизации армии. Но деньги исчезали в недрах Военного министерства, как в черной дыре, Сухомлинов забывал о выделенных кредитах и требовал все новых и новых, утверждая, что Коковцов денег армии не дает и хочет добиться ее развала…
Из сумм, ассигнованных военному ведомству на закупку вооружения, до 40% оказывались неизрасходованными. «Если министр не ворует денег – это еще не достижение, – говорил Коковцов накануне войны. – Потратить их вовремя и с умом – вот искусство».
Увы, обаятельному интригану Сухомлинову удалось добиться отставки своего врага Коковцова в начале 1914 года… А хороший, опытный финансист в годы тяжелых испытаний стране был бы очень нужен.
Незадолго до начала Первой мировой войны, 27 февраля 1914 года, в газете «Биржевые ведомости» появилась статья с громким названием «Россия хочет мира, но готова к войне». Автор сохранил анонимность. Но, как это обычно бывает, всем сразу стало известно, что автор публикации – военный министр Сухомлинов. Статья была проникнута шапкозакидательскими настроениями.
«…Россия, по воле своего верховного вождя поднявшая боевую мощь армии, не думает о войне, но готова ко всяким случайностям. С гордостью мы можем сказать, что для России прошли времена угроз извне. России не страшны никакие окрики. Русское общественное мнение, с благоразумным спокойствием отнесшееся к поднятому за последние дни за границей воинственному шуму, было право: у нас нет причин волноваться. Россия готова! …Всем известно, что на случай войны наш план носил обыкновенно оборонительный характер. За границей, однако, и теперь знают, что идея обороны отложена и русская армия будет активной.
Русская полевая артиллерия снабжена прекрасными орудиями, не только не уступающими образцовым французским и немецким орудиям, но во многих отношениях их превосходящими. Осадная артиллерия сорганизована иначе, чем прежде, и имеется при каждой крупной боевой единице. Уроки прошлого не прошли даром. В будущих боях русской артиллерии никогда не придется жаловаться на недостаток снарядов. Артиллерия снабжена и большим комплектом, и обеспечена правильно организованным подвозом снарядов. Техника военного инженерного дела за последнее время сильно развилась, и кто же не знает, что военно-автомобильная часть поставлена в России весьма высоко. Военный телеграф стал достоянием всех родов оружия. У самой маленькой части есть телефонная связь. Русская армия в изобилии снабжена прожекторами. Офицеры и солдаты показали себя мастерами в железнодорожном деле и могут обойтись без обычного железнодорожного персонала. Не забыто и воздухоплавание. В русской армии, как и в большинстве европейских, наибольшее значение придается аэропланам… Тип аэропланов еще окончательно не решен, но кто же не знает о великолепных результатах аппаратов Сикорского, этих воздушных дредноутов русской армии! Это именно дредноуты, а не маленькие разведчики.
Русская армия – мы имеем право на это надеяться – явится, если бы обстоятельства к этому привели, не только громадной, но и хорошо обученной, хорошо вооруженной, снабженной всем, что дала новая техника военного дела. Русская армия, бывшая всегда победоносной, воевавшая обыкновенно на чужой территории, совершенно забудет понятие „оборона“, которое так упорно прививали ей в течение предпоследнего периода нашей государственной жизни. Русская армия… является первой в мире и по количественному составу кавалерии, и с пополненной материальной частью. …Россия в полном единении со своим верховным вождем хочет мира, но она готова…»
Эту статью часто вспоминали после начала войны, когда в армии начались серьезные проблемы, и прежде всего то, что стали называть снарядным голодом… В обществе не без оснований связывали эти проблемы с именем военного министра Сухомлинова.
О «снарядном голоде» с болью рассказал в своих мемуарах Деникин: «Эта весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти. Тяжелые кровопролитные бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии… Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой… штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти уничтожены одним огнем… И когда после трехдневного молчания нашей шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с облегчением».
В июне 1915 года Сухомлинов был снят с должности военного министра. Вскоре было начато расследование его деятельности. В 1916 году были обнаружены счета на имя Сухомлинова на сотни тысяч рублей в разных банках. Объяснить происхождение средств генерал не смог. Похоже, со словами «Если министр не ворует денег – это еще не достижение» Коковцов поторопился.
Сухомлинов был заключен под стражу в Петропавловскую крепость. Расследование его дела шло долго и обстоятельно. Прогремела Февральская революция, власть в России поменялась, но Сухомлинов продолжал оставаться для общества врагом… Процесс по его делу начался только в сентябре 1917 года. Кроме всего прочего, бывшему военному министру инкриминировали работу на разведку Германии. По этому пункту возникали обоснованные сомнения, но по прочим эпизодам Сухомлинова приговорили к бессрочной каторге…
Однако власть вскоре снова поменялась, поменялось и отношение к Сухомлинову, как к «жертве царского режима». Ему смягчили тюремные условия, а в честь праздника 1 мая 1918 года бывший военный министр попал под амнистию, как пожилой, достигший 70-летия человек. Это позволило ему выйти на свободу, уехать в эмиграцию и написать там мемуары о своей жизни и скандальном судебном процессе. Бывший военный министр стоял на своем: ни в чем не виноват, оклеветан врагами… Но для полноты исторической картины всегда интересно ознакомиться с мнением всех сторон спорного дела, в том числе и воспоминания Сухомлинова содержат немало занимательного.
Воспоминания военного министра
Часть первая
Детство и юность. Начало военной службы
Глава I
Начало пути
Родился я 4 (16) августа 1848 года в городе Тельши Ковенской губернии, вблизи прусской границы. Отец мой происходил из украинской фамилии Сухомлин, которая при переселении в Симбирскую губернию в восемнадцатом столетии превратилась в Сухомлиновых. Отец начал свою службу в лейб-пехотном Бородинском полку, но затем перешел на гражданскую службу и стал начальником уезда. В Тельшах он женился на дочери переселившегося в Литву белорусского дворянина Лунского и жил там со своими тремя детьми (из которых я был старший) сносно, беззаботно и миролюбиво среди русских офицеров, немецких и польских дворян, литовских крестьян и евреев.
Позже, в 1860 году, отец был начальником Белостокского уезда.
В десятилетнем возрасте мне посчастливилось совершить большое путешествие: в 1858 году я сопровождал мою матушку в путешествии за границу, в Германию, где ей должны были оказать медицинскую помощь.
Из Берлина отправились мы в Эмс[1 - Бад-Эмс, курортный город в Германии.], а оттуда на несколько месяцев на Женевское озеро. Эта поездка глубоко врезалась в мою память: в Берлине я любовался прекрасными лошадьми, каких до того еще не видел; солдатами с их марсиальной[2 - Марсиальная – военная; от имени Марса, античного бога войны.] выправкой; на Женевском озере – грандиозными горами, зеленовато-голубой водой и такими художественными строениями, как Шильонский замок. Он даже воодушевил меня на рискованную попытку зарисовать эту чудную картину.
После возвращения из-за границы меня и брата стали готовить к поступлению в кадетский корпус. В 1861 году мы оба прибыли в Вильно и были приняты в Александровский кадетский корпус. Зиму кадеты проводили в большом каменном здании в предместье Антоколь. Классные помещения, тронный зал и церковь находились в деревянных пристройках. На лето корпус переходил в лагерь, устроенный на живописном берегу реки Вилии, в нескольких верстах от города.
Нам хотелось устроить любительский спектакль. Это желание удалось осуществить, и мы пригласили на представление наших родственников и знакомых. В одном из актов пьесы «Бедность не порок» на мою долю выпала роль девицы, и бывшему на спектакле генерал-губернатору Назимову я был представлен в модном тогда кринолине.
Половина воспитанников были католики, но мы жили с ними вполне миролюбиво. В общем, содержали нас хорошо, кормили с избытком, хотя нередко легкий, но сытный завтрак состоял из куска черного хлеба, который в громадных корзинах приносили нам в комнаты.
При такой спартанской пище неудивительно, что многие из нас были настоящими лакомками, гонявшимися за лучшими кусками, в особенности те, которые свой хлеб отдавали голодным товарищам в обмен на предстоявшую раздачу конфет.
Из-за этого всегда возникало беспокойство, когда в известные праздничные дни полагавшиеся пакетики со сладостями запаздывали или вовсе не появлялись. В один из таких праздников мы тщетно ожидали за столом эти полагавшиеся пакетики. Когда тем не менее подан был сигнал «вставать на молитву», никто из нас не поднялся, молитва пропета не была и ни один из кадет столовую не покинул.
Когда озадаченный дежурный офицер попытался проявить энергию, его забросали хлебными корками. Все ревели: «Конфет!» Вызванный в столовую командир батальона Ольдерогге не мог восстановить порядка, его постигла та же участь, что и дежурного. Лишь с появлением директора Баумгартена, который пользовался у нас большим уважением, все успокоились.
Дело это не имело никаких дальнейших последствий; такой благожелательный человек, как наш директор, отнес его к глупой юношеской проделке, а не воинскому преступлению. Мы вышли на этот раз сухими из воды.
Хуже для нас разрешилось дело в другом случае. Понять его можно, только приняв во внимание нервное состояние, господствовавшее в 1863 году не только в Вильно. В Польше вспыхнуло восстание, а в Литве – лишь беспорядки. Для их подавления в Вильно были присланы гвардейские части. Несколько рот лейб-гвардии Финляндского полка были помещены в наших корпусных зданиях.
Однажды, в свободное от занятий время, когда кадеты играли или просто гуляли на воздухе, появился командир полка генерал Ганецкий – маленький человек, восседавший на необычайно большом коне. Несколько кадет, увлеченных игрой, не заметили его и не приветствовали генерала.
Вообразив, что это был умышленный афронт со стороны кадет, генерал потерял самообладание и разразился руганью, к которой мы не привыкли и которая возбудила в нас смех, да и сама фигура начальника представлялась нам в высокой степени комичной. В то время как генерал неистовствовал на дворе, то наезжая на одиночных кадет, то осаживая коня, во всех окнах корпусного здания вследствие поднявшегося шума показались кадеты и устроили невероятный вой. Смущенный донельзя генерал круто повернул коня и поскакал к генерал-губернатору. Последний не замедлил явиться лично и учинить нам разнос…
Мальчишество изображено было мятежом, и в таком смысле об этом было донесено в Петербург. Через несколько дней нам пришлось выступать на вокзал под конвоем казаков для рассылки по другим кадетским корпусам. Таким образом Виленский корпус был расформирован.
* * *
В 1866 году, согласно моему желанию, я был переведен в Николаевское кавалерийское училище.
Уже одно наименование этого заведения указывает на то, что в нем преобладало кавалерийское образование. Оно не было настолько односторонним, чтобы препятствовать развитию кругозора юнкера для усовершенствования знаний в различных областях. Это военно-учебное заведение дало русской армии немало деятельных генералов, а лично для меня – нескольких выдающихся сотрудников из различных областей деятельности. Большинство же, конечно, осталось в рядах конницы.
Глава II
Мое военное образование
Наконец я действительно корнет! После восьми лет обучения в закрытых учебных заведениях, постоянного надзора и постоянной опеки я стал сам себе господин! Только тот, кто сам переживал внезапный скачок из военных учеников в офицеры, может понять те чувства, которые меня обуревали, когда я в 1867 году, в возрасте едва лишь девятнадцати лет, в роли корнета лейб-гвардии уланского его величества полка, очутился в Варшаве. Описать мое настроение того времени я не в силах. Голова кружилась! Все казалось мне в розовом свете. Вследствие привычки жить все время по установленному расписанию я на первых порах не знал, как распорядиться своим временем.
Нас было всего десять корнетов, прибывших в полк одновременно: восемь из Николаевского кавалерийского училища и двое из Пажеского корпуса. В офицерском составе полка мы застали очень много немецких фамилий: трех баронов Оффенбергов, барона Притвица, Сюнерберга, Берга, Дерфельдена, Бадера, Багговута, Фейхтнера, Авенариуса и других. Один из немногих православных, который был истинно русским, и тот имел несчастие носить фамилию Штуцер. Этот Штуцер, как ни странно, кроме русского, никакого другого языка не знал.
Владимир Александрович Сухомлинов
Генерал В.Л. Сухомлинов – одна из самых противоречивых фигур в истории России. Боевой офицер, участник Русско-турецкой войны, ближайший помощник знаменитого военного теоретика генерала М.И. Драгом и рова, Сухомлинов сделал блестящую военную карьеру. В начале XX века В.Л. Сухомлинов – командующий Киевским военным округом, в 1908 году он возглавляет Генштаб, а вскоре, в 1909 году, занимает пост военного министра.
Но при этом трудно было не заметить, что Сухомлинова отличало определенное легкомыслие. Генерал Брусилов так отзывался о Сухомлинове: «…считаю его человеком, несомненно, умным, быстро соображающим и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным успехом своих действий и распоряжений». Эти черты военного министра привели к печальному положению дел в русской армии в период Первой мировой войны.
Сухомлинов был в 1915 году снят с должности и оказался под следствием… Правда, тянулось оно долго, приговор генералу вынесли уже при Временном правительстве, а под амнистию осужденный Сухомлинов попал при большевиках, весной 1918 г. Как ни странно, Октябрьская революция помогла ему не только сохранить жизнь, но и выйти на свободу и отправиться в эмиграцию, хотя большинство его сослуживцев сложили головы в огне революции и Гражданской войны. Впрочем, бывший военный министр Сухомлинов не признавал себя виновным никогда и ни в чем и утверждал, что был лишь оклеветан врагами…
Владимир Александрович Сухомлинов
Воспоминания военного министра
От издательства
Генерал В.А. Сухомлинов – одна из самых противоречивых фигур в истории России. Боевой офицер, участник Русско-турецкой войны, награжденный за храбрость орденом Святого Георгия и золотым оружием, ближайший помощник знаменитого военного теоретика генерала М.И. Драгомирова, Сухомлинов сделал блестящую военную карьеру. В начале XX века В.А. Сухомлинов – командующий Киевским военным округом, в 1908 году он возглавляет Генштаб, а вскоре, в 1909 году, занимает пост военного министра.
При этом трудно было не заметить, что Сухомлинова отличало определенное легкомыслие. Это проявлялось и в личной жизни (будучи вдовцом, генерал отбил чужую жену, причем обстоятельства ее развода с мужем были столь скандальны, что многих шокировали), и в служебных делах, что оказалось гораздо опаснее для армии.
Генерал Брусилов так отзывался о Сухомлинове: «…считаю его человеком, несомненно, умным, быстро соображающим и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным успехом своих действий и распоряжений. Будучи человеком очень ловким, он, чуждый придворной среде, изворачивался, чтобы удержаться, и лавировал для сохранения собственного благополучия».
Строго оценивал военного министра и французский посол М. Палеолог: «Шестьдесят шесть лет от роду; под башмаком у довольно красивой жены, которая на тридцать два года моложе его; умный, ловкий, хитрый; рабски почтительный перед императором; друг Распутина; окруженный негодяями, которые служат ему посредниками для его интриг и уловок; утративший привычку к работе и сберегающий все свои силы для супружеских утех».
Но, по мнению самого Сухомлинова, он никогда и ни в чем не был виноват и даже не ошибался. Просто злые люди плели интриги и оговаривали генерала, чтобы выдвинуться самим. Особенно показателен в этом отношении конфликт военного министра и министра финансов (с 1911 года также и премьер-министра) В.Н. Коковцова. Предпринимая все возможное, чтобы не допустить финансового кризиса в России, ослабленной тяжелой Русско-японской войной и революционными событиями 1905—1907 годов, Коковцов все же с большим трудом выкраивал средства для модернизации армии. Но деньги исчезали в недрах Военного министерства, как в черной дыре, Сухомлинов забывал о выделенных кредитах и требовал все новых и новых, утверждая, что Коковцов денег армии не дает и хочет добиться ее развала…
Из сумм, ассигнованных военному ведомству на закупку вооружения, до 40% оказывались неизрасходованными. «Если министр не ворует денег – это еще не достижение, – говорил Коковцов накануне войны. – Потратить их вовремя и с умом – вот искусство».
Увы, обаятельному интригану Сухомлинову удалось добиться отставки своего врага Коковцова в начале 1914 года… А хороший, опытный финансист в годы тяжелых испытаний стране был бы очень нужен.
Незадолго до начала Первой мировой войны, 27 февраля 1914 года, в газете «Биржевые ведомости» появилась статья с громким названием «Россия хочет мира, но готова к войне». Автор сохранил анонимность. Но, как это обычно бывает, всем сразу стало известно, что автор публикации – военный министр Сухомлинов. Статья была проникнута шапкозакидательскими настроениями.
«…Россия, по воле своего верховного вождя поднявшая боевую мощь армии, не думает о войне, но готова ко всяким случайностям. С гордостью мы можем сказать, что для России прошли времена угроз извне. России не страшны никакие окрики. Русское общественное мнение, с благоразумным спокойствием отнесшееся к поднятому за последние дни за границей воинственному шуму, было право: у нас нет причин волноваться. Россия готова! …Всем известно, что на случай войны наш план носил обыкновенно оборонительный характер. За границей, однако, и теперь знают, что идея обороны отложена и русская армия будет активной.
Русская полевая артиллерия снабжена прекрасными орудиями, не только не уступающими образцовым французским и немецким орудиям, но во многих отношениях их превосходящими. Осадная артиллерия сорганизована иначе, чем прежде, и имеется при каждой крупной боевой единице. Уроки прошлого не прошли даром. В будущих боях русской артиллерии никогда не придется жаловаться на недостаток снарядов. Артиллерия снабжена и большим комплектом, и обеспечена правильно организованным подвозом снарядов. Техника военного инженерного дела за последнее время сильно развилась, и кто же не знает, что военно-автомобильная часть поставлена в России весьма высоко. Военный телеграф стал достоянием всех родов оружия. У самой маленькой части есть телефонная связь. Русская армия в изобилии снабжена прожекторами. Офицеры и солдаты показали себя мастерами в железнодорожном деле и могут обойтись без обычного железнодорожного персонала. Не забыто и воздухоплавание. В русской армии, как и в большинстве европейских, наибольшее значение придается аэропланам… Тип аэропланов еще окончательно не решен, но кто же не знает о великолепных результатах аппаратов Сикорского, этих воздушных дредноутов русской армии! Это именно дредноуты, а не маленькие разведчики.
Русская армия – мы имеем право на это надеяться – явится, если бы обстоятельства к этому привели, не только громадной, но и хорошо обученной, хорошо вооруженной, снабженной всем, что дала новая техника военного дела. Русская армия, бывшая всегда победоносной, воевавшая обыкновенно на чужой территории, совершенно забудет понятие „оборона“, которое так упорно прививали ей в течение предпоследнего периода нашей государственной жизни. Русская армия… является первой в мире и по количественному составу кавалерии, и с пополненной материальной частью. …Россия в полном единении со своим верховным вождем хочет мира, но она готова…»
Эту статью часто вспоминали после начала войны, когда в армии начались серьезные проблемы, и прежде всего то, что стали называть снарядным голодом… В обществе не без оснований связывали эти проблемы с именем военного министра Сухомлинова.
О «снарядном голоде» с болью рассказал в своих мемуарах Деникин: «Эта весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти. Тяжелые кровопролитные бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии… Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой… штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти уничтожены одним огнем… И когда после трехдневного молчания нашей шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с облегчением».
В июне 1915 года Сухомлинов был снят с должности военного министра. Вскоре было начато расследование его деятельности. В 1916 году были обнаружены счета на имя Сухомлинова на сотни тысяч рублей в разных банках. Объяснить происхождение средств генерал не смог. Похоже, со словами «Если министр не ворует денег – это еще не достижение» Коковцов поторопился.
Сухомлинов был заключен под стражу в Петропавловскую крепость. Расследование его дела шло долго и обстоятельно. Прогремела Февральская революция, власть в России поменялась, но Сухомлинов продолжал оставаться для общества врагом… Процесс по его делу начался только в сентябре 1917 года. Кроме всего прочего, бывшему военному министру инкриминировали работу на разведку Германии. По этому пункту возникали обоснованные сомнения, но по прочим эпизодам Сухомлинова приговорили к бессрочной каторге…
Однако власть вскоре снова поменялась, поменялось и отношение к Сухомлинову, как к «жертве царского режима». Ему смягчили тюремные условия, а в честь праздника 1 мая 1918 года бывший военный министр попал под амнистию, как пожилой, достигший 70-летия человек. Это позволило ему выйти на свободу, уехать в эмиграцию и написать там мемуары о своей жизни и скандальном судебном процессе. Бывший военный министр стоял на своем: ни в чем не виноват, оклеветан врагами… Но для полноты исторической картины всегда интересно ознакомиться с мнением всех сторон спорного дела, в том числе и воспоминания Сухомлинова содержат немало занимательного.
Воспоминания военного министра
Часть первая
Детство и юность. Начало военной службы
Глава I
Начало пути
Родился я 4 (16) августа 1848 года в городе Тельши Ковенской губернии, вблизи прусской границы. Отец мой происходил из украинской фамилии Сухомлин, которая при переселении в Симбирскую губернию в восемнадцатом столетии превратилась в Сухомлиновых. Отец начал свою службу в лейб-пехотном Бородинском полку, но затем перешел на гражданскую службу и стал начальником уезда. В Тельшах он женился на дочери переселившегося в Литву белорусского дворянина Лунского и жил там со своими тремя детьми (из которых я был старший) сносно, беззаботно и миролюбиво среди русских офицеров, немецких и польских дворян, литовских крестьян и евреев.
Позже, в 1860 году, отец был начальником Белостокского уезда.
В десятилетнем возрасте мне посчастливилось совершить большое путешествие: в 1858 году я сопровождал мою матушку в путешествии за границу, в Германию, где ей должны были оказать медицинскую помощь.
Из Берлина отправились мы в Эмс[1 - Бад-Эмс, курортный город в Германии.], а оттуда на несколько месяцев на Женевское озеро. Эта поездка глубоко врезалась в мою память: в Берлине я любовался прекрасными лошадьми, каких до того еще не видел; солдатами с их марсиальной[2 - Марсиальная – военная; от имени Марса, античного бога войны.] выправкой; на Женевском озере – грандиозными горами, зеленовато-голубой водой и такими художественными строениями, как Шильонский замок. Он даже воодушевил меня на рискованную попытку зарисовать эту чудную картину.
После возвращения из-за границы меня и брата стали готовить к поступлению в кадетский корпус. В 1861 году мы оба прибыли в Вильно и были приняты в Александровский кадетский корпус. Зиму кадеты проводили в большом каменном здании в предместье Антоколь. Классные помещения, тронный зал и церковь находились в деревянных пристройках. На лето корпус переходил в лагерь, устроенный на живописном берегу реки Вилии, в нескольких верстах от города.
Нам хотелось устроить любительский спектакль. Это желание удалось осуществить, и мы пригласили на представление наших родственников и знакомых. В одном из актов пьесы «Бедность не порок» на мою долю выпала роль девицы, и бывшему на спектакле генерал-губернатору Назимову я был представлен в модном тогда кринолине.
Половина воспитанников были католики, но мы жили с ними вполне миролюбиво. В общем, содержали нас хорошо, кормили с избытком, хотя нередко легкий, но сытный завтрак состоял из куска черного хлеба, который в громадных корзинах приносили нам в комнаты.
При такой спартанской пище неудивительно, что многие из нас были настоящими лакомками, гонявшимися за лучшими кусками, в особенности те, которые свой хлеб отдавали голодным товарищам в обмен на предстоявшую раздачу конфет.
Из-за этого всегда возникало беспокойство, когда в известные праздничные дни полагавшиеся пакетики со сладостями запаздывали или вовсе не появлялись. В один из таких праздников мы тщетно ожидали за столом эти полагавшиеся пакетики. Когда тем не менее подан был сигнал «вставать на молитву», никто из нас не поднялся, молитва пропета не была и ни один из кадет столовую не покинул.
Когда озадаченный дежурный офицер попытался проявить энергию, его забросали хлебными корками. Все ревели: «Конфет!» Вызванный в столовую командир батальона Ольдерогге не мог восстановить порядка, его постигла та же участь, что и дежурного. Лишь с появлением директора Баумгартена, который пользовался у нас большим уважением, все успокоились.
Дело это не имело никаких дальнейших последствий; такой благожелательный человек, как наш директор, отнес его к глупой юношеской проделке, а не воинскому преступлению. Мы вышли на этот раз сухими из воды.
Хуже для нас разрешилось дело в другом случае. Понять его можно, только приняв во внимание нервное состояние, господствовавшее в 1863 году не только в Вильно. В Польше вспыхнуло восстание, а в Литве – лишь беспорядки. Для их подавления в Вильно были присланы гвардейские части. Несколько рот лейб-гвардии Финляндского полка были помещены в наших корпусных зданиях.
Однажды, в свободное от занятий время, когда кадеты играли или просто гуляли на воздухе, появился командир полка генерал Ганецкий – маленький человек, восседавший на необычайно большом коне. Несколько кадет, увлеченных игрой, не заметили его и не приветствовали генерала.
Вообразив, что это был умышленный афронт со стороны кадет, генерал потерял самообладание и разразился руганью, к которой мы не привыкли и которая возбудила в нас смех, да и сама фигура начальника представлялась нам в высокой степени комичной. В то время как генерал неистовствовал на дворе, то наезжая на одиночных кадет, то осаживая коня, во всех окнах корпусного здания вследствие поднявшегося шума показались кадеты и устроили невероятный вой. Смущенный донельзя генерал круто повернул коня и поскакал к генерал-губернатору. Последний не замедлил явиться лично и учинить нам разнос…
Мальчишество изображено было мятежом, и в таком смысле об этом было донесено в Петербург. Через несколько дней нам пришлось выступать на вокзал под конвоем казаков для рассылки по другим кадетским корпусам. Таким образом Виленский корпус был расформирован.
* * *
В 1866 году, согласно моему желанию, я был переведен в Николаевское кавалерийское училище.
Уже одно наименование этого заведения указывает на то, что в нем преобладало кавалерийское образование. Оно не было настолько односторонним, чтобы препятствовать развитию кругозора юнкера для усовершенствования знаний в различных областях. Это военно-учебное заведение дало русской армии немало деятельных генералов, а лично для меня – нескольких выдающихся сотрудников из различных областей деятельности. Большинство же, конечно, осталось в рядах конницы.
Глава II
Мое военное образование
Наконец я действительно корнет! После восьми лет обучения в закрытых учебных заведениях, постоянного надзора и постоянной опеки я стал сам себе господин! Только тот, кто сам переживал внезапный скачок из военных учеников в офицеры, может понять те чувства, которые меня обуревали, когда я в 1867 году, в возрасте едва лишь девятнадцати лет, в роли корнета лейб-гвардии уланского его величества полка, очутился в Варшаве. Описать мое настроение того времени я не в силах. Голова кружилась! Все казалось мне в розовом свете. Вследствие привычки жить все время по установленному расписанию я на первых порах не знал, как распорядиться своим временем.
Нас было всего десять корнетов, прибывших в полк одновременно: восемь из Николаевского кавалерийского училища и двое из Пажеского корпуса. В офицерском составе полка мы застали очень много немецких фамилий: трех баронов Оффенбергов, барона Притвица, Сюнерберга, Берга, Дерфельдена, Бадера, Багговута, Фейхтнера, Авенариуса и других. Один из немногих православных, который был истинно русским, и тот имел несчастие носить фамилию Штуцер. Этот Штуцер, как ни странно, кроме русского, никакого другого языка не знал.
Другие аудиокниги автора Владимир Александрович Сухомлинов
Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее