Фаетон. Книга 7. Эдем

– Анюта, я ничего не помню. Поверь мне. Я не помню, как пила водку. Я даже не помню, как и с кем? – всхлипывая, глотая слова, оправдывалась Собинова, как провинившаяся школьница перед классным руководителем. Шмыгая носом, Анна утирала слезы дрожащими сжатыми в кулаки руками. За спиной Ани неожиданно появился Дима. Он смотрел на Анну широко- открытыми глазами, – Тете Анне плохо?

Аня взяла сына за руку, – Идем, идем, сыночка. Ты, почему не снял теплый комбинезон? – Озадачила она Диму и увела в его комнату. Это дало немного времени обдумать ситуацию и что- то решить с незадачливой подругой, вернее с ее пагубной привычкой. Аня твердо решила поговорить и поговорить с ней серьезно о пьянстве и постараться раз и навсегда положить этому конец. Но это, же только ее, может быть очень наивное и неуверенное желание помочь подруге, а захочется Собиновой, это еще вопрос? В конечном итоге зависит только от самой Анны. И только тогда, когда она поймет свое никчемное существование и начнет бороться с этой привычкой и только так можно побороть этот недуг. Раздев сына, Аня вышла к Анне на кухню.

– А вот и ты? – встретила ее Собинова. Она по-прежнему сидела за столом, допивая кофе.

– Я хотела с тобой поговорить. – сходу взялась за дело Аня.

– О чем нам подруга говорить?

– О тебе.

– Вот еще. Опять начинаются воспитательные меры. Ты мне, что, мой Леня, что будешь воспитывать, а? – по ее побелевшему от злости лицу пошли красные пятная. Это не сулило ничего хорошего для Ани. Слова ее отлетали от несчастной Анны, как горох от стенки и только вызывали в ней необоснованную злость.

Аня впервые в жизни разозлилась на нее, – Ты что, хочешь ходить по улицам, как воскресший зомби? Тебя, что ничего не интересует, кроме этой убийственной выпивки?

– Ой, не напоминай мне о водке, меня и так тошнит? Да мне сейчас и жить то не хочется, пойми ты?

Аня в своем порыве помощи наткнулась на непробиваемую броню, обернутую вокруг Собиновой, и не дающую достучатся до ее больного состояния. И ничто не могло сдвинуть, разрушить этот кокон, ставший препятствием между ними.

– Я сейчас уйду? – бубнила Анна, – Чтобы не мешать вам с Димой.

Слезы катились по ее щекам. Ане до глубины души было ее жаль. Но она твердо решила ее не удерживать, – Иди. – Неожиданно сказала она. – Я тебя не держу.

Анна вскочила со своего стула и бросилась, рыдая, в спальню, где висела на стуле выстиранная Аней ее одежда. Послышалась возня в комнате. Через некоторое время она вышла одетая в коридор. Стала нервно искать свое пальто на вешалке, среди висевшей верхней одежды.

– Ну, где же оно?

Аня наблюдала издали за ее возней, – Я его постирала. Оно в ванной на змеевике сушится. – Ответила Аня. Анна опустилась на коридорный телефонный столик. Ане стало, снова жаль подругу, – Да и куда ты пойдешь? – вдруг, дрогнувшим голосом, сжалилась Кразимова.

– Что верно, то верно. – Ответила Анна. Она медленно поднялась со столика, намереваясь спрятать на кухне брызнувшие из глаз слезы в два ручья. Вставая, она непроизвольно сбросила на пол письмо, на котором успела посидеть, – Ой, что это? – она машинально подняла с пола конверт.

– Это мне. – ответила Аня. Сунув конверт в руку Кразимовой, она убежала на кухню. Вскоре оттуда стали доноситься ее рыдания. Аня, повертев в руках конверт, решила отвлечь подругу от нервного срыва. И письмо оказалось, весьма, кстати. Она с конвертом вернулась на кухню к рыдающей подруге: – Ну, не плачь. Давай, лучше, это письмо почитаем. Наверняка, от какой-то секты из-за границы с предложением вступить. И наверняка, какие-нибудь любители погреть руки на доверчивых гражданах.

Анна перестала всхлипывать. Вытерла слезы. Сказала: – Ох, Анюта, я, может быть, и пить-то начала из-за этого.

– Да знаем, знаем.

– Ты помнишь, когда это началось с судебными разбирательствами генерала Гаринова?

– Конечно, помню.

– Вот тогда и с работы поперли. А потом эти бесконечные обыски и засады у нас на квартирах. Я тогда и не выдержала. В секте было поначалу приятно и спокойно. Я снова обрела семью таких же обездоленных, как и сама.

– Да, да, конечно. – Поддакивая Анне, Кразимова видела, что она успокоилась, и можно было вести разговор в спокойном русле.

– Ведь тогда исчезли они все внезапно. А нас стали таскать, выяснять не спрятали мы их. Столько нервов истрепали нам? – сетовала Анна, вздыхая на грани разрыдаться вновь.

– Ну и ты решила вступить в секту. Продала квартиру, отдала деньги так называемому учителю и…

– И оказалась на улице.

– Но ты, наверное, забыла, что у тебя была и есть я? – гордо заметила Аня. Собинова с грустью посмотрела на подругу и тихим голосом промолвила: – Тогда вот я и начала лечится водкой.

Чтобы как-то сменить тему разговора, Аня указала на письмо и заявила, – Честно, хотела выбросить в мусоросборник, но уж когда тут такие страсти с тобой происходят, давай, почитаем, что там. Выбросить всегда можно, вместе посмеемся над этими ловцами человеческих душ.

– Письмо это не имеет сейчас никакого значения для меня. Но, все же давай вскрывай Анюта, посмотрим, что там?

Аня достала из кухонного шкафа столовый нож и, проткнув им, конверт, вскрыла его. Внутри оказались аккуратно упакованными в еще один конверт поменьше цветные фотографии, и был приложен исписанный листок ровным каллиграфическим почерком. Аня вынула этот листок, сказала: – Почерком таким писала Эльза Эдуардовна. Ба! Да это же от нее письмо?

– Ты, что, серьезно?! – вскрикнула от неожиданности и в крайнем удивлении Собинова.

– Да посмотри, вот в конце ее подпись.

– Что же ты медлишь? Читай скорее?

Аня стала читать письмо, время, от времени отрывая глаза от чтения в крайнем удивлении, комментируя прочитанное, – Как же так? Ведь Вилла была основана нацистским преступником еще в тысяча девятьсот шестьдесят первом году? И там, вдруг, оказывается генерал и Эльза Эдуардовна?

– Мне, когда- то, мой Петя рассказывал, что нацисты в конце войны очень продвинулись в разработках летающих тарелок. И, что им помогала в этом какая- то внеземная цивилизация.

– Ты, наверное, не в себе, подруга?

Собинова, не обращая внимания на замечание Ани, продолжала, – Эта самая инопланетная цивилизация и упрятала наших родственников там на этой Вилле. Вот, что я думаю?

– Во всяком случае генерал Гаринов не мог по своей воле оказаться в этом гнезде? – многозначительно заключила Аня.

– Да читай же, что там об этом тетушка Эльза пишет? – нетерпению Собиновой пришел конец. Но Аня не могла поверить в то, что читала и разразилась новой тирадой:

– Насколько я знаю генерала, он бы ни за что и никогда, и даже ни при каких обстоятельствах не согласился бы прятаться, как пугливый заяц, там, в логове- убежище, основанном бывшими преступниками.

– А я верю в то, что так сложились обстоятельства и их туда отвезли против их воли? – твердо заявила Собинова. – Да читай же, наконец. Может, там найдем ответ на многие вопросы. Узнаем хоть что ни будь о наших мужьях?

Аня продолжала читать дальше. И ответ нашелся. Эльза Эдуардовна писала, -"…нас постоянно терроризировали, брали на испуг. Говорили, что уничтожат безоговорочно, пока, однажды меня с Алексеем погрузили в аппарат, похожий на наш, но со значительными отличиями внутри салона. Нас выпустили здесь, указали дом, в котором мы должны будем жить. И вот спустя годы, только недавно, буквально на днях я узнаю, где мы и куда нас упрятали. Да здесь очень удобно и на жизнь с Алексеем мы не жалуемся. Но постоянно чувство тревоги не покидает меня, чувство изоляции от внешнего мира тяготит и угнетает. Местные жители не разговаривают с нами и стараются не попадаться нам на глаза. Обслуживающий персонал говорит только на латиноамериканском языке непонятном мне. Но я выучила этот язык и завела дружбу с горничной. Вот она- то и переправила это письмо, которое, я надеюсь, попадет к Вам. У меня есть для тебя Аня сюрприз. Спустя три с небольшим года, ты еще сможешь потребовать письмо на главпочтамте в Москве до востребования отосланное мной с легкой руки Алексея на твое имя. Если ничего не получится, возьми паспорт и сходи еще раз в администрацию. Тебе его должны будут выдать. Там ты найдешь указание на то, что тебе есть значительная сумма денег в долларах США и что эта сумма спрятана в надежном месте, где, ты узнаешь из письма. Вам с Димочкой хватит на всю оставшуюся жизнь. Это Алексей попросил спрятать эти деньги со своих счетов. Как ему это удалось, лучше не спрашивай. Но все же ему это удалось перед нашим бегством в Антарктиду. Ну, вот, пожалуй, и все. Будь счастлива. Нас не ищи, это бесполезно. Если только хоть что- то изменится в нашей судьбе в лучшую сторону, то мы тебя разыщем сами. Ваша Эльза Эдуардовна, наш маленький Димочка и Алексей Алексеевич".

Собинова в это время рассматривала фотографии, изображавшие счастливое семейство Гаринова с Эльзой Эдуардовной на фоне горного пейзажа Виллы Бавария в Чили.

– Почему ни слова нет о моем Пете и о Лене? – Уныло спросила Анна.

– Ты, что, не поняла, что их сразу же изолировали друг от друга. Тетушка Эльза даже не знает, живы ли наши мужья? – в сердцах, с набежавшими на глаза слезами, отвечала ей Аня.

– Вот что, подруга, тебе надо сходить за письмом на главпочтамт.

– Ты хочешь, чтобы снова прицепились ко мне с вопросами?

– Ты что, Анюта, дура? Прошло три, почти три с половиной года, кому в голову придет следить за бедной вдовой?

– Я не вдова! – вдруг вскрикнула Аня. – Не смей меня так, слышишь, не смей меня так называть больше никогда! Ты поняла?

– Да! Поняла. – Глухо ответила Собинова.