La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Я вот что подумал, – сказал Стальский, когда Марта вырулила на мост через реку. – Эти ребята складывают слова в предложения не хуже нас с тобой, а ведь они почти на десять лет моложе.

– Мда… – подтвердил я.

– Они ведь, можно сказать, из другого поколения, – продолжил рассуждение Глеб.

– Мда… – снова согласился я.

Стальский покачал головой и с усмешкой сказал:

– Они ведь даже не понимают смысл текста песни Шевчука «Просвистела и упала на столе…»! Ха!

– Я тоже не понимаю, – признался я.

– Я вообще-то тоже никогда не понимала, – присоединилась к разговору Стальская.

– Да-да, я тоже, но им-то ни в жизнь не понять! Может они даже не слышали никогда этих слов! – наигранно изумлённым тоном проговорил Глеб.

– Уж слышать-то слышали, просто не в одном предложении, – уверенно заключил я.

– Вы поняли, короче, о чём речь, – подытожил Глеб.

Стальский принял блаженный вид, сделал глубокий вдох и посмотрел в небо, насколько это возможно из окна машины. Я знал к чему это и был готов выслушать очередное мудрое умозаключение Глеба. Признаюсь: мне нравились эти моменты, когда на Стальского находило желание излить свою мудрость. Во-первых, это познавательно, во-вторых – остроумно, в-третьих – редко случается. Хотя, конечно, не редко. Глеб начал:

– Аронов, знаешь ли ты, что все люди делятся на две категории. Нет, это не демократы и республиканцы, не владельцы кнопочных и сенсорных телефонов, нет-нет-нет. Это даже не мужчины и женщины. Знаешь, что это за две категории? – Глеб кинул на меня мимолётный серьёзный взгляд, во время которого я успел с заинтересованной улыбкой на губах, отрицательно покачать головой. – Люди, господин Аронов, делятся на две категории: на тех, кто любит женщин, и на тех, кто не любит женщин. И если ваш организм, господин Аронов, не переваривает лактозу – это не зависит от ваших убеждений. Тут так же: глупо подводить идеологию под «физику».

Я готов был зааплодировать. Я с восхищением сказал:

– Браво, Стальский!.. Я в очередной раз безмерно счастлив, что я твой современник.

Стальский не посмотрел на меня; он расслабленно сидел на переднем пассажирском сиденье и держался молодцом. Если бы мне хотелось продолжать беседу, то я сказал бы что-то вроде: «Утверждать, что сексуальная ориентация зависит от воспитания, – всё равно, что говорить, что цвет глаз зависит от воспитания»… Или вот: «Чем больше геев, тем меньше конкурентов у натуралов»… Но это всё настолько очевидно, что и говорить об этом не стоит. Вдруг Стальский спросил:

– Что ты в основном чувствуешь к своему полу?

– Отвращение, – ответил я, немного подумав.

– То есть, я тебе отвратителен?

– Да-а-а, – высоким голосом сказал я.

– Фу, слава Богу!..

Мы посмеялись. Потом Глеб, обращаясь к сестре, сказал:

– Вот так-то, сестрёнка, до сегодняшнего дня у нас с тобой был только шабесгОй-Аронов, а сейчас ещё появился шабесгЕй-Эмиль.

– Т-с-с-с-с!.. – показав кончик языка, посмеялась Стальская.

У меня немного закружилась голова, и я решил отвлечься от реальности музыкой. Засунул в уши наушники и нажал «Play». Вася В. говорил слова правды:

«Подними меня. Обними меня.

Мне так трудно было дожить до этого дня…»

«Запомните: достигаемое посредством химии обретается и без неё; наркотики не нужны для достижения высот, они нужны лишь в качестве ускорителя на определённых этапах…»

У. С. Берроуз

Глава о середине абстрактного пути

Прошло восемнадцать часов с того момента, как Стальские забрали меня из города, и я с тех пор не сомкнул глаз. Алкоголь не смог помочь мне уснуть, гашиш не смог помочь мне уснуть to. И вот, Марта завтракает приготовленным мной специально для неё завтраком, а я сижу напротив неё и смотрю в одну точку.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает она добрым голосом, а я отрицательно качаю головой и продолжаю смотреть в одну точку.

В моих мыслях сожаление о том, что я – презренный трус. Во всём.

– Спасибо, мой хороший, очень вкусно, – говорит Марта, ставя тарелку в раковину и открывая кран.

– Оставь, я сам помою, – говорю я, затем кладу голову на лежащие на столешнице руки.

– Я отправила обязательные экземпляры газеты куда надо. Не беспокойся об этом, – говорит Стальская и трогает меня за плечо.

Через пятнадцать минут она уезжает на работу. Я поднимаю голову, смотрю на часы на микроволновке, – они показывают ноль семь тридцать пять. Превозмогая немощь, встаю со стула и беру из кухонного шкафа банку с надписью «Кориандр». Достаю из-под раковины ранее припрятанный собственноручно изготовленный аксессуар для курения гашиша. Делаю плюшку. Завариваю плюшку. Выдыхаю. В комнату входит сонный Стальский. Он хотел только попить воды но, увидев чем я занимаюсь, решает составить мне компанию. Через десять минут мы оба под действием «тетрагидро…». Я смотрю на пижамные штаны Глеба, – их причудливый узор начинает шевелиться. «Это остаточное явление от психотропов», – говорю я себе. Открываю ещё одну жестяную банку пива и жестом предлагаю Стальскому. Когда он жестом отказывается от пива, я начинаю пить прямо из банки. Чувствую толчок в желудке. «Чёрт. Только не это», – равнодушно думаю я о перспективе наблевать прямо на пол гостиной. К счастью это оказывается ложной тревогой. У меня появляется желание рассказать Глебу о моём недавнем трансцендентальном опыте, но лень оказывается настолько сильной, что я не в силах открыть рот. Глеб встаёт со стула и направляется в сторону дивана. Кое-как доходит до него и ложится, закинув ноги на подлокотник. Я смотрю на спящего Стальского и завидую ему. Мне-то сон недоступен. Вспоминаю советский фильм-сказку про мальчика или девочку, который (…ая) попал (…а) в сказочную страну, где сон продаётся в склянках по очень высокой цене, и заправляет всем этим злая королева или король.

– Мне вчера приснился сон, – не открывая глаз, сказал Стальский.

– Ымм… – промычал я.

Глеб открыл глаза и принял вертикальное положение. Видимо настрой его поменялся, потому что он продолжил говорить бодрым голосом:

– Мне на днях приснилось, что я стал членом банды, и… Короче, я вступил на этот путь… Это был мой выбор. Я решил идти до конца, и, чёрт побери, я шёл до конца. Мы занимались разными делами… Однажды на нашу малину наехали копы. Я, вооружённый пистолетом, застал врасплох какого-то полицейского молокососа, он был молод, красив и статен, уже имел высокое для своих лет звание, полученное благодаря протекции. Во сне сразу понимаешь всё, что хотел бы понять, – голос Стальского задрожал. – Так вот этому пижону для полного счастья не хватало только понюхать пороху, чтобы потом хвалиться перед коллегами. Ну, ещё, чтобы его толстопузый папаша-коррупционер, который и устроил его в органы, тоже хвалился своим высерком. Типа: «Так их, сынок, дави эту мразь, как я давил…»

– Ага-ага, – я заинтересованно закивал головой.

– Вот… Этот тип в дорогом костюме и с пистолетом в руке, думал, что он никак не меньше Джеймса, мать его, Бонда. Он решил, что я – мелкая гангстерская сарделька – стану лёгкой добычей для него, что он ещё в процессе задержания будет пачкать мне мозги какой-нибудь житейской мудростью, выдавая её за свою, а на самом деле подслушанную от своего папаши и его коллег, которым в свою очередь кто-то тоже в уши нассал… Он уже набрал в лёгкие воздух, чтобы облить меня порцией тупорылой ментовской риторики, когда я выхватил ствол и взял инициативу в свои руки.

– Ага-ага…

– И вот, короче, мой брючный ремень плотно обвит вокруг шеи мистера крутого копа, а мой пистолет вплотную приставлен к его же спине. В глубине складских помещений я слышу, как мои подельники отчаянно отстреливаются от коллег моего живого щита. И что ты думаешь? Мистер Бонд даже не думает волноваться за свою шкуру. Этот мудозвон совершенно уверен, что это никак не последние минуты его поганой подражательной жизни. Напротив, я чувствую, что он радуется, что смог попасть в такую передрягу, что теперь-то уж никто не скажет, что за мальчонку «попросили». Я прям вижу, как он втопчет меня в грязь, а потом манерной походкой уйдёт в закат, чтобы потом лечить всех и вся своим авторитетом! Он уже в мыслях был на пикнике (в папашином коттедже) с друзьями и невестой, уже предвкушал, как будет рассказывать им о том, как повязал опаснейшую банду, как завалил несколько головорезов…

– Ага, – мне стало по-настоящему интересно.

– «Ты, конечно, понимаешь, что для вашей банды всё кончено? Сейчас тебе надо сделать всё правильно…» – покровительственный тоном заговаривает со мной «мистер Бонд». «Сейчас ты опустишь ствол…» Бах-бах!!!

– Ох, бл…! – я вздрогнул, когда Стальский пальцами, сложенными в виде пистолета, изобразил выстрелы.

Я даже слышал эти выстрелы, и сейчас из среднего пальца Стальского струился дымок. «Остаточное явление от приёма психотропов», – объяснил я себе.

– Вот так вот! На полуслове, я позволил себе перебить уважаемого человека, – Стальский замолк в раздумье.