и так безнадежно растрёпаны
твои сердцеволокна.
* * *
Мы выжимаем друг друга полностью,
до едкой боли в брюшной полости.
Мы надеваем любовь навыворот,
спасет нас только дыхание рот-в-рот.
* * *
Давай остановимся на хорошем,
хотя бы раз в жизни всё будет
правильно,
ты скажешь «спасибо», а отблеск броши
отчётливо крикнет мне «до свидания!»
Давай ни разу не попрощаемся,
чтобы не сковывало внутри,
и так постоянно мы совращаемся,
оборачиваясь на счёт «три».
* * *
Знаешь, а ведь когда
молишься,
то и правда
становится легче,
к Богу ведь
не притронешься,
он нас издалека лечит.
Знаешь,
я так устал дико
постоянно куда-то
ломиться,
я теперь подышу тихо,
посмотрю,
как взлетают птицы.
* * *
На его имя предательски
отзывается твоё тело,
смеёшься и плачешь —
воюешь сама с собой.
Я помню, ты до последнего
не хотела
верить в эту
катастрофически
хорошую любовь.
* * *
Я весь на твоей ледяной ладони,
я просто рентгеновский грёбаный снимок,
я перестал думать о чём-либо, кроме,
я стал уязвимым,
я стал уязвимым.
А ты продолжаешь
топить или плавить
вулканом /течением быстрой реки.
Боюсь отпустить тебя или оставить
чуть дальше вытянутой руки.
* * *
Спой мне эту чёртову колыбельную,
я на грани, не видишь, что ли,
на душе якори корабельные,
не давай в нас сочиться боли
и пришей свои чёртовы губы
прямиком к моему виску.
Тебя никто никогда не полюбит,
пока не выжжешь эту строку,
пока не станет солёной вода,
смотри в упор на меня – не отстану,
не полюбит никто никогда,
пока я не перестану.
* * *
Каждый вечер возле моря
происходит суицид —
солнце тонет, солнце тонет,
что же у него болит?
Беспристрастно, мягко, плавно,
всё решив, обдумав, взвесив.
У меня вопрос есть главный:
знает, что оно воскреснет?
Знает, что придётся снова
новый день мотать по кругу?
Если ты разочарован,
то возьми его за руку.
И оно тебе расскажет,
не поехать как с катушек,
наслаждаться мигом каждым,
наполняя светом душу.