Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

– Падам до ног ясновельмознего, тоць-в-тоць бедный Соломон, не маю ни единого гроса, а маю зенку, та маленьких дзиток, зиву соби бедно, бьюсь як рыба об лед и бозусь Богом отцев моих, сце не маю полузки! – Говоря это, он схватился за карман, как бы боясь, что золотая монета выпрыгнет оттуда и изобличит его во лжи.

– Ты был прежде в Литве? – продолжал молодой незнакомец, не слушая его.

– Якзе, якзе, пане!

– И три года только в Новгороде?

– Тоць-в-тоць, пане.

– Так и есть – тебя-то мне и надобно.

– О! Веймир, веймир! – завопил жид плачевным голосом. – Сцо то есть, присла зыдку халепа… я узе сказал вельмознему – у меня нет ни полузки, зовсим раззорился, не маю на сцо купить хлиба для бедных дзиток.

– Черт тебя побери и с твоим богатством, какое мне до него дело! Скажи лучше, знаешь ли ты атамана Грозу?

Жид побледнел.

– Не знаю, вельмозней пан, як Бога кохам, не знаю.

– Врешь, предатель! Ты знаешь его, несколько дней тому назад он был в Новгороде, у тебя… Правда ли это? Отвечай! Что ж ты молчишь? Признавайся, жид, или… – Незнакомец взялся за саблю.

– Змилуйся, не погуби! Зена, дзитки останутся без куска хлеба.

– Отвечай, знаешь ли ты атамана Грозу?

– Ни… знаю, пане, ей зе Богу знаю, пане, ей зе Богу знаю, только змилуйся.

– Ты также наверно знаешь, где он теперь?

Жид поклонился.

– Одевайся же и сейчас в путь; ты должен проводить меня к нему.

– Ай, ай, ай!.. Как зе это мозно? Атаман меня вздернет за это на первую осину, а сцо будет тогда с зеною и дзитками, кто даст им ковалек хлеба?.. Никак, никак не мозно!

– А если я дам тебе вот это?

Незнакомец вынул несколько золотых монет.

– Это мне за то, сцо я провожу твою милосць до атамана? Зараз… зараз, ясновельмозней… я буду зараз готов. – Глаза жида горели, как глаза волка, который увидал добычу; схвативши золото, он одним прыжком скрылся в дверь и вскоре опять возвратился, закутанный в черный широкий плащ; незнакомец встал со своего места, накинул бурку, подал знак еврею, и они вышли из хижины.

Как не буря воет по полю,
И не ветер свищет по лесу,
То собираются молодчики
За добычею, за промыслом.
Только солнце лишь закатится
И ночь темная заступит день,
Мы разгуливаем, тешимся….

Так пели разбойники, и песня их страшными отголосками раздавалась по лесу. Они сидели на небольшой поляне, окруженной со всех сторон высокими деревьями; кое-где торчали пни обрубленных дубов… Пламя от костра зажженных сухих ветвей озаряло зверские лица пирующих: одни из них цедили из бочонка пенистый напиток и пили, другие, более опьяневшие, храпели около огня – все свидетельствовало, что это был отдых после кровавого промысла. Солнце едва только показалось белым шаром на востоке.

Первый разбойник. Эй, Панура! Налей-ка мне еще ковшичек этого заморского пойла.

Второй разбойник (наливает и подает ему). Да не будет ли пить-то, Васюк? У тебя и так язык не ворочается; лучше ложись да спи, а то погляди, лыка не вяжешь.

Первый разбойник. Молчи, чертов сын! Знай – наливай, я даром что пьян, а уберу десятерых сухопарых, как ты… После такой схватки, какая была сегодня ночью, не грех и выпить.

Третий разбойник. Что правда, то правда! Поработали мы, ну да зато и добыча изрядная: все товары, которые везли купцы в Ладогу, все захватили, и вот еще два бочонка заморского вина; да если бы атаман, так не уйти бы и им самим, а то вишь какой милостивый? За что-де проливать кровь христианскую. Попадись-ка он в руки к этим христианам, так они его помилуют – попотчуют двумя столбами с перекладиной.

Молодой разбойник. Смотри, говори, да не заговаривайся: услышит атаман! Так не уцелеть твоей голове на плечах.

Третий разбойник. Что и говорить, важное кушанье твой атаман! Мы, брат, народ вольный – хочем, так слушаемся, а нет, так выберем другого…

Второй разбойник. Полно болтать, и впрямь у тебя язык долог – осину не удивишь, как раз заставят плясать между небом и землею… А что, – продолжал он, обращаясь к молодому разбойнику, который сидел на обрубке пня и в раздумье чертил ножом на земле, – а что, товарищ, где теперь атаман?

Молодой разбойник. Сидит на холме – вот там, что направо от оврага, смотрит на дорогу к Новгороду, да то и дело вздыхает.

Третий разбойник. А что, сердит он?

Молодой разбойник. Больно сердит – слова не добьешься.

Четвертый разбойник. Что за притча такая! О чем он так скучает? Неужели все по той же девушке, которую искать посылает нас, да и сам ездит? Знать, он ее больно любит.

Второй разбойник. Да ты то говори: мы вот как побываем на промысле, да захватим хорошенькую добычу, так и черт нам не брат: пьем напропалую, гуляем, а он всегда после этого становится скучнее, вина в рот не берет.

Пятый разбойник. А мне так кажется, что он с ума спятил: помните, товарищи, как он в последний раз возвратился из Новгорода такой грустный, сердитый, что мы боялись и подступиться к нему; вот он и собрал нас всех, да и начал толковать: о родине, о царе, о преступлении, которое лежит на душе его, о какой-то крови, которая, вишь, на нас жалуется Богу… уж он, молол, молол, я, право, ни одного слова не понял.

Молодой разбойник. А я так понял, что говорил атаман – и говорил он правду. Товарищи! Не век нам быть разбойниками, не век проливать кровь невинную! Да и что ожидает нас? Сегодня ли, завтра ли – все не миновать виселицы! Так не лучше ли услужить чем-нибудь своей родине, умилостивить царя? Быть может, он и простит нас, забудет наши преступления и мы опять возвратимся по домам – у кого есть родные, тот к родным пойдет, а у кого нет, тому Русь будет матерью… Вспомните, товарищи, о спасении души! Вспомните, с чем предстанем мы пред Господом – с руками, обагренными кровью своих братьев…

Между разбойниками поднялся ропот.

Первый разбойник. Черт его возьми! Сладко говорит, не хуже атамана.

Второй разбойник. А что, ведь он дело говорит!

Третий разбойник. Дело-то дело – да как быть тут, ведь не в монастырь же идти. – В это время ближний куст раздвинулся и бледное лицо Еврея показалось оттуда.

– Доброе утро, доброе утро! – говорил он, кивая головой.

Первый разбойник. А! Предатель, зачем ты здесь?

Еврей. Есть треба до пана атамана…

Второй разбойник. Небось пришел получить награду, которую обещал тебе атаман за твою услугу? Спасибо, брат, потешились мы по твоей милости нынешнюю ночь, а просить денег не советую – пан атаман вздернет тебя на осину…

Еврей. А за сцо же? Я любя вас сослузил славную слузбу.

Третий разбойник. Да и он тебя повесит любя: с нами, брат, и не жид будь знаком, да ходи дальше, а Иуду-предателя жалеть не будем – веревку на шею, да и поминай как звали!..